Сделано из отходов - Андрей Кивинов

Дыня в наличии отсутствовал. Что вполне резонно, погоды дивные стоят. Шурик с досадой захлопнул тяжелую дверь и взглянул на часы. Поздновато.

Он планировал нагрянуть сюда часиков в семь-восемь утра, вытащить Дыню прямо из постели и, не дав принять душ и выпить кофе, проводить до отдела, где как следует прочистить мозги. Чтобы не лезли туда всякие незатейливые мысли.

Но в шесть утра самого Шурика вытащил из постели звонок дежурного по поводу сыгранной то ли учебной, то ли боевой тревоги. Надлежало срочно прибыть к месту службы, иметь при себе трехдневный запас провизии, смену белья, компас, карту Ленобласти и какой-то курвиметр. «Чего-чего?» – «Курвиметр». – «А чтой-то?» – «Да Бог его…»

К отделу Стрельцов прибыл, как и велели, в течение часа. С банкой сгущенки в одном кармане и парой штопаных носков в другом. На пороге стоял Герман Андреевич с хронометром и проверяющий в камуфляжной военной форме с полковничьими погонами. Получив справедливый нагоняй за отсутствие необходимого снаряжения, Шурик отправился в кабинет до особого распоряжения. Тревога оказалась учебной, но народ продержали в боевой готовности до одиннадцати часов. Рома вместо курвиметра притащил спиртометр, видно, не расслышал по телефону…

Нанеся еще один контрольный удар ногой в дверь Дыни, Стрельцов окончательно убедился, что с визитом опоздал и операцию по оздоровлению Дыниных мозгов придется перенести на завтра. Во дворе он заметил пьяницу Обезжиренного.

Обезжиренный шлепал к своему подъезду, громыхая по асфальту лыжными ботинками.

– Семыкин! Иди сюда.

– Здравствуйте, товарищ Стрельцов. Вы все в трудах, в заботах?

– А ты все на лыжах катаешься? Лето ведь, Семыкин. Дыню не видел?

– Сигареткой не угостите?

– На.

– Не, не видел. А что случилось?

– Слушай, Семыкин, ты зачем третьего дня в универсаме прямо в холодильник отлил? А?

– Я?!!

– Нет, я! Что, не донести было до улицы? В глаза, в глаза смотрим! Вот так. Это статья, Семыкин. Бакланка. В одни ворота.

– Меня подставили, товарищ Стрельцов.

Тамбовцы.

– Да? Какие негодяи. Правильно мы им войну объявили. А ты сам часом не тамбовец? Короче, Семыкин, пошли в отдел, там разберемся, кто кого подставил. Ты в универсаме на пару миллионов товара испортил. Кто возмещать будет, лыжник?

– Участковый уже допрашивал меня по этому поводу.

– Тяжело в лечении – легко в гробу. Пошли, пошли, Семыкин. Участковый – это участковый, а я-то – за справедливость.

– Ой, вспомнил! Дыню ищете? Так он час назад вместе с Бобом на остановку пошел. С рюкзаком и лопатой. Я спросил, никак клад копать идете? А Боб ответил: «Нет, дядь Юр, картошку». Какая ж нынче картошка? Она в августе созреет. Помню, когда я в деревне жил…

Шурик не стал слушать воспоминания из жизни Обезжиренного. Матюгаясь на весь двор, распугивая голубей и старушек, он помчался в направлении любимого отдела.

В дверях Стрельцов столкнулся с Листопадом.

– Окурки из пепельницы выбросил?

– Уборщица есть.

– В кабинете запрещено курить!

– Герман Андреевич, какое курево, я второй год на игле!

– Уволю!

– Увольняйте!

Рома штудировал Фрейда. Шурик влетел в кабинет, схватил трубку, второй рукой принялся лихорадочно листать старенький телефонный блокнот.

– Егоров, братан! Стрельцов. Потом поздороваемся. Когда «Аврора» из Москвы приползает? Так, так! Ну, черт, твоя мама – не женщина! Слушай быстрее. Надо тормознуть паровоз! Помнишь те рельсы ломаные? Да, да! Мои обморозки сегодня поехали! Рванут гранатой пути и обчистят трупы! Да, шучу! Хазанов прямо! Короче, поезд тормози! Как хочешь, братан! Откуда я знаю, точно или нет?! А если точно?! Сколько там народу?! Ты чего, братан, быкуешь в натуре? Какой убыток? Ох, бля… Давай телефон!

Рома оторвался от Фрейда. Шурик чирканул на календаре номер, нажал на рычаг, сунул в рот сигарету.

– За чей, видишь ли, счет убыток? За мой, блин! У меня дедушка в Америке, оплатит, если что, старикан. Так, Ромик, бросай свою психологию, все равно без пользы, возьми адрес Дыни, садись возле дверей и жди, пока кто-нибудь не придет. Либо он, либо мамаша его.

– И сколько ждать?

– Хоть до утра. Я сяду у его приятеля. Всех в отдел и в камеру.

– Нашел мальчика на мусорных бачках сидеть. У меня…

– Будешь сидеть, салабон дешевый! – рявкнул Стрельцов так, что задрожали стекла в кабинете. – Ты зачем сюда приперся, молокосос, жопу протирать?!! Щегол! Быстро в адрес!

– Не ори, не командир!!! Нормально говорить научись, псих!

Палец Стрельцова нечаянно соскочил с диска, Шурик саданул по рычагу, матюгнулся и повторно набрал номер.

Начальник линейного транспортного отдела в тему въехал быстро, пообещал сделать все, что возможно, хотя останавливать на неопределенное время экспресс без видимых причин очень и очень чревато. Мало того, материальный убыток, так еще и пассажиры хай поднимут. Ладно, если что, спишем на звонок неизвестного. «Устроишь звонок?» Хоть двадцать!

Также транспортный шеф пообещал быстренько направить людишек на место двух первых происшествий. Бог любит троицу, глядишь попадутся.

Шурик немного успокоился, положил трубку и наконец чиркнул зажигалкой.

– Чего надулся, Роман Сергеевич? Это тебе не Фрейд! Так и быть, сидеть на мусорном бачке не обязательно, это я так, вспылил. Постовых поставим, им все равно, где службу тянуть. Я договорюсь с Глистопадом. Он, правда, блин, уволить грозился. А не хотелось бы, на самом-то деле…

– Осторожней. Прямо под рельс давай. Во. Как тут и была. Да погодите вы, ваше преосвященство, землей-то сыпать. Надо проводочки соединить сперва.

– Ты знаешь как?

– Не дурнее Кикиморы. Разберемся. Красный, синий, черный, желтый. Красный, наверное, надо с синим.

– Почему?

– У нас в ванной – красная ручка и синяя. Горячая вода и холодная.

– А черный и желтый – это такси!

– Верно! Кикимора – лох!

– Давай соединяй. Аккуратнее, не перепутай.

– Не писай в колошу, Дыня, не перепу… «По заказу двух друзей из Санкт-Петербурга наша радиостанция передает „Реквием“ Моцарта…»

Гришка шмыгнул в подъезд, осмотрелся. В отличие от их дома, здесь имелось люминесцентное освещение, и зрение напрягать не пришлось. Да, клевый подъезд. Код на дверях, дополнительный замок. Стены сияют белизной, будто постираны «Тайдом», и не используются под автографы всякими оболтусами. Свежевымытый пол. Даже ручки на дверях особенные, под старину. Хорошо живут буржуи. Так, хватит, не музей. Куда бы встать?

Прошмыгнув просторный холл, мимо двух раздвижных дверей лифтов, и открыв стеклянную дверь, Гришка очутился в небольшом коридоре, где вдоль стен висели почтовые ящики. В конце коридора стояла пара квадратных колонн, за которыми чернели небольшие ниши. Дворники хранили там кое-какой инвентарь – метлы, совки, тряпки. Гришка втиснулся в свободную нишу.

Отлично, в самую пору. Он расстегнул куртку, вынул из-за пояса трубу, обмотанную с одного конца изолентой. Пару раз стукнул по ладони. Тяжелая игрушка, «башню» размочалит с одного удара.

Взглянул на часы. Осталось пять минут. Работать придется на слух, баба за почтой не пойдет, а самому отсвечивать перед лифтом опасно – срисуют, запомнят. Да, кстати…

Гришка вынул из уха серьгу и положил в нагрудный карман. Затем достал заранее купонную в ларьке кепочку и напялил на голову, максимально опустив козырек.

Главный залог успеха – быстрота. Услышать, как откроется дверь, выскочить из засады, глянуть сквозь стекло и…

Тьфу, а если это не она? Или кто-нибудь ее сопровождает? Тогда… Придется отложить. Да нет, успокойся, в это время парами не ходят, поздно уже. Так, повторим приметы – двадцать пять, черные волосы до плеч, голубые глаза, красное платье. Глаза рассматривать будет некогда, но что платье красное – это хорошо.

Гришка почувствовал, как вспотела ладонь, сжимающая трубу, и быстро вытер руку о джинсы.

Трубу он нашел в соседнем дворе, где возле глухой кирпичной стены народ организовал свалку металлолома. Чтобы у другого народа не возникало претензий, на стене вывели яркую надпись «Место для отходов», вроде как узаконив грязное дело. «Место для отходов»… Во, Григорий, уловил аллегорию? Ты, по большему счету, тоже отходы.

Неужели не доходит, что тебя используют, подобрав на свалке, как не нужное никому барахло, как вторсырье. Сделан ты, Григорий, из отходов.

Тихо. Хватит мусолить, пошли вы все… Не маленький. Это просто нервы. Лишь бы лифт стоял где-нибудь наверху. Хотя бы на втором этаже. Секунд пятнадцать будет в запасе. Что это стучит? Бляха, зубы! А рожа мокрая, как из-под душа. Ищу работу с риском. Нашел. Он сжал зубы, смахнул пот с ресниц, напряг слух. Тихо, кажется, идет.

Стук каблучков по ступенькам, щелканье кнопочек кодового замка. Скрип петель.

Она! Никакой другой быть не может!

Гриша на цыпочках покинул нишу, допрыгал до дверей и… Выглянул в холл.