Личное счастье - Любовь Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что, набегался? – спросила Зина. – Может, пойдем поедим мороженого?
– Ой! – обрадовался Антон, который в азарте своих потрясающих открытий совсем и забыл о белом медведе, сидящем на ледяной скале.
Да, Зина сказала правду. Белая скала стояла среди зеленых деревьев, длинные радужные сосульки сверкали на ней, и белый медведь поглядывал на Антона сверху, когда они с Зиной поднимались по узкой лесенке.
Если сказать правду, девушка, разносившая в металлических вазочках холодные разноцветные шарики, была не очень-то приветлива. Зине и Антону пришлось порядочно подождать, пока девушка обратит на них внимание. Но ничто не могло испортить их хорошего настроения. Они отдыхали здесь в холодке, предвкушая удовольствие.
И вот оно, это удовольствие, наконец наступило: по четыре шарика лежало в их вазочках – сливочное, шоколадное, ореховое, крем-брюле. Антон осторожно трогал ложечкой то один шарик, то другой, стараясь уловить разницу во вкусе. Он был счастлив!
В эту счастливую минуту кто-то сидящий за соседним столиком спросил:
– Который час, Женя?
– Третий, – ответил женский голос, – успеем еще.
У Антона застыла ложечка в руках. Третий! Третий час! В три часа Яшка будет ждать его на задворках. И, если Антон не сделает то, что он велел, вся Антонова жизнь разобьется вдребезги.
Мороженое вдруг потеряло вкус. Гора, на которой сидел белый медведь, превратилась в груду белой известки, а волшебные сосульки оказались просто разноцветными стекляшками.
– Зина, пойдем скорей домой, – попросил Антон, – пойдем прямо сейчас, а?
Зина удивленно раскрыла глаза:
– Что это ты? А ведь мы еще на пруд хотели. И на круговом троллейбусе покататься!
– Нет, пойдем лучше домой!
– Да ты же еще и мороженое не съел!
Антон торопливо проглотил оставшийся у него полурастаявший шарик и слез со стула.
– Съел. Пойдем.
Зина только пожала плечами.
Антону казалось, что прошло очень много времени, пока Зина расплатилась, пока они спустились вниз по узкой каменной лестнице, пока дошли до высоких ворот. Дворцы и сквозные арки остались позади, они отходили за купы деревьев, как сон, приснившийся среди дня. Большой фонтан шумел, будто осенний дождь, золотые статуи тяжело громоздились у водоема, и уже ни лиц, ни улыбок, ни манящих рук не было у них, – лишь сплошные блики раскаленного золота, от которых слепли глаза.
– Да чего ты так торопишься? – сказала Зина, придерживая его бегущий шаг. – До вечера далеко еще.
Зина была чуть-чуть обижена. Так звал ее Антон на Выставку, ревел даже. А теперь, когда его желание исполнилось, он бежит домой и не оглянется на все эти чудеса, которыми только что восторгался. Не поймешь его никак!
Антон всю дорогу был молчалив и задумчив. Он еле понимал, о чем разговаривает с ним Зина, еле отвечал ей. В голове было только одно: как ухитриться достать из комода черную сумочку – Антон даже в мыслях избегал называть ее маминой, – как достать из сумочки деньги и как выйти с этими деньгами из дома, чтобы Зина ничего не заметила?
Придя домой, Зина тотчас сняла свое праздничное платье, надела халатик и поспешила на кухню.
– Сейчас будем чай пить, Антон. Мой руки.
– Ладно.
Но через пять минут, войдя в комнату, Зина увидела, что Антон исчез. Ей бросилось в глаза, что один из ящиков комода неплотно закрыт и уголок желтой скатерти торчит оттуда. Зина машинально поправила этот уголок и закрыла комод. Что же это с Антоном? Неужели опять Клеткин?..
А бедный Антон уже снова был во власти своей тоски. Весь дрожа от того, что Зина чуть-чуть не застала его около комода, куда она кладет сумку с деньгами, он шел к Яшке, зажимая в руке рублевку.
Наступающее лето, игры на пионерском дворе, дружба с Зиной, сегодняшний праздник – все было омрачено. Он опять идет к Яшке. И никак нельзя ему не идти туда. И никак нельзя освободиться от этого.
Но может все-таки что-нибудь случиться. Вот, например, Яшка возьмет да и уедет куда-нибудь и никогда-никогда больше не вернется на их улицу. Или Яшкин отец вдруг скажет: «А не поехать ли нам жить в какой-нибудь другой город, а то что ж мы все в Москве да в Москве?»
А то еще может случиться, что милиция поймает Клеткина, когда он снова полезет за вареньем. Разве не может? Вот бы тогда хорошо стало жить Антону! Легко, просто, как всем ребятам, как Петушку, как Вите Апрелеву. И он бы, как все ребята, ничего не боялся, ничего не скрывал. Готовился бы в пионеры, как все. А сейчас? Разве может он – такой! – вступать в пионеры!
Все возможности освобождения прикидывал Антон, кроме одной, самой верной: взять да и рассказать отцу и Зине о том, что случилось. Но Антон даже и подумать об этом не мог, на такое признание у него ни за что не хватило бы духу.
А Зина по-прежнему ничего не замечала…
ТОСКА
У Тамары дни проходили словно в каком-то мучительном сне. Она не могла разобраться в своих чувствах, которые не давали ей покоя. Мимоходом виденное пламя в мартеновской печи их завода, которое шумело и бушевало за черной заслонкой, вот это самое пламя, казалось ей, шумит и бушует в ее душе, испепеляет ее.
Тамаре не с кем было поговорить. В школе у нее не оказалось настоящих друзей. Раньше, когда она еще училась в шестом классе, Тамара почему-то была уверена, что дружба с товарищами зависит только от нее. Захочет она подружиться с кем-либо, так подружится. Ей и в голову не приходило, что кто-то может отказаться от ее дружбы.
И вот сейчас, когда ей необходим был верный друг, подруга, которой можно до конца довериться, можно рассказать обо всем, что мучит душу, вот сейчас-то и оказалось, что у нее совсем нет друзей. Да и с кем подружиться Тамаре? Девчонки в классе все такие недалекие, сентиментальные. Ребята – грубые, примитивные. Одни вечно возятся на пришкольном участке, чего-то там сажают, что-то к чему-то прививают и делают вид, что это им очень интересно. Другие не вылезают из книг. Третьи носятся с пионерским лагерем, с какими-то кружками, с какими-то экскурсиями. А как одеты! Штаны широкие, пиджачишки потертые. А у Васи Горшкова вечно колени на брюках вздуваются. И, главное, это им все равно, они даже не замечают этого!
Ах, Рогозин, Рогозин…
Если бы не встретился Тамаре этот человек, откуда бы она знала, какими бывают настоящие люди? Все стихи о любви, которые она читала, разве не о нем? Разве не о его глазах, похожих на озера, рассказано в тех стихах? Какой он особенный, какой непохожий на других, всегда задумчивый и печальный. Да, таким был принц Гамлет, не нашедший в жизни своего счастья.
Рогозин никогда не жалуется. Но Тамара знает, что ему нужна другая жизнь – яркая, нарядная, праздничная. Это всегда проскальзывает в его речах. Он так создан, он не виноват. Если садовый цветок вянет в огороде, этот цветок не виноват, что он садовый!..
Но что делать Тамаре?
Может, пойти с ребятами в поход? Лесные и полевые дороги, купание в реках, ночевки в колхозах… Тамаре тотчас представилось, как идет она с рюкзаком за плечами по знойному проселку. Солнце печет, лямки трут плечи, хочется пить, ноги устали… А впереди этой дороге и конца нет! И сегодня, и завтра, и послезавтра все то же. Ночевать где-то на сене, без простынок, сено колется. Утром вставать на заре, когда снятся самые хорошие сны… Ой, да к чему это все!
Но что же делать Тамаре?
Вот уже вторая неделя пошла, как она в последний раз видела Рогозина. Двенадцатый день. Одиннадцать с половиной дней! Сколько раз она брала телефонную трубку и снова бросала ее. Иногда бросала сразу после первого же гудка. Иногда, услышав женский голос, сдержанный, холодноватый голос матери Рогозина, она робко опускала трубку на рычаг. Ян не подходил к телефону.
Чтобы как-то рассеяться, Тамара ходила в кино. Иногда со своей школьной подругой Лялей Капустиной, но чаще одна: уж слишком глупа и пресна была эта толстая белесая Лялька.
Уезжала за город на дачу к Олечке. Но о чем было говорить с Олечкой, если нельзя говорить о Рогозине? При каждом упоминании этого имени Олечка поднимает на нее свои медлительные глаза, в которых так и чудится Тамаре тайная насмешка. Нет, подальше от Олечки.
Часто она бродила около переулка, где жил Рогозин, в надежде случайно встретить его. Но ничего не получалось. Встречи не было. Покоя не было. Пустые дни проходили один за другим.
Сегодня Тамаре приснился необыкновенный сон. Она плыла в лодке по тихой реке, и в воду с неба падали звезды. Они были маленькие и тяжелые, будто отлитые из серебра, они плюмкали, падая в воду, и сразу тонули с нежным звоном. Тамара тянулась к ним, очень хотелось поймать хоть одну звездочку, но они проскальзывали меж пальцев или падали слишком далеко. И вдруг одна из них – дзинь! – упала прямо в лодку, и дно лодки осветилось. «Моя!» – крикнула Тамара и проснулась.