Кремлевское дело - Николай Иванов

Каримов в письме напоминал родственникам, чтобы те обратились к «уважаемым людям», которые выхлопотали бы у высших партийных сановников помилование ему и прощение. В числе лиц, к которым следует обратиться этим «уважаемым людям», Каримов назвал Горбачёва.

Но произошла осечка: прежде чем письмо Каримова попало по назначению, оно побывало в руках следствия. Чтобы избежать утечки информации, написанное по-узбекски перехваченное письмо переводили на русский сотрудники КГБ. Любопытная деталь. Когда мы получили отпечатанный текст перевода, то указанные в письме фамилии Горбачёва и других высокопоставленных лиц были опущены. В этой части текст выглядел так:

«Пусть отправит в ЦК КПСС т. _____________ просьбу с описанием моих заслуг. Потому что т. _____________ занимается сельским хозяйством, и меня он хорошо знает».

Предусмотрел Каримов и обратную связь. После выполнения его указаний родственники должны были послать ему в продуктовой передаче два граната.

Было решено дать возможность родственникам Каримова получить письмо от главы семьи. Оперативники брали на себя обязательство проследить за его прохождением, последующими действиями родственников Каримова и других хранителей его капиталов. Мы не без оснований рассчитывали получить таким образом немало дополнительной информации, которая позволила бы более обстоятельно подготовиться к началу операции по изъятию ценностей. Через некоторое время оперативники доложили, что родственники выполнили инструкции Каримова: часть ценностей закопана в гараже его отца. Однако, когда мы попросили познакомить нас со всеми оперативными разработками по этому поводу, чтобы более детально проработать операцию, то получили категорический отказ. И неслучайно. Как позже выяснилось, никакой информации попросту не было. Чекисты с заданием не справились. Организовать наблюдение они либо не сумели, либо не пожелали. О перемещении ценностей судили лишь по двум гранатам, оказавшимся в поступившей Каримову в тюрьму передаче.

Операцию решено было начать 11 ноября 1984 г. Базой её проведения был определён г. Шахрисабз Кашкадарьинской области, в окрестностях которого проживали Кулол-бобо и весь родственный клан Каримова. По договорённости между Генеральным прокурором и Председателем КГБ СССР, которые хорошо помнили, что арест Каримова санкционировал сам Черненко, предполагалась совместная операция двух ведомств, чекисты должны были обеспечивать действия следственной группы Прокуратуры Союза. При обсуждении детального плана уже с конкретными исполнителями из КГБ возникли разногласия. Они настаивали на том, чтобы передать Каримову посылку с условными двумя гранатами, принять от него заявление о «чистосердечном раскаянии», выехать с ним в кишлак Севаз и извлечь то, что он укажет. И всё. Мы категорически возражали. Ну, подыграем Каримову, изымем часть капиталов, которую он указал, а дальше? Ведь убедившись в том, что он якобы всех обвёл вокруг пальца, Каримов замолчит и надолго. Гораздо перспективнее, считали мы, – провести операцию по изъятию всех богатств партийного босса, а затем выложить козыри на стол. Вот тогда деваться Каримову будет некуда. Нам удалось настоять на своём. Чекисты согласились обеспечить операцию автомашинами, военным вертолётом, выделили сотрудников для охраны ценностей. В 11 утра одновременно по 20 адресам начались обыски. Жену Каримова, его взрослых сына и дочь, Кулол-бобо, двух его сыновей и других хранителей привезли на допросы. Поскольку они отказались выдать укрываемые ценности, а доказательств их вины было в избытке, в течение дня многие были задержаны. Мехриниссо, Баходира, Лолу привезли в Душанбе и препроводили в следственный изолятор. Сюда же из Шахрисабза доставили вертолётом Кулол-бобо и двух его взрослых сыновей. В течение первого дня удалось отыскать и изъять уникальное по значимости доказательство: несколько тетрадей, где рукой Каримова, его жены, сына и дочери записывалось поступление различных партий золотых ювелирных изделий, указывался их вес, проставлялась общая стоимость по тогдашнему золотому курсу.

О том, как проходил обыск в доме отца Каримова, стоит рассказать особо. Поскольку мы прибыли без Каримова, ни в коем случае нельзя было показывать, что нам известно о его письме на волю и о месте, где подготовлены для выдачи ценности. Ибо в противном случае последствия для оперативников и их помощников могли быть самыми неприятными. Вполне логично договорились не начинать обыск с гаража: ведь тогда и дураку стало бы понятно, что случилось. Специально ещё раз предупредили об этом старшего группы КГБ, работавшей вместе с нами. Договорились ближе к вечеру, обыскивая помещение за помещением, подойти к гаражу и, вроде бы случайно, обнаружить тайник. Так как обыски шли в тот день и в других местах, наши действия не вызвали бы подозрений. Но каково же было наше удивление, когда примерно через час после начала работы, случайно выйдя во двор, мы увидели, что чекисты роют в гараже землю. И всё это происходит в присутствии родственников Каримова, которые знают о тайнике. Спрашиваем старшего группы госбезопасности: в чём дело? Ведь это даже не дилетантизм, а вредительство какое-то. А вдруг, отвечает, пока проводится обыск, кто-нибудь проникнет в гараж с другого двора и выроет ценности. По всему же периметру двора стоит ваша охрана, говорим, всё просматривается, да и гараж из железобетонных плит. Молчит. А его подчинённые тем временем уже извлекли упаковку с драгоценностями.

Трудно отделаться от мысли, что такой непрофессионализм в работе не был случайностью. Дело в том, что руководил группой оперативников один полковник-контрразведчик. Ввиду специфики работы не называем его фамилии, но отметим, что он даже приблизительно не ориентировался в законодательстве, никогда не держал в руках не только уголовного дела, но и уголовно-процессуального кодекса. Зато был хорошо осведомлён о наших разногласиях с руководством КГБ при разработке плана операции и, в этом позднее не осталось сомнений, получил совсем другие инструкции от своего начальника. Вместе с ним в операции участвовали чекисты из Москвы и Ташкента. Многие из них работали на совесть и немало смогли бы сделать, если бы им не мешали. Так, следователям КГБ, входившим в состав нашей группы, было поручено составление схем, протоколов осмотра и обыска. Московский шеф отменил наше указание. «Наши функции – охрана, а всё остальное – дело прокуратуры», – внушал он подчинённым. И тут же, вопреки собственным директивам, самовольно вмешивался в проведение следственных мероприятий, произвольно снимал охрану с тех или иных объектов. Но мы терпели. Несмотря на все трения, имея поддержку госбезопасности группа могла использовать её людей для организации охраны во время проведения оперативных мероприятий, пользоваться связью и транспортом, в том числе военным вертолётом, видео и фотосъёмкой.