Держитесь, девушки! (сборник) - Надежда Веселовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И учти: если что, я обо всем узнаю, – подытожил Захар. – Меня невозможно обмануть. Да и нехорошо было бы, – прибавил он более мягким голосом. – Ведь я свои обязательства выполняю: комнату предоставил, деньги на хозяйство даю и как женщину пальцем тебя не тронул…
Да, это было правдой. Но Вике вдруг вспомнилось его недавние слова: «клубничка», «варенье люблю клубничное». Плюс гримаса удовольствия, на которую она тогда не обратила внимания, а сейчас ей словно пелену с глаз сорвали. Да ведь для Захарки это два в одном: он насыщается Викой сразу в двух направлениях, отбирая ее импульсы и занимаясь с нею, открытой в этот момент всем ветрам, виртуальным сексом. А прикидывается, хитрец, будто ничего такого…
Ей стало противно, как если бы хозяин по-настоящему полез к ней ночью в постель.
Даже еще противнее, потому что естественное всегда лучше извращенного, придуманного для того, чтобы попрать законы естества. Но что она может сделать – девушка без средств, без собственного жилья и, главное, без воли, которую Захарка уже успел, кажется, поработить? Во всяком случае, в какой-то степени…
А тут еще у Вики стали возникать проблемы со здоровьем, которых она прежде знать не знала. Привыкла ничем не болеть и считала это в порядке вещей. А теперь то голова закружится, то в жар бросит, а иногда просто ноги подгибаются… Странно, неприятно и, главное, совсем не ко времени, потому что болеть ей ни в коем случае нельзя. Если она всерьез сляжет, это будет полная катастрофа. Ухаживать за ней некому… Вика знала, что хозяин поступит с больной помощницей не лучше, чем с отслужившей половой тряпкой, с обсосанной корочкой лимона… Выбросит на помойку, и дело с концом. Трудно, что ли, найти другую девушку, совмещающую в себе донора импульсов, объект виртуального секса и домработницу? Да с его хитростью, пронырством и знанием психологии это раз плюнуть!..
9
Домой Настя возвращалась после того, как полчаса пролежала на холодной клеенчатой кушетке в школьном медкабинете. Ей измерили давление, дали выпить какое-то остро пахнущее лекарство. Потом медсестра хотела позвонить родным, но Настя не сказала номера: бабки тут только не хватало, а мама все равно на работе. Вообще ей хотелось побыть сейчас одной. В конце концов она всех обхитрила: не пошла к воротам, где ждали ребята и, возможно, Николай Дмитриевич, а вместо этого обогнула школу, нашла в заборе дыру и спустилась на улицу совсем с другой стороны. Ей нужно обдумать свои дела – ведь горе, свалившее ее в обморок, не исчезло после того, как она очнулась. Обморок-то прошел, а вот горе никуда не делось.
Настя и раньше чувствовала, что свернуть бабушку с колдовской дороги будет ох как непросто! То самое, что сидит в ржавых гвоздях, в лоскутках под ее подушкой, в обычной воде, которую она по временам молча наливает в миску, – все это засело также и в бабушкиной уже несвободной душе. Колдовство. Даже если человек захочет от него избавиться, оно его так просто не отпустит. Но все-таки остается шанс, если кто-то очень захочет, если окружающие будут помогать ему делом и словом, и, конечно, молитвой…
Недавно в их дворе были похороны: разбился на мотоцикле молодой парень, один из тех, что шумели у них под окнами. Страшно подумать, но это, возможно, сделали с детства знакомые Насте ржавые гвозди… А у соседки Матвеевны после бабкиного лечения поехала крыша – недавно в психушку увезли…
Настя шла, опустив голову, в такт шагам покручивая сумку на длинном ремне. Она любит бабушку и ненавидит колдовство, но их, выходит, нельзя отделить друг от друга. А когда придет время умирать, колдовство должно перейти по наследству… Кому именно? Выходит, что либо маме, либо ей самой…
Прохожие с удивленьем смотрели на девочку, ни с того ни с сего остановившуюся посреди дороги. Зажмурившись, она так отчаянно трясла головой, что прядки блестящих темных волос высыпались из-под заколки и мотались во все стороны. Чуть не налетевший на нее с ходу дяденька расслышал, как она чуть слышно шептала: «Нет, ни за что…» Но когда он спросил, в чем дело, девочка словно очнулась, смутилась и пошла дальше.
Дома слышался разговор и звенели чашки: у бабушки в гостях была Сима из деревни Мокшаны, откуда происходит корень их общего рода. И сама Настя там родилась, только ничего не помнит об этом. Они с мамой перебрались в Москву десять лет назад, когда ей было годика полтора, и вскоре к ним приехала бабушка. А тетя Сима переселилась сама по себе, когда именно, Насте неизвестно.
– Что ж, Нинушка хорошо живет? – спрашивала она теперь, потягивая из чашки чай. Вопрос был задан специально, чтобы угодить хозяйке: бабушка ведь только и ждет, чтобы ее об этом спросили.
– Живет, как собачий хвост – оторвали от кобеля да бросили! – с надрывом отвечала она. – Как ветка, градом побитая… Нормальный мужик резину тянет, а которые рады в дом, те все голяки да пьяницы! Вот и робит Нинка одна в семье, а много ли проку? Сама гляди: из нищеты не вылезаем…
– Да тетенька, как же… чего ж она вас не попросит… – пустилась в причитания Сима. – Насчет мужика-то… Неуж не помогли бы родной-то дочери?
«И это нарочно спросила», – со злостью подумала Настя, стоя за стенкой в кухне, куда ее послали заварить чай.
– Не трави душу! – крикнула бабка. – Десять лет, как разошлись они с Наськиным отцом, все об одном твержу. И есть ведь один – я сама карты кинула – неплохой будто, в цеху начальник! Дурехе моей нравится, а она ему. Дай, говорю, я так сделаю, что семью оставить не побоится, на коленках к тебе приползет! «Не смейте, мама», – вот тебе и весь сказ.
– Да, упрямая Нинушка, упрямая, – в чашку с чаем вздохнула гостья. – Чего уж нос воротить: не пятнадцать ей лет, чтобы в любовь играться!.. ждать, когда черемуха зацветет!..
– А я о чем говорю!
– Но коль она своей пользы не понимает…
– Думала я об этом, – тотчас откликнулась бабка. – Да просто так, на голом месте, туго. Иное дело, если б она мне вещицу его какую принесла, либо карточку… на работе, поди, и карточки есть…
– А так, безо всякого, не выйдет?
– Может, и так бы вышло, – раздумчиво сказала бабка. – Кабы она мне встречь не портила. Все своим норовом мешает, увидит, что я взялась, и сейчас про себя твердит: «Нет, не хочу, на надо мне!» Что тут будешь делать…
Помолчали. Гостья вздыхала из приличия, выжидая момента заговорить о своем деле, ради которого пришла. Слушающей за стенкой Насте эти вздохи казались похожи на лошадиное фырканье.
– Ну а у тебя, милка, чего стряслось? – спросила наконец бабка.
– Помнишь, тетенька, ты мне квартиру отсудить помогла? Когда я с мужиком своим разводилась? – зачастила Сима, торопясь скорее все выложить. – Так вот я эту квартиру сдавала, вначале только комнату, а после всю. Сама на даче жила, зато денежки!
– И почем сдавала? – живо заинтересовалась бабка.
В это время в руках у Насти звякнула крышка чайника, и она не расслышала ответ. Но вслед за тем бабка завистливо причмокнула:
– Хорошо устроилась, милка!
– Хорошо, тетенька! А теперь по глупости моей все пропало. Жилица – девка молодая, приезжая, из себя фу-ты нуты. Зарабатывала где-то и мне платила. А тут лето на носу, может, думаю, она куда отдыхать поедет… вот и спросила с нее деньги вперед. Да еще мне звонили, уговаривали…
– Погоди, – перебила бабка. – Чего горохом сыплешь, не пойму я. Кто тебе звонил? Об чем условились?
– Деньги сулили, тетенька, за квартиру. Больше, чем от жилицы моей. Человек с голосу солидный, не думала, что так меня подведет…
– Посулил деньги, а сам в воду канул?
– Во-во! Канул, тетенька. Теперь о нем ни слуху ни духу, а девку свою, Вику, я уж с квартиры согнала… вот и стоит квартира пустая безо всякой пользы…
– Так снова сдай, только и делов!
– Боюсь, тетенька, – опять вздохнула, словно фыркнула, Сима. – Кому попало сейчас не сдашь, не то тебе же рыло начистят да с лестницы спустят, чтоб больше не приходила. Мне б желательно снова Вику поселить. Девка аккуратная, платить будет исправно…
– Гм, желательно… Ну так от меня-то ты чего хочешь? – спросила бабка.
– Найти, тетенька. Как съехала она, никаких следов не осталось. Разыщи Вику, в ножки тебе поклонюсь!
Бабка всплеснула руками:
– С ума сошла, милка! Как же я тебе безо всякой зацепки человека в Москве найду? Это ж все равно что иголка в стогу сена!
За стеной прошелестел целлофановый пакет.
– А я уж знала, тетенька, что тебе зацепка требуется. Какая-нибудь ее вещица. Только я всю квартиру перерыла, нигде ничего! Говорю ж – девка аккуратная. А все ж нашла. Волосики она свои оставила, на гребенке забыла. Гляди, как намотались, колечком…
За стеной с минуту молчали.
– Можно попробовать, – наконец решила бабка. – Ну-ка, кипяток остыл? Сейчас налью в миску, и бросай туда ее кудель. – Стало слышно, как льется вода и вслед за тем – неразличимое бабкино бормотание.
