Новеллы - Франко Саккетти

Так кончилось дело: священник ушел без зернышек, за одно из которых получил двенадцать лир капитан, а за другое столько же мессер Дольчибене.

То был прекрасный и небывалый товар. И пусть бы подобные вещи проделывались чаще; ведь от этого на свете было бы только лучше. Пусть бы повырезали их у всех других священников, чтобы, выкупая их, они несли двойные убытки; и пусть бы носили они их в мешочке, так как те, кто в живых, не доходили бы до того, чтобы преследовать ежедневно чужих жен и содержать тайком женщин, называя их – кто подругой, кто женой, кто двоюродной сестрой. А детей, которые родятся у них таким образом, они крестят как своих племянников, и не стыдятся того, что святые места битком набиты их наложницами и детьми, рожденными их разнузданным сластолюбием.[55]

Новелла 26

Бартолино, флорентийский портной, будучи в бане в Петриуоло вместе с маэстро Томмазо дель Гарбо и маэстро Дино да Олена, учит их пускать кровь, и т. д.

Не менее мастерского свойства, чем наука мессера Дольчибене, та, о которой речь пойдет ниже и которую использовал портной Бартолино, будучи в бане в Петриуоло[56] вместе с маэстро Томмазо дель Гарбо[57] и маэстро Дино да Олена[58] и разговорившись с ними насчет разных забавных вещей, ибо они, хотя и слыли учеными людьми, были такими же весельчаками, как и Бартолино. Беседуя с обоими этими врачами, он спросил их, между прочим, умеют ли они пускать кровь из ветров. Услышав это, оба достопочтенных человека принялись так смеяться, что не могли ответить Бартолино, но, в конце концов, сказали, что не умеют, но что охотно бы научились.

Бартолино спросил их тогда: «Что бы вы заплатили за это?»

Маэстро Томмазо ответил: «Я готов в отплату лечить тебя всякий раз, как ты заболеешь».

А маэстро Дино сказал, что готов обязаться всякий раз, как ему захочется сшить себе камзол, не заказывать его никому другому, кроме Бартолино.

Тогда Бартолино сказал: «Я согласен. Будьте внимательны, я покажу вам это сейчас».

И тут же, сидя в ванной, он выпустил в воду ветры, которые, забурлив там, немедленно, поднялись кверху и образовали пузырь. Увидев пузырь, Бартолино сказал: «Теперь вам следует взять ланцет и прорезать его».

Все, кто были в бане чуть не задохлись от смеха, врачи же больше других.

Я, писатель, не знаю, что лучше: то ли, что врачи обещали Бартолино, или то, чему Бартолино научил их. Так или иначе, а Бартолино овладел их ремеслом, которое многие из них знают в той мере, в какой научил их ему Бартолино, или даже меньше.

Новелла 27

Маркиз Обиццо да Эсти приказывает шуту Гоннелле немедленно уехать и не оставаться на его земле, и что из этого выходит

Гоннелла, забавный шут, или, назовем его, придворный потешник,[59] показал маркизу Феррарскому не меньше того, что показал Бертолино. Потому ли, что названный шут совершил какой-то пустячный проступок против маркиза Обиццо,[60] или потому, что маркиз хотел пошутить над ним, он строго-настрого приказал ему не оставаться на его земле, пригрозив, что если он останется, то он велит отрубить ему голову. Гоннелла, человек совершенно особого склада, отправился в Болонью, нанял там повозку, наложил в нее земли из Болонской области и, столковавшись с возницей о цене, взобрался на повозку и вернулся на ней к маркизу Обиццо. Увидев возвращающегося в таком виде Гоннеллу, маркиз изумился и сказал: «Гоннелла, разве я не говорил тебе, чтобы ты не оставался на моей земле? А ты приезжаешь ко мне в повозке. Что это значит? Разве ты ни во что не ставишь меня?» И он приказал своим слугам силой взять шута.

Гоннелла ответил на это: «Синьор мой, ради бога выслушайте меня и будьте ко мне справедливы, и велите повесить меня, если я не исполнил вашего приказания».

Синьор, очень желавший выслушать шута, так как полагал, что тот приведет какой-нибудь небывалый довод, сказал слугам: «Подождите немного: пусть он скажет то, что хочет».

Тогда Гоннелла заявил: «Синьор, вы приказали мне не оставаться на вашей земле. Я отправился поэтому тотчас же в Болонью, наложил в эту повозку болонской земли, и на ней я и нахожусь в настоящее время, а не на вашей и не на феррарской».

Услышав это, маркиз, позабавившись доводами Гоннеллы, согласился с ним и сказал: «Гоннелла, ты не настоящая гоннелла:[61] на этой гоннелле столько цветов и так они пестры, что у меня не хватает ни толку, ни уменья против твоей хитрости. Живи, где хочешь: я признаю, что проиграл в этой игре». Благодаря своей забавной хитрости он остался в Ферраре; а повозку он вернул в Болонью. Маркиз же еще больше прежнего стал ценить его.

Таким образом, с помощью остроумного довода, на который не мог бы сослаться ни один из докторов права, Гоннелла доказал свою правоту так, что маркиз не сумел возразить против него, и Гоннелла выиграл на этом

Новелла 28

Сер Тиначчо, священник из Кастелло, устраивает на ночь вместе со своей дочерью молодого человека, думая, что это женщина, и забавная история, которая из этого происходит

Еще более необыкновенно и хитроумно проявил себя тот, кто в этой новелле, будучи мужчиной, изобразил из себя женщину.

Обращаясь к новелле, скажу: в мое время был священником одной церкви в Кастелло, во Флорентийской области, некто по имени Тиначчо,[62] человек уже старый, имевший в прежнее время, подругой ли, недругом ли красивую молодую женщину из Борго Оньисанти; от нее у него была дочь, девушка, бывшая в ту пору, о которой идет речь, большой красавицей и уже на выданье; молва шла повсюду, что она племянница священника и очень хороша собой.

Не очень далеко от того места, где жила девушка, жил молодой человек, об имени и семье которого я умолчу. Несколько раз встретив девушку и влюбившись в нее, он, чтобы побыть с ней, придумал тонкую хитрость, которую и привел в исполнение. Однажды вечером, в дождливую пору, в поздний час, он переоделся крестьянкой, повязал на шею повязку, наложил под грудь соломы и тряпок, чтобы походить на беременную женщину и иметь вздутый живот, и отправился в церковь исповедоваться, как это делают женщины, когда приближается время родов. Когда он пришел в церковь, было уже около часа ночи. Он постучался в дверь и, как только вышел причетник, спросил священника. Причетник отвечал ему: «Он пошел недавно причастить одного человека и скоро вернется».

Беременная женщина сказала: «Ах, я несчастная! Вся-то я истомилась!»

И поминутно вытирая себе лицо полотенцем, больше для того, чтобы не быть признанной, чем от того, что лицо потело, она присела, тяжело дыша, и сказала: «Я подожду его, потому что из-за бремени мне будет трудно прийти снова; и даже если богу угодно будет поступить со мною иначе, я не х.*чу откладывать своего дела».

Клерик ответил ей: «Оставайся в добрый час».

И она стала ждать, а священник вернулся в час ночи. Приход его был велик, и у него было немало прихожанок, которых он не знал. Когда он увидел в полумраке мнимую женщину, то та, тяжело дыша и вытирая себе лицо, сказала, что ждала его, объяснив как и что. Священник стал исповедовать ее. Мужчина, превратившийся в женщину, исповедовался очень долго, чтобы дотянуть до глубокой ночи. Отысповедовавшись, он начал вздыхать, говоря. «Ах, я несчастная! Куда мне идти теперь ночью?» Сер Тиначчо ответил на это: «Это было бы глупо; ночь стоит темная, накрапывает дождь, и, кажется, он усиливается. Не ходите никуда; оставайтесь на ночь с моей племянницей, а завтра рано утром вы пойдете к себе».

Когда мужчина, превратившийся в женщину, услышал это, ему показалось, что он на пути к цели, и, так как ему очень хотелось того, о чем говорил священник, он ответил: «Батюшка, я сделаю как вы мне советуете, потому что я так запыхалась, идя сюда, что, думаю, не могла бы пройти и ста шагов, не подвергая себя большой опасности. А погода плохая, и на дворе ночь, так что я сделаю, как вы говорите. Прошу вас только об одном: если муж мой что-нибудь станет говорить, заступитесь за меня».

Священник ответил на это: «Это уж предоставьте мне».

Мнимая женщина пошла на кухню, куда ее послал священник, и стала ужинать вместе с его племянницей, поминутно утирая полотенцем лицо, чтобы скрыть его. Поужинав, они улеглись на кровать в комнате, которая отделялась от комнаты сера Тиначчо одной только дощатой перегородкой. Едва настало время первого сна, как молодая женщина принялась ощупывать у девушки груди. Девушка между тем уже успела заснуть; а рядом слышно было, как громко храпел священник. Когда беременная женщина привалилась к девушке и та почувствовала, кто поднимается на нее, она стала звать сера Тиначчо, говоря: «Это мужчина».

Ей пришлось позвать священника больше трех раз, прежде чем он проснулся. Наконец, она в четвертый раз проговорила: «О сер Тиначчо, это мужчина».

Сер Тиначчо, совсем сонный, спросил: «Что ты говоришь?» – «Я говорю, что это мужчина».

Сер Тиначчо, решив, что женщина родила мальчика, сказал ей: «Помоги ему, помоги ему, дочка».