Эхо времени - Валерий Гуров

Жрец, в сопровождении служек, деда, любопытных пацанов, робко следующих за ними, идут к полю боя. Солнце стоит высоко. Жара в самом разгаре. Ветра почти нет. От поля, покрытого сухой затоптанной травой, густо усеянного телами убитых, растерзанных тел идет тяжелый дух свежей крови, еще невыветрившегося пота немытых человеческих тел. То тут, то там на поле сидят, стоят скорбные фигуры женщин у тел своих родных. Жрец медленно идет среди них. Иногда останавливается, приказывая перевернуть тело, застывшее в невероятной позе предсмертных судорог. Всматривается в мертвые лица, словно силясь узнать кого-то. Мальчишки с ужасом и любопытством боязливо идут стайкой сзади. Иногда нагибаются, и быстро подбирают какие-то предметы.

Жрец, обойдя поле, поворачивает обратно к стану. На край поля брани, словно вывалившиеся из знойной сини неба, с шумом один за другим садятся невесть откуда взявшиеся стервятники. Боязливо глядя на причитающих женщин, вороватыми прыжками подскакивают то к одному, то к другому телу, приступая к трапезе. Жрец, обернувшись, приказывает отогнать стервятников. Своих предать земле. Чужих оттащить на берег реки. Служки разбегаются по стану собирать людей для совершения обряда похорон.

В живой природе все, что связано с восстановлением, очищением всегда пропитано особым духом, особой аурой, охватывающей участников действа. И не только в мире людей. Кто не замечал, когда в потревоженном физическим воздействием муравейнике муравьи лихорадочно сумбурно мечутся. Но проходит короткое время, и вот уже в какой-то осмысленной, деловой суете исчезают все следы насилья. Среди людей также, все что связанно с погребением совершается в особой атмосфере чувств, которые овладевают каждым вольным или невольным участником сего действа. Нет лишних слов, выкриков, стонов и плача. Все проникнуто пониманием и целенаправленностью. Так что поле брани быстро освобождается от своей кровавой ноши.

Жрец появляется на берегу реки. Тела убитых уложены длинным рядом на песчаном берегу. Жрец отдает короткое распоряжение. Мужчины рассыпаются. Кто к ближайшим деревьям, кто к зарослям тростника. Из всего, что может плавать связывают в плоты и плотики. По мере готовности на них стаскивают тела и, зайдя как можно дальше в воду, сталкивают вниз по течению. Вот и последний, совсем наскоро связанный плотик, перегружен телами так, что с него свисают руки, ноги. Да и сам плотик полузатоплен, но держится на плаву. Его пытаются вытолкнуть на течение. Но он сопротивляется. Течение подхватывает один край, Плотик разворачивается вокруг оси. Течение выталкивает его со своей стремнины. Плотик неожиданно начинает медленно плыть вдоль реки обратно, словно не желая расставаться с провожающими. Неожиданно с близкого берега из прибрежных тростников показалась черная точка – голова змеи. Она ритмично моталась из стороны в сторону, в такт извивающемуся телу. Змея плыла быстро и вскоре достигла плотика. Скользнув вдоль свисающей руки, быстро скрылась в груде тел. В тот же миг плотик вновь зацепился за струю течения, его стало разворачивать к середине реки и он, набирая скорость, поплыл вслед за удаляющимся и скрывающимся за изгибом реки скорбным караваном. Над удаляющейся процессией появились парящие в вышине большие птицы. Привлеченные то ли духом, то ли видом лежащих тел, они до самого горизонта сопровождали плоты, никак не решаясь опуститься на распростертые на них тела, кругами сопровождая траурную процессию.

Жрец, за ним и все остальные отправились назад, на дальнюю окраину стана, где на песчаном взгорье уже была вырыта широкая яма. Вдоль нее завернутые кто в полотна материи, кто в шкуры, кто просто в циновки лежали тела павших. Возле них стояли и сидели женщины и редкие мужчины. Время от времени кто-то наклонялся и пытался поправить на покойнике саванн.

Жрец медленно, тяжело опираясь на посох, прошел вдоль ряда покойников и встал. От окружающей толпы отделилась и встала рядом с ним согбенная фигурка Матери. Взмахом руки Жрец повелел начать обряд погребения.

В яму спрыгнуло несколько мужчин, им сверху подавали тела, укутанные в шкуры-саванны. Они бережно их принимали и укладывали ровным рядом на дно ямы. Появились носильщики с тяжелыми корзинами песка и земли. Они подходили один за другим к краю могилы, и вывали свой груз прямо на тела лежащих. Постепенно тела стали скрываться в слоях песка и земли. Неожиданно сверху метнулась и спрыгнула в яму совсем юная девушка. Она с громким воплем стала разгребать и отбрасывать в сторону комья земли от головы юноши, полуоткрывшейся из-под саванна после падения очередной порции земли. Все произошло неожиданно. В следующее мгновение скорбную тишину обряда разорвали плачь и причитания женщин. В яму спрыгнуло несколько мужчин, они поправили край саванна и стали оттаскивать девушку. Та, рыдая, яростно отбивалась, пытаясь вернуться назад. С трудом мужчинам все-таки удалось вытащить ее из ямы и увести с церемонии. Обряд погребения продолжился. Только мелькание мужчин с корзинами ускорилось. Вскоре на месте ямы возвышался основательных размеров холмик.

День заканчивался. Солнце быстро опускалось к горизонту. Но было достаточно светло, когда Жрец знаком повелел начать обряд жертвоприношения. На вершину холмика принесли несколько овец. Быстрыми, уверенными движениями опрокинули их и перерезали горло. Хлынувшую кровь собирали в большие глиняные чаши. Жрец, с трудом поднявшийся на вершину, взял первую чашу, высоко поднял ее над головой. Тот же час одна из женщин, стоявших внизу, тихо, словно испуганно, высоким голосом затянула печальную то ли песню, то ли причитание. Тут же этот тихий заунывный голосок подхватили другие, и вот над полем в закате тающего дня полилась печальная мелодия десятка женских голосов. Под это заунывное пение Жрец медленно тонкими струйками поливал из чаши свежую землю холмика. Опустошив чашу, опираясь на плечо служки, стал медленно спускаться с холма. Сразу же на холм потянулись мужчины с пучками сухого тростника, сучьев, валежника. Над тушами поверженных овец вырос целый холм сушняка. Расталкивая толпу, появился мужчина с большим дымящимся горшком, из которого время от времени выбивались язычки пламени. Мужчина подсунул горшок под валежник и, наклонившись, стал раздувать. Язычки пламени вырвались из нутра и заплясали на валежнике, разгораясь все больше и больше. Мужчина отпрянул и скатился вниз с погребального холма. Свет от полыхающего костра, быстро заполнил все вокруг, оттесняя густеющую темноту наступающей ночи. Треск горящих сучьев вплетается в высокие печальные голоса поющих женщин.

Понемногу ритуальный костер начинает догорать, стихает и заунывная песнь. К ночному запаху остывающей земли, поля все отчетливее примешивается дразнящий аромат свежежаренного мяса, скатывающегося с погребального холма. На фоне затухающего костра, и густеющей темноты ночи все отчетливее проступает сияющее синью небо.

Из-за холмика выплывает красноватый край луны. Край быстро увеличивается и вот уже красноватый большой диск луны повисает над холмом. На ее фоне сполохи прогорающего костра да вертикальный столбик дыма создают потрясающую своей нереальностью картину. Все замирают в немом изумлении. Видение длиться недолго. Диск отрывается от холма и словно гонимый поднимающимся дымом костра плавно устремляется ввысь по небосводу. Призрачный лунный свет растворяет темноту ночи и заполняет все вокруг. В этом лунном печальном свете люди, переполненные и потрясенные событиями дня, не нарушая тишину ночи, как тени, одиноко и группками двигаются назад к стану, к своим жилищам.

На следующий день служки Жреца оповестили о приглашении в его шатер всех значимых людей стана. Позвали и деда. Войдя в шатер, дед в плохо освещенном пространстве шатра увидел Жреца, восседающего у противоположной стены на куче циновок и лохматых шкур. Стали подходить и другие. Без лишней суеты и расспросов рассаживаясь вдоль стен шатра. Одной из последних пришла Мать. Тихая как тень, согбенная, она быстро просеменила к дальней стене, там села и буквально растворилась в полутьме шатра.

Жрец, после прихода последнего из званных, еще некоторое время молчал, наклонив голову. Наконец глухим надтреснутым голосом не поднимая головы начал свою речь.

– Прошлым днем нас посетили незваные гости. Мы их достойно встретили. К моей печали, несмотря на достойную встречу и мужество моих людей, ко многим из них пришла печаль от расставания с близкими. Я долго ходил и смотрел в черные лица убиенных врагов наших и, наконец, вспомнил, как когда-то очень давно, еще до потопа, когда наше племя жило на берегу большого озера некоторые рыбаки приходили с дальних плаваний и рассказывали, что там, на другом берегу озера большая – большая долина. В ней много зверья и дичи. И в этой саване по ее окраинам в лесах и горах живут племена черных людей. Они совершенно дикие. Ничего, кроме охоты на зверей они не знают. Тем и живут. Но охота сурова. Она не всегда бывает удачной, и не всегда приносит пищу и одежду. Это сильно ожесточает людей. Поэтому все эти черные охотники злы и жестоки. А нередкое отсутствие пищи заставляет племена охотиться друг на друга ради пропитания. Поэтому встреча с этими племенами никогда не сулила ничего хорошего. На счастье эти племена жили далеко от нас, и нас разделяло озеро. И вот теперь они посетили нас. Мне уже несколько раз и наши охотники, и рыбаки, которые отправлялись к озеру, говорили о встрече и стычках с пришельцами. Но на нас они не нападали.