Действующие лица и исполнители - Анатолий Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Зина решительно потребовала, чтобы Иван Максимович, Андрей и Костя собрались в директорском кабинете. Взглянув на нее, Иван Максимович спросил:
– Мы должны написать завещание?
– Пока что покушение совершается на меня! – ответила Зина. Пристально глядя на Андрея, она сказала: – Все-таки режиссер должен иметь опыт. Теперь я в этом не сомневаюсь! Разве Петр Васильевич мог позволить себе, не посоветовавшись с актрисой, предлагать ее на главную роль?
Андрей честно и безмятежно удивился. Потом посмотрел на Ивана Максимовича и Костю, ожидая от них поддержки.
– Но ведь Петр Васильевич был главным режиссером, – сказал он. – А я – приглашенный на постановку. И поэтому должен был сначала поговорить с Николаем Николаевичем… Если б я тебя пригласил, а он бы потом отказался?
– Он и отказался! – сказала Зина. – И правильно сделал. Редчайший случай: я стала союзницей Патова!
– Ты прости меня, пожалуйста, – продолжал Андрей. – И не обижайся.
– Я никогда не обижаюсь!
– Но ведь по поводу работы над старыми спектаклями тоже сначала поговорили с главным режиссером, а потом уже со мной.
– Большая разница! – воскликнула Зина. – Ты реставрировать эти спектакли можешь, а я сыграть Джульетту не смогу. Ни за что на свете!
– Почему ты так думаешь, а? – поинтересовался Иван Максимович.
– Да что вы… издеваетесь, что ли? Что между нами общего?!
Иван Максимович не спеша выдвинул ящик стола, достал оттуда нарядный том и раскрыл страницу, заложенную бумажкой.
– Я предвидел твои возражения. И подготовился, – сказал он. – Вот послушай, что говорит о себе Джульетта: «Хотела б я приличья соблюсти… Хотела бы, но нет, прочь лицемерье!» А ты говоришь: «Что между нами общего?»
– Если вы решили взять меня цитатами, то я тоже… Дайте-ка книгу!
Иван Максимович неохотно протянул ей нарядный том.
– Прочитайте, пожалуйста! Буквально на любой странице… Хотя бы вот это: «Она затмила факелов лучи! Сияет красота ее в ночи, как в ухе мавра жемчуг несравненный». Теперь взгляните на меня!..
– Эта сцена, – безмятежно улыбаясь, начал Андрей, – как раз доказывает, что между вами много общего… Иван Максимович прав!
– Дать тебе книгу? – спросила Зина.
– Эту трагедию я знаю наизусть. Парис говорит Джульетте: «Твое лицо от слез так изменилось. Бедняжка!» А она ему что отвечает? «Слез не велика победа: и раньше было мало в нем красы». Она для Ромео прекрасна! Ты понимаешь?
– Она просто скромна.
– Как ты!..
– Я – травести! – крикнула Зина. – Я умею играть только девчонок.
– А Джульетта и была девчонкой! Ей было четырнадцать лет, – радостно сообщил Андрей.
– Девочек в таком возрасте Валентина Степановна не пускает на некоторые спектакли, – сказал Иван Максимович.
– Представления о женском возрасте вообще изменились, – сказал Андрей. – Некоторые немолодые актрисы подходили ко мне: просятся на роль матери Джульетты. А ведь ей было лет двадцать семь…
– Что творилось в Вероне! – воскликнула Зина.
– Одним словом, так… Четырнадцатилетних в нашем театре играешь только ты, – четко и неторопливо резюмировал Костя Чичкун.
– И соотношение сил получается очень верное! – продолжал убеждать ее Андрей.
– Какое соотношение?
– Джульетта гораздо решительней и смелее Ромео. Ведь это она предлагает немедленно обвенчаться. И она решается принять снотворное… А ты гораздо решительней и смелее меня. Как видишь, все сходится!
– Но ведь я собираюсь участвовать в спасении спектаклей Петра Васильевича! – ухватилась за последний аргумент Зина.
– Андрей тоже будет делать и то и другое, – возразил ей Иван Максимович.
– Он окончательно согласился?
– Отступил перед неизбежностью. Ты тоже сдаешься?
– А Николай Николаевич? Он-то согласен на то и другое?
– Мы его очень просили. От имени дирекции. И общественных организаций… – Ивану Максимовичу было стыдно, что он так нажимал на главного режиссера. Вспоминая об этом, он страдальчески морщился, обеими руками обнимал свою большую, неказистую голову. – Что было делать? Я предложил ему: «Тогда давайте соберем художественный совет. Пусть решает…»
– А он?
– Сказал: «Ну, если проблемы искусства вы хотите решать голосованием, я отступаю».
– Значит, все-таки отступил?! – возликовала Зина. Директор посмотрел на нее с грустью и осуждением.
– Я так скажу… Мне его было жалко, – тихо произнес Костя. – Но я подумал: сколько ребят каждый вечер приходит к нам в театр? Семьсот пятьдесят. В месяц, стало быть, более двадцати тысяч. А в год, если не считать летних месяцев, около двухсот тысяч! Вот и надо, подумал я, выбрать между этими ребятами и Николаем Николаевичем!
– И выбрал ребят? Ты молодец, Костя! – Зина похлопала его по плечу. – Мы тоже не зря тебя выбрали!
* * *Николай Николаевич, войдя в директорский кабинет, впервые не поздоровался. Он судорожно поправлял свои манжеты.
Иван Максимович с неловкой поспешностью выбрался из-за стола и пододвинул главному режиссеру стул. Но Патов этого не заметил.
– Сегодня срывается вторая беседа из цикла «Мои встречи с великими режиссерами»! Хотя этот цикл был утвержден художественным советом, чему вы, Иван Максимович, придаете такое большое значение. Оказывается, что для наших с вами артистов встреча с Андреем Лагутиным интересней, чем с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, о котором я сегодня хотел рассказать.
– Просто с этим они работают…
– Чтобы добиться хоть каких-нибудь успехов с этим, они должны знать о том. Что происходит? В репетиции участвуют пять человек, а в зале сидит вся труппа!
– Они соскучились… – тихо произнес Иван Максимович.
– По Андрею Лагутину?!
– По работе… Вы меня простите, конечно.
– Работа артиста слагается из многих компонентов. И один из главнейших: беспрерывное постижение опыта корифеев. Без этого в актерском организме наступает авитаминоз!
– Но ведь чем больше человек потребляет витаминов, тем больше ему хочется ходить, двигаться, действовать…
– Я не думал, что вы поймете меня так буквально. С такой балабановской прямолинейностью! Кстати, балабановщина вообще затопила наш… или, вернее сказать, ваш театр. «Служенье муз не терпит суеты!» – это известно даже младенцу. А тут все бегают, носятся: из зрительного зала – в репетиционный. И обратно… «Тем, кто спешит, грозит паденье». Это строка из «Ромео и Джульетты», кстати сказать.
– Что поделаешь? Они соскучились… Застоялись! Простите меня за грубое выражение.
– Что же, мои беседы вообще отменяются?
– Видите ли, после застолья…
– Какого «застолья»?
– Так у нас в театре называют репетиции, происходящие за столом.
– И вас не оскорбляют эти ресторанные термины?
– Я привык к этому слову. Может быть, оно неудачно. Но дело не в нем. Дело в самом деле… В работе… Комитет комсомола попросил меня, чтобы репетиции «Ромео» и работа над старыми спектаклями шли параллельно. В двух наших залах. Утром и вечером.
– У меня возникло одно предложение. Вполне рационализаторское, – скрестив руки на груди, произнес Николай Николаевич.
– Какое, а? Я вас слушаю.
– В афишах и программах пишите так: «Главный режиссер – Н. Патов», а чуть пониже: «Секретарь комсомольской организации – К. Чичкун, заместитель секретаря – З. Балабанова». Раз уж этот ваш комитет играет в жизни театра такую колоссальную роль. Кто доверил ему эту роль?
– Петруша, – тихо ответил Иван Максимович. – Он обожал молодежь.
– Кто же ее не любит?!
Николай Николаевич, не попрощавшись, покинул директорский кабинет.
Иван Максимович не сдержал счастливой улыбки. «Вернулось!..» – подумал он.
Почти весь театр цитировал шекспировскую трагедию.
Иван Максимович подмечал это с радостью. «Вот и Николай Николаевич не удержался: процитировал! – подумал он. И, опомнившись, озабоченно помрачнел: – А с беседами нехорошо получается…»
На днях председатель месткома, обратив внимание директора на настроение Патова, сказал:
Ждать можно бедствий от такой кручины,Коль что-нибудь не устранит причины.
«Причина его раздражения – это якорь спасения для нашего ТЮЗа», – подумал Иван Максимович. Но вслух ничего не высказал.
… искать того напрасно,Кто не желает, чтоб его нашли. –
Этой цитатой ответила директору заведующая труппой, когда он поручил ей срочно разыскать актера, который должен был заменить другого, неожиданно заболевшего.
Защищая актера, в способностях которого решительно усомнилась Зина, Костя Чичкун медленно, на ходу припоминая, тоже произнес две строки из трагедии:
Все – свойства превосходные хранят:Различно каждый чем-нибудь богат,
Сама Зина, разумеется, чаще всех прибегала теперь к авторитету Шекспира. Требуя прямоты и ясности в отношениях с Патовым, она воскликнула:
