Избавление - Василий Соколов

Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Март развертывал весну.

Входила она медленно, с придыханием оседающих сугробов, со стоном льда на реках...

В эти дни начала марта Сталин чаще всего бывал на ближней даче в Кунцеве. Из-за преклонных лет воспринимая резкую смену погоды тяжко, Сталин тем не менее редко обращался к лечащим врачам, закалял себя: иногда в морозы, закутавшись в овчинный тулуп и надвинув на голову меховую шапку с ушами, отдыхал на веранде или расхаживал по снежному парку, а с наступлением теплых дней урывал время, чтобы покопать на огороде, разбитом тут же, на даче.

Но и чувствуя себя нездоровым, он не прекращал неспокойных и напряженных государственных дел: принимал в кремлевском кабинете, а порой и на даче наркомов, конструкторов, директоров военных предприятий, вел переговоры с фронтами, а в случае необходимости вызывал к себе командующих. Сегодня с часу на час должен бил прилететь командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Жуков. Он был вызван срочно из-под Берлина по делу, которое не терпело отлагательства.

Маршал прибыл на дачу прямо с аэродрома - крупный, обветренный и будто пропитанный весенней полевой прохладой, - и Сталин глядел на маршала, когда тот докладывал, с приметным удивлением на потемневшем лице, в душе, наверное, завидуя его здоровью. Под конец маршал заметил, что силы наши рвутся в сражение...

- Силы... - заметил все время молчавший Сталин, обронив это слово с угаданным стоном. - Силы... - повторил он, чему-то морщась, и немного погодя, чувствуя, что вовсе не к месту и незачем жаловаться на свой недуг, принужденно заулыбался. Жуков догадался, что Сталин не в духе, хмурится, и поэтому умолк, не желая больше тревожить его и ожидая возможных вопросов, а то и резких замечаний по поводу медлительности с наступлением.

Но Сталин не задавал вопросов и не высказывал своего неудовольствия. Намял пальцем табаку в трубку, поднес спичку, полыхал, пока раскурил, а курить не стал.

- Идемте разомнемся немного, а то я что-то закис, - совсем неожиданно для Жукова предложил Сталин.

Он прошел в коридор, скинул у порога теплые домашние туфли, похожие на тапочки, обул сапоги, слегка примяв книзу голенища. Потом покосился на вешалку, видимо думая, во что бы одеться потеплее, намерился было накинуть на себя шубу, но снова поглядел на маршала и раздумал, решился идти налегке - в мундире полувоенного покроя, в чем был одет.

- Прохладно, товарищ Сталин, - заметил Жуков.

- Прохладно... - только и сказал он. Надел шинель, застегнулся на все пуговицы.

И когда они вышли наружу и пошли по оттаявшей и слегка хрустящей наледью дорожке, маршал Жуков вдруг отметил про себя, что Сталин показался ему небольшого, скорее даже маленького роста, совсем неказистым. Но эта мысль тотчас исчезла, стоило Сталину заговорить. А заговорил Иосиф Виссарионович - и это было опять неожиданным для Жукова - о своей нелегкой молодости и столь же нелегкой и суровой жизни.

- История на нас, революционеров, и вот на вас, полководцев, - кивнул он в сторону Жукова, - взвалила непомерную тяжесть... У нас, революционеров, жизнь круто замешена. Мы крепкой закваски. Чувства страха и растерянности нам неведомы. - Сталин говорил медленно, делая паузы, прежде чем еще что-то сказать, и Жуков сейчас невольно подумал, беспокоясь: "К чему он заговорил о страхе и растерянности? Может, хочет Меня упрекнуть за медлительность перехода в наступление на Берлин?"

- Обратите внимание вон на дерево, - указал Сталин рукою на открытый, продуваемый ветрами пригорок. Жуков поглядел на потемневший от времени, с иззубренной корою вяз. - Я не первый год наблюдаю это дерево. В прошлом году совсем мало дало листвы, умирает от старости, но поразительно цепко держится за землю, хотя и бьют по нему ветры и снежные бураны. Умирая, дерево не падает... - Сталин раздумчиво погладил усы, потом заговорил, припоминая годы подполья, аресты, ссылки, неоднократные побеги: - Нас, большевиков, и прежде всего Ленина, как вождя революции, держали под надзором, томили в казематах, заставляли голодать, ссылали - все перетерпели, все выдержали на своих плечах... Мы завоевали власть, и кое-кому думалось, что можно почить на лаврах... Ничего подобного! Власть надо было удержать и защитить от нападений империалистов и внутренней контрреволюции. - Сказав это, Сталин угрюмо поглядел в темноту мартовского бора. Жуков держался на полшага сзади и, поглядывая на Сталина, видел, как его лицо, покрытое вмятинками оспы, сейчас каждым мускулом, каждой морщинкой напоминало иссеченную ветрами и непогодами кору дерева, и сам взгляд его холодновато-суровых глаз с надвинутыми на них черными бровями тоже казался жестким.

Хрупко вминая сапогами мерзлую гальку, Сталин заговорил снова:

- История учит, что скрытый враг опаснее явного. Самый коварный и страшный тот, кто размахивает красным флагом, а сам скрыто выступает против. И стоит ослабить бдительность, или, как говорят в народе, отпустить вожжи, как эти враги в нужный момент нанесут удар исподтишка. Говорил он негромко, а Жукову казалось, что каждое слово будто вбивает гвоздями. Сталин хмурился, лицо его потемнело. Он пнул носком сапога попавшийся под ноги камень, добавил жестким голосом: - Прогляди мы, не вырви с корнем оппортунистов и контру всех мастей - трудно сказать, что бы могло произойти. Во всяком случае, вопрос стоял ребром: либо утвердится ленинизм как мировое великое учение, утвердится власть народная, либо партию, нашу революционную партию растворят изнутри, подомнут...

Жуков, не привыкший в жизни лавировать, по натуре прямой, не счел нужным отмалчиваться и сейчас.

- Товарищ Сталин, мы накануне завершения тяжелой войны... И возможно, сейчас не время ворошить в памяти прошлое, но я не могу умолчать и считаю, что по отношению к некоторым допускался перегиб...

- Кто эти некоторые? - спросил Сталин нервно, поглядев на Жукова как будто с неприязнью.

- Хотя бы Рокоссовский. Относительно его невиновности я лично писал наркому обороны... Комбриг Шмелев...

- Шмелев?.. - нехотя спросил Сталин и смолк.

- Питерский, из народа. Перед войной был посажен, а сейчас командует армией, генерал. Достойный похвалы, умный, волевой...

Для Сталина сейчас был неприятен этот разговор. И, шагая по мокрой дорожке, он обдумывал, что ответить маршалу.

- Товарищ Жуков, когда большое и сложное создаешь, обязательно ошибки будут. Без этого нельзя. Тем более за всем уследить невозможно. Но наши действия в основе своей оправданы. Время все расставит по своим местам.

Ответ был не совсем убедительный, и Сталин, понимая это, хотел добавить что-то, но не добавил, не вернулся к прежней мысли.