Царица Пальмиры - Бертрис Смолл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, как всегда, портишь меня своей лестью, отец!
— Я слышу истории о римлянине, о тебе. Это правда?
— Ты хочешь, чтобы я вонзила себе в грудь кинжал в раскаянии, отец?
Старик захихикал.
— Клянусь богами, дочка, ты всех переживешь! Всех благ тебе! Следуй своей собственной интуиции и не позволяй мнению других руководить тобой. Ты любишь его?
— Ненавижу! Но если мне удастся пережить его, то, возможно, я смогу добиться восстановления Вабы на его законном месте, отец.
— Гм, — сказал старик. — Ты мудра, Зенобия! Когда ты отправляешься в Рим?
— Завтра, отец. Мавия поедет со мной, но Деметрий остается. Он собрал вокруг себя таких же безрассудных людей. Они называют себя Пальмовым Братством и заявляют, что действуют ради реставрации власти Вабы и полного уничтожения римлян.
— Глупый мальчишка, — заметил Забаай, — но в его возрасте ты была такой же упрямой. Если бы Оденат не стал твоим мужем, кто знает, в какую беду ты попала бы, дочь моя! Ну что же, не бойся! Бедави проследят за мальчиком. Мы попытаемся спасти его от самого себя.
— Спасибо тебе, отец!
Старик пристально посмотрел на свою единственную дочь.
— Моя смерть уже близка, — прямо сказал он.
— Я знаю, — ответила она. Он кивнул.
— Скоро я соединюсь с моей любимой Ирис. Как ты думаешь, она простила меня за то, какую смерть ей пришлось принять, Зенобия?
Воспоминания снова нахлынули на нее, чего не случалось уже много лет. Они набросились на нее и стали безжалостно терзать. Она почувствовала, что к глазам подступают слезы. Протянув руку, она успокаивающим жестом положила ее на его старую, узловатую руку.
— Ты не был виноват в ее смерти, отец. Если кто и виноват, так это я. — Ее голос дрожал от охвативших ее воспоминаний. — Когда ты встретишься с моей мамой, скажи ей, что это я нуждаюсь в ее прощении. Я никогда не забывала об этом и, думаю, никогда не забуду.
— Я устал, — сказал старик. — Опустись на колени, дочь моя! Опустись на колени и позволь мне дать тебе мое благословение!
Она преклонила колени и почувствовала на своей голове его тяжелую руку. Он принялся нараспев произносить древние слова благословения их племени. Когда он закончил, Зенобия поднялась Г, наклонившись, поцеловала своего отца в последний раз. Он ободряюще улыбнулся ей.
— Вот и еще одна дверь закрылась, дочь моя, — сказал он, все понимая. — Но откроется другая дверь. Пройди через все! Не бойся! Всегда иди вперед и никогда не оборачивайся назад! Эти слова — наследство от меня! Прощай же, дитя моего сердца!
Зенобия посмотрела старику в лицо и сказала:
— Я люблю тебя, отец. Прощай!
Потом повернулась и, ни разу не оглянувшись, вышла из комнаты.
Забаай бен Селим умер я тот же день на закате, когда пылающее солнце скользнуло за горизонт. Самого старшего из братьев Зенобии, Акбара, официально объявили патриархом племени, и все приходили, чтобы отдать ему дань уважения. В это время тело старого Забаая бен Селима было положено на погребальный костер, который горел всю ночь. Его дети несли дежурство вокруг костра. При первых проблесках рассвета пепел старика тщательно собрали и торжественно поместили в фамильную усыпальницу возле восточной караванной дороги. Для племени бедави началась новая эра.
Зенобия попрощалась со своими братьями, вошла в носилки, и ее отнесли обратно во дворец Аврелиан ожидал ее. Он был немного рассержен, — Ты задержала наш отъезд, — сказал он.
— Дай мне время принять ванну и я буду готова, — пообещала она.
— Нет, — сказал он. — Ты в изнеможении. Ты пробыла на ногах всю ночь. Тебе нужна не только ванна, но и отдых. Мы отправимся завтра.
Прежде чем она успела выразить протест, он подхватил ее на руки и понес в ванную, где сам раздел и выкупал. Потом он отнес се в спальню и уложил в постель.
— Я рад, что у тебя хватило благоразумия не спорить со мной, — заметил он, наклоняясь к ней и целуя на ночь.
— Твое поведение ошеломило меня, — слабым голосом произнесла Зенобия.
— Я хотел, чтобы ты была полна задора завтра, когда я торжественно поведу тебя по улицам, когда мы будем выезжать из Пальмиры, — сказал он, и на его лице появилась тень злорадной ухмылки.
Она швырнула, что попалось под руку — небольшую статуэтку маленького бога любви Купидона. С грубым смехом Аврелиан повернулся и вышел из комнаты. Зенобия почувствовала удовлетворение, несмотря на то что ей не хватало его. Она откинулась на мягкие подушки, и заснула. Проспав почти целые сутки, проснулась в серых предрассветных сумерках на следующий день, медленно потянулась, ощущая восхитительное чувство удовлетворенности. Возле нее лежал император и, казалось, еще дремал. Очевидно, он присоединился к ней ночью. Положительно, он все сильнее влюбляется, подумала она.
Потом Аврелиан прервал ее фантазии, протянул к ней руки и привлек ее к себе. Его руки блуждали по ее грудям. К своей ярости, она почувствовала, что ее тело откликается на его ласки. Ее груди сделались упругими, соски напряглись и стали выступать под мягком хлопковой тканью ее ночной рубашки.
— Доброе утро, богиня, — прошептал он ей на ухо. Она лежала спокойно и произнесла бесстрастным голосом:
— Не следует ли нам встать, римлянин, и приготовиться к отъезду? У нас, конечно же, не слишком много времени. Он снисходительно усмехнулся.
— Время есть, а кроме того, сегодня утром я испытывал неутолимое желание обладать тобой. Вчера ночью, когда я ложился спать, ты спала мирно, словно младенец, и твоя прелестная попка представляла собой в высшей степени соблазнительное зрелище. Я хочу тебя, богиня, мне не нужно просить. Я беру то, что хочу?
Потом он спрятал свое лицо между ее грудями и глубоко вздохнул. Слабый гиацинтовый аромат все еще исходил от ее теплого тела, делая ее еще более привлекательной. Он нетерпеливо разорвал ее очную рубашку и, опустив голову, захватил страстными губами ее сосок.
— Это уже второй предмет моей одежды, который ты разорвал, — запротестовала она, пытаясь не показать, какое возбуждение он вызвал в ее теле. Будь он проклят! Она почувствовала, что ее бросает в жар.
— Так не одевай больше этих тряпок, когда ложишься в постель, — сказал он, лишь на мгновение приподняв голову и оторвавшись от этих сладких плодов.
— О боги, как же я ненавижу тебя! — протестовала она, чувствуя, что начинает терять над собой контроль.
— Но ведь ты хочешь меня! — парировал он.
— Да, — прошептала она, — я хочу тебя!
— Возьми меня рукой, богиня, — приказал он. — Посмотри, как сильно я хочу тебя!
Она ни на минуту не заколебалась, протянула руку и схватила его могучее орудие. Оно было теплое, пульсирующее и так страстно желало ее!