Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием - Виктор Петрович Крутоус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заслуживает внимания также одна авторская работа, трактующая о психологических механизмах воздействия искусства. Вопрос этот был специально разработан С. М. Эйзенштейном – как бы в ответ на запрос его эпохи, требовавшей создания социально-действенного искусства, способного направленно формировать сознание масс. Сейчас, во времена беспрецедентной власти СМИ (телевидения в особенности) над душами и умами людей, эта проблематика вновь становится актуальной. Центральная идея Эйзенштейна в данном вопросе состоит в том, что произведение искусства оказывает действие на воспринимающего сразу в двух противоположных направлениях – в сторону высших идейных уровней сознания и в сторону его самых глубинных онтологических структур. В этой связи выдающийся кинорежиссёр обстоятельно характеризует феномен «чувственного мышления», вовлекая в процесс анализа такие обеспечивающие его (чувственного мышления) механизмы, как метонимия («часть вместо целого»), эмпатия (идентификация), синестезия, суггестия (внушение, «гипнотический» эффект), затормаживающий сознание ритм и др. В данном контексте получает объяснение специфический феномен «физиогномического восприятия». Заслугу Е. Я. Басина мы видим в том, что все эти, прямо скажем, полузабытые наблюдения и идеи Мастера он выявил и сделал достоянием современной теории художественного творчества и восприятия.
Объективности ради можно указать и на определённые несовершенства данной книги. Порядок расположения статей, предложенный автором, нам кажется не самым оптимальным (с точки зрения выраженности концептуального единства). Стоило снабдить каждую из статей сноской о годе её написания или первой публикации, а может быть, назвать и соответствующие издания. Для научного труда это немаловажно, да и обычному читателю пошло бы на пользу. Надуманным, малоубедительным представляется нам выдвижение «художественного темперамента» на роль интегратора всех интенсивностей творческого процесса (см. 97–99). В особенности когда этот термин напрямую связывается (фактически отождествляется) со «смысловой энергией» произведения, с силой его образности (см. 99-101). В текстах различных статей автор неоднократно ссылается на свою уже упомянутую антологию «Этика художественного творчества», но выходные данные этого издания впервые приведены лишь на страницах 264 и 266 – явный недосмотр. Встречается разнобой в написании фамилии Я. Мукаржовского (ср.286 – Именной указатель и 100–101).
В эстетике едва ли есть раздел, более трудный для обобщений и рационализации, чем теория художественного творчества. Здесь всё зыбко, индивидуально и непредсказуемо – ибо велик удельный вес интуитивных, бессознательных процессов. Принципиальную заслугу автора данной книги составляет, на наш взгляд, то, что он сумел найти «нить Ариадны», позволяющую проникнуть в пресловутые, словно заколдованные «тайны творчества»; сумел сырой материал эмпирических наблюдений и импрессионистических набросков перевести в русло научной психолого-эстетической теории с её строгими критериями рациональности и доказательности.
2010
Возвращение белого парохода
По поводу искусствоведческо-культурологической ретроспективы бурных 90-х годов
История очередной раз посрамила прогнозы и оптимистов, и пессимистов – в одно прекрасное утро россияне проснулись и обнаружили, что империи – нет, правящая партия исчезла как мираж, а вместо «Авроры» у причала вновь покачивается белый пароход свободы.
М. А. Абрамов
«Опыт русского либерализма»
Как быстро летит время.
Кажется, только вчера я листал свежеизданную книгу Дж. Нэсбитта и П. Эбурдин, американских футурологов, «Что нас ждёт в 90-е годы»[528]. В этой книге-прогнозе были намечены, как писали её авторы, «десять новых направлений на 90-е годы». Два из них были особенно близки мне, как эстетику: «Возрождение искусств» (гл. 2) и «Универсальный образ жизни и культурный национализм» (гл. 4).
Прошло всего четыре года с момента завершения XX столетия, и вот я уже держу в руках своеобразный отчёт о драматических событиях, которыми были наполнены реальные 90-е годы в художественной и общекультурной жизни России и остального мира. Передо мной двухтомный труд, созданный учёными Российского государственного института искусствознания (Москва) и добротно изданный петербургским издательством «Алетейя». Название первого тома – «Очерки культурной жизни России на рубеже веков» (400 с.), второго – «Культура в глобальном мире» (525 с.)[529].
Оба тома на удивление коррелятивны с вышеуказанными главами книги Нэсбитта-Эбурдин. Их можно и даже желательно сравнивать. Вот предвидения, а вот живая свершившаяся реальность. Впечатляет оперативность исследовательской мысли. Едва-едва вопросы были осознаны, поставлены – и уже налицо первые ответы на них, заключённые в аналитических обзорах и комментариях по поводу выявленных процессов и тенденций: В первом томе содержится шестнадцать глав-статей о судьбах различных видов искусства и форм культурной деятельности. Во втором двенадцать статей и рефератов, из коих часть освещает вопросы теории, а часть – достижения различных стран мира в области проведения культурной политики. Всё это в обозначенных рамках 90-ых годов, с захватыванием, в ряде случаев, также первых трёх лет наступившего, нынешнего столетия.
Вполне очевидно, что под неброскими зеленоватыми переплётами двух объёмистых академических томов сконцентрирован исключительно богатый и ценный материал, заслуживающий самого пристального внимания. Особенно, если учесть, что последнее десятилетие прошлого века было для России и ряда других стран бывшего социалистического лагеря временем самых радикальных политических, экономических, социальных потрясений и преобразований. Как всё это откликнулось, отозвалось на развитии культуры и искусства? Какие уроки следует извлечь из собственного пережитого опыта и опыта других стран? Кто ныне является субъектом культурной политики и как она должна быть изменена в соответствии с вызовами времени? Каковы, вообще, дальнейшие перспективы развития культуры (отечественной прежде всего), а также самого социума, в контексте которого она живёт и реализует свои возможности?
«Над этими вопросами, – пишет шеф-редактор всего издания Б. Ю. Сорочкин, – актуальными как для учёных-культурологов, так и для «практиков» в сфере культурного строительства, размышляют авторы предлагаемого читателю сборника, приглашая к сотрудничеству в осмыслении насущных для бытия культуры проблем (курсив мой. – В. К.)» (II, 10)[530]. Будем считать, что любезное предложение редактора-составителя одним из читателей с благодарностью принято. Настоящие заметки, подчеркну, не следует воспринимать в качестве полнозначной рецензии на упомянутые два тома. (Кстати, судя по издательским данным, предстоит ещё выход в свет тома третьего, заключительного.) Просто по прочтении столь незаурядного издания захотелось, отложив книги в сторону, дать себе отчёт в содержании прочитанного, поразмышлять над затронутыми в них проблемами. Поразмышлять, в одних случаях продолжая логику авторских мыслей, в других же
