Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поделившись услышанным с де Буа и моим «учителем», я получил не только подтверждение всего сказанного, но и дополнительные разъяснения. Оказывается, многие француженки, получающие в Бельгии «желтые карточки», иногда принадлежали к добропорядочным семьям, но материально не обеспеченным. Больше того, у некоторых из них были даже весьма порядочные женихи, желающие не только обрести хорошую семью, но и предварительно получить высшее образование. У этих парней не всегда на это хватало денег. Вот тогда молодая девушка, то ли из желания обеспечить себе и своей будущей семье лучшую жизнь, то ли помочь жениху исполнить его желание, отправлялась на некоторое время в Бельгию, подальше от дома, от своих родных и друзей, на промыслы, получая на некоторое время «желтую карточку». Заработав достаточную сумму денег, она возвращалась домой, раз и навсегда сдав полученную карточку. Во Франции эта девушка выходила замуж за своего жениха, уже получившего благодаря ее «заработку» высшее образование. Молодая семья иногда получала возможность открыть собственную табачную лавку или открыть небольшой салон по изготовлению шляп или мелкому пошиву. У них образовывалась дружная благопристойная семья.
Что же касается имеющихся в Брюсселе «салонов массажей или гигиенических ванн», адреса которых печатались в газете, то они размещались в отдельных небольших, по уютных домах или виллах. Как мне рассказывал ван дер Стеген, «желающих получить массаж» или «принять ванну» встречали в небольших уютных гостиных, где их якобы угощали вином или другим каким-либо напитком, а через некоторое время, выяснив у посетителя, какую даму он хочет встретить – блондинку, брюнетку, шатенку, очень молодую или уже имеющую достаточный опыт, ему приносили несколько фотографий предлагаемых женщин. Оказывается, время, затраченное на угощение и на уточнение ряда пожеланий посетителя, не было напрасным – «девушки» могли посмотреть через глазок, незаметно вделанный в стену, своих клиентов. Им важно было видеть, не отец ли, не муж ли, или просто знакомый пришел. Убедившись, что посетитель незнакомец, «массажистка» разрешала показать ему свои фотографии.
Де Буа и мой «учитель» подчеркнули в разговоре со мной, что, несмотря на то, что во всех подобных заведениях ведется медицинское наблюдение, они не советовали бы по многим причинам их посещать. Если же я, молодой и одинокий Винсенте Сьерра, захочу вступить в интимную связь с какой либо благопристойной девушкой, действительно принадлежащей к порядочному обществу, но согласной на это, то они могут порекомендовать воспользоваться услугами тайных домов свиданий. В эти дома можно прийти с любой дамой, безразлично, замужем она или еще девушка, не боясь никакого разоблачения. Заплатив за комнату, а, в некоторых случаях, и за какое либо угощение, гости проходят в предоставляемое помещение. Никто не спрашивает, кто они, не просит предъявить какие-либо документы. После окончания свидания гости уходят через черный ход, что гарантирует недопущение неожиданной встречи с новыми гостями, в числе которых, как я уже сказал, может оказаться отец, муж или жена, сын или дочь, просто знакомый.
Проявив интерес к рассказанному, я все же поинтересовался, как может полиция допускать подобные нарушения? Рассмеявшись, мои собеседники пояснили, что все эти заведения весьма доходны и их владельцы способны заинтересовать полицию в их деятельности.
После этих разговоров я решил иногда посещать подобные дома свиданий, пользующиеся доверием и хорошей репутацией. Иногда мне надо было организовывать встречи с женщинами, являющимися связистками или источниками, если надо было затратить некоторое время на обработку материалов, снятие копий или обсуждение задания. Так было и в случае первой моей встречи с Верой.
Мы посетили хороший дом свиданий, пробыли там обычно затрачиваемое влюбленными время. Создали впечатление, что приходили с определенной целью. Для этого мы привели в беспорядок имеющуюся в комнате кровать, даже намочили полотенце, оставили следы губной помады на наволочке и простыне. В действительности же я внушил Вере, что она подписывает составленное мною тайнописью (это я делал только вид, что употребляю тайнопись) обязательство не разглашать наши действительные отношения и выполнять безоговорочно все мои задания. Кроме того, я в письменной форме, чтобы никто не мог подслушать, дал ряд поручений. Записку с заданием тут же после ее прочтения Верой я мелко изорвал и спустил в унитаз. Естественно, в данном случае и при других подобных «свиданиях» ни о каких любовных отношениях не могло быть и речи.
Вера работала неплохо, выполняя все мои поручения. Но после того как появилась угроза ее провала, она переехала в неоккупированную зону Франции и продолжала свою связь с имевшейся там группой движения Сопротивления.
В один из осенних дней Ромео попросил срочной встречи со мной. Она состоялась в Брюгге. Ромео был заметно возбужден. Едва поздоровавшись со мной, он начал, иногда даже путаясь в словах, излагать, что его вывело из нормального состояния. Ему сообщили из бельгийского движения Сопротивления, что многие участники этого движения, по национальности евреи, получили предупреждение от какой-то сионистской организации, запрещающее им принимать активное участие в каком-либо сопротивлении оккупантам.
Ромео не мог понять, на чем основывается подобное указание. Ведь в Бельгии, как это было раньше в самой Германии и захваченных ею странах, все евреи были обязаны явиться в соответствующие органы, где на удостоверении личности ставилась печать с изображением обычно латинской буквы «J», первой буквы слова «еврей». Больше того, все евреи должны были нашивать на свою одежду желтые шестиконечные звезды с надписью по-французски: «Еврей». Многих арестовывали и отправляли в немецкие лагеря, часто в народе называемые лагерями смертников.
Ромео, не зная, что мне уже известны примеры подобного зверства по отношению к евреям со стороны оккупантов, рассказал об одном из таких случаев.
В одной из католических церквей Бельгии был арестован католический священник. Причиной ареста явилась допущенная им «провокация», так объяснили свой поступок оккупанты. «Провокация» же заключалась в том, что католический священник во время церковной службы появился в положенном для него одеянии, но на груди была вышита желтая шестиконечная звезда, подтверждающая, что он иудей.
Священник якобы при своем аресте дал исчерпывающее объяснение, но это ему не помогло. Чем же он объяснил свой поступок, оцененный как провокация? Ссылаясь на известный Нюрнбергский закон, священник пояснил, что этот закон предусматривает такое положение, при котором евреем считается каждый, у кого в родстве в трех поколениях, а вернее, в одном из них были евреи. То, что прапрадед, прадед, а быть может, и дед в свое время отреклись от своей веры, веры своих предков, приняв католическую веру, или, быть может, даже посвятили себя церковной католической или протестантской службе, в соответствии с действующим законом не принималось в расчет при установлении национальности последующих поколений.
Я не мог тогда ничего ответить Ромео на его вопрос о том, существуют ли указания сионистских организаций, запрещающие какое-либо участие евреев в сопротивлении фашистам. Я обещал Ромео постараться уточнить этот вопрос.
Признаюсь, несмотря на полученную информацию, я относился к ней с подозрением и мог даже предположить, что ее источниками являются сами фашистские оккупанты, стремящиеся внести определенный раскол в возникающее и всевозрастающее по численности в оккупированных ими странах движение Сопротивления.
Действительно, трудно было поверить в возможность такого положения, когда какие-либо сионистские организации, которые должны были защищать евреев, спасать их от преследований и даже от возможной гибели, способны были идти на «примирение» с теми, кто стремится их поработить и даже больше того – полностью уничтожить.
При очередной встрече с Отто я рассказал ему об этих слухах, но и он не мог поверить в то, что они являются обоснованными.