Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто мог видеть покушение или слышать выстрел?
— Двое. Заведующий гаражом Сизов стоял во дворе и шофер моей машины Дима Боков.
— Бумагу дайте им. Пусть напишут свидетельские показания на имя начальника МВД, — Малович пошел к своей машине. — Я подожду и мы с ними поедем. Куда ехать и кого искать?
— Домой к Григорию Железновскому. Он нигде не работает. Трудовое соглашение я с ним подписал формальное. А числится у меня в штате просто грузчиком. Он отличный «толкач». Достаёт дефицит. Пронырливый, язык подвешен, знакомства по всему Союзу. Живёт на центральной улице в единственном девятиэтажном доме. Улица Ленина, тридцать два. Квартира шесть. Третий этаж. Пятикомнатная хата. Во, даёт, да?
Малович бросил в портфель свидетельские показания, загрузил на заднее сиденье «Москвича» Сизова и Диму Бокова. Поехали. Дверь открыл Железновский.
— Уголовный розыск. Майор Малович, — Шура открыл удостоверение.
— Ух, ты! Сам Малович! Про вас в области легенды ходят. Здравствуйте. Посадить меня хотите? — Григорий махнул рукой. Идёмте, мол, за мной.
Расселись в кресла замшевые и на диван. Малович достал пулю.
Карабин принесите.
Григорий принёс оружие в чехле.
— Мне разрешил его лично начальник ГУВД Панарин. Вот разрешение. Вот его подпись. Печать.
— А убили бы Пащенко ненароком? Рука бы дрогнула и ку-ку, товарищ Пащенко.
— Я мастер спорта по стрельбе. В копейку попаду с тридцати метров. И рука у меня привыкшая. Не дрогнет. Хотел пугнуть. Я работаю как бешеный, снабжаю гастроном такими вещами — вслух неловко произносить. Мне увеличили отпускную цену. А он отказался мою долю платить. У меня с магазином трудовое соглашение. Согласно ему я должен поставлять определенный перечень товаров. И на работу официально он меня принял то ли сторожем, то ли дворником. Зарплату мою я не беру. Куда её девают — не интересуюсь. Но за реальную работу по соглашению ты ж плати! Вот соглашение трудовое. Мой экземпляр.
Григорий достал из шкафа соглашение.
— Там всё по правилам написано. «Отчисления за выполненную в срок и полностью работу от десяти до двадцати пяти процентов». Я у него копейки не украл и не обманывал никогда. А тут Женя вдруг отказался платить. — Железновский поднял глаза к потолку и вздохнул. — Два месяца уговаривал. Соглашение это в нос тыкал. Упёрся Пащенко как баран и всё. Ну, я его сегодня и пугнул. Чтобы подумал. Хотел бы убить — не стрелял бы в ворота из своей машины при куче свидетелей. На улице тоже люди были. Человек шесть-семь. Да и зачем убивать? Всё равно заплатит. Товар-то хороший нужен гастроному. Репутация у него высокая в городе. А без меня хрен он его найдёт и по приятной цене получит. Будет торговать чем «бог Госплан» послал.
— В общем так, — сказал Шура. — Пишите объяснительную и в ней покайтесь. Мол, помутнение сознания было временно. Промазать я, как мастер спорта по пулевой стрельбе не мог, если бы убить хотел. Виноват, что позволил себе глупую выходку. Тогда приложим вашу бумагу, плюс два свидетельских показания. Я рапорт напишу начальству. Предложу привлечь вас не за покушение на Пащенко, а за хулиганство, которое вы при помутнении рассудка не контролировали. И раскаиваетесь. Укажу, что жертв нет и вреда зданию от выстрела тоже нет. И будет вам штраф. Рублей двести, двести пятьдесят, — Малович поднялся и пошел к двери. — Повестку мы вам пришлём. Придёте за квитанцией для штрафа. Оплатите и принесёте лично мне. Договорились?
— Вы поговорите с Пащенко. Пусть заплатит. Ну, не честно же. У меня от поставщика есть документ о повышении оптовой цены. Не сам же я придумал Женю «нагреть»
— Поговорю, — Шура открыл дверь. — Но совет хочу дать. С карабином больше кроме тира и охоты не ездите. Плохо кончится. Поверьте моему опыту.
Железновский громко пообещал из комнаты.
Разговор и бумаги Шура передал командиру и сказал:
— Тут нет криминала. Пащенко ему по официальному трудовому соглашению платить не хочет. Тот за ним два месяца бегал, а сегодня испугать хотел этим дурацким способом. Простое хулиганство. Он мастер спорта по стрельбе. Убил бы в секунду. Вы лучше серьёзно подскажите Пащенко, по-дружески. Пусть ради своего же блага не жлобится и заплатит. А то его гастроном с первого места скатится в ямку. Все поставки на Железновском держатся.
— Хорошо, — ответил командир.
Было без пятнадцати шесть и Малович поехал в театр. Если друг мастерицы не брачный аферист со снимков, то искать мошенника и убийцу надо только по подсказкам постижёра Наташи. И подсказки эти могут здорово помочь.
— Костя. Карасёв моя фамилия, — подал руку парень лет тридцати. Ростом примерно сто семьдесят пять. Чуть ниже Шуры. Красивый. Черты лица резкие, точёные. Лицо не узкое, скуластое. Близко посаженные голубые глаза и тёмно-каштановый волос. Крепкий, мышцы даже из пиджака бугорками выглядывают. Нет. Не он. Не со снимков парень. Родинки на щеке как у афериста на снимках нет и не было. Значит промашка опять у Маловича. Временная, надо надеяться, — Рад познакомиться. Мне про вас Наташа рассказала. Вы корреспондент?
— Я Наташе соврал. Схитрил, точнее. Так надо было на тот момент, — Шура не отпускал крепкую Костину ладонь. — Я майор уголовного розыска Александр Малович. Тот, кого я ищу, у Натальи заказал различные парики, усы и бороды на основе-невидимке. На целлулоиде. И теперь в разных обликах знакомится с богатыми вдовами или одинокими женщинами, втирается в доверие и однажды грабит все их драгоценности и деньги. Аферист. И я попрошу вас помочь мне его найти. Не откажете?
— Да нет, конечно, — Костя всё же смог вытащить ладонь из большой руки майора. — Вы только подскажете, где и как. Да?
— Вы свои парики, усы, бороды можете показать мне? — Шура сел на небольшой диван, обшитый габардином.
— Так они тут и лежат. На второй полке в ящичке Кости Карасёва, — Наталья сбегала и принесла картонный ящик. Маленький, но из толстого картона. В нем лежали обычные парики на матерчатой основе. Целлулоидом — невидимкой даже не пахло.
— Это всё, что у меня есть. Основы-невидимки дорогие. Да и зачем они мне? С первого ряда основу из материи крашеной уже не видно. Играю в народном театре разные роли, — Костя говорил это грустно. — Наташка пыталась меня в свой театр устроить. Режиссёр обещает, но пока, говорит, мест нет. А я сам
