Голубой пакет - Георгий Брянцев

– А если они здесь не появятся? – задала законный вопрос Эверстова.

– Тогда, отец, ожидай кого-нибудь из нас, – ответил майор.

– Однако, возьми с собой Таас Баса, – предложил старый охотник.

– Зачем же?

– Э-э! Слушай меня. Таас Бас найдет меня где хочешь. И посылать ко мне никого не надо. Сам найдет. А с ним я и вас найду.

Майор согласился и сказал:

– Приступаем к делу.

Двое нарт с оленями отвели на взгорок, направо от излучины реки, в самые заросли тальника. Быканыров сел в засаду у берез. Они стояли метрах в двадцати от перекрестка. С места засады перекресток был виден, как на ладони. Старик снял с нарт спальный мешок, влез в него по самую грудь и сказал:

– Теперь меня и мороз не возьмет.

– А мы вам и свои мешки оставим, – предложила Эверстова. – Зачем они нам в дороге? Лишний груз.

– Тоже верно, Надюша. Ночевать мы не собираемся, – сказал майор.

Три спальных мешка: Шелестова, Петренко и Эверстовой, постелили один на один, и получился большой меховой матрац.

– Совсем ладно, – одобрил Быканыров, кладя сбоку от себя двустволку.

Шелестов подумал и сказал:

– Вообще все вещи с наших нарт правильнее оставить здесь. И палатку, и печь, и мешки с продуктами. Оставим при себе только заплечные мешки. А ну, быстро, все сюда!

Через несколько минут весь груз с двух нарт перенесли на место засады Быканырова.

– Очень ладно, очень ладно, – сидя в мешке и попыхивая дымком, сказал Быканыров. – Совсем легко будут бежать ваши олени.

Уходя с места засады, Шелестов, Петренко и Эверстова меховыми рукавицами выровняли снег и замели следы, ведшие от перекрестка до Быканырова.

Шелестов посмотрел в сторону, где остался Быканыров, и сказал:

– Отлично. Отсюда сейчас ничего не видно, а ночью и подавно. Ну, а теперь, лейтенант, садитесь на свои нарты с Надюшей и езжайте на восток по следу. Дорога вам уже знакома. Я же поеду по следу на северо-восток. И запомните главное: мы должны встретиться на этой петле и не выйти из нее.

– А если они выйдут из петли и пойдут новой дорогой? – спросил Петренко.

– Безразлично, – твердо сказал Шелестов. – Сходимся на кругу и не выходим из него, даже если обнаружим новый след. Ясно?

– Ясно.

– Вот так. Если я наткнусь на новый след, буду ожидать вас, вы наткнетесь – ожидайте меня. Тогда решим, что делать. И еще учтите, – не загнать оленей. Через час-полтора делайте хотя бы десятиминутную остановку. Ну, а если встретитесь с ними, руководствуйтесь одним. Вы слышали, что я сказал товарищу Быканырову, то же скажу и вам. Оба они должны быть схвачены живыми. Я затрудняюсь сейчас сказать вам, как это сделать. Трудно в таких случаях дать рецепт. Но потому я и посылаю вас двоих. Сообразуйтесь с обстановкой и помните, что эти типы не остановятся ни перед чем и в средствах не будут разбираться. Не горячитесь. Знайте, что в спину убивают и храбрых. Действуйте.

– Есть действовать! – отчеканил лейтенант Петренко и, пропустив вперед себя Эверстову, направился к своим нартам.

Шелестов тоже уже хотел садиться на нарты, но вспомнил про собаку.

– Таас Бас! Таас Бас! – окликнул он пса.

Но собаки не было видно.

– Таас Бас! – вновь позвал Шелестов и услышал голос Быканырова:

– Иди, иди, Таас Бас… Иди, так надо…

Псу, видно, непонятно было, зачем и почему он должен покидать своего хозяина, но он все же выполнил команду и подошел к майору.

Тот погладил собаку, достал из кармана кусочек сахару и дал Таас Басу. Сахар хрустнул на зубах у собаки. Она повиляла хвостом и посмотрела в сторону Петренко и Эверстовой, удаляющихся на нартах на восток.

– Со мной пойдем, Таас Бас, со мной, – заговорил майор, усаживаясь на нарты. – Мы же с тобой старые знакомые. Зачем терять дружбу? Э-гей!.. крикнул он на оленей…

И перекресток опустел.

*

В холодном сиянии дрожащих звезд спала тайга. С черно-бархатного и, казалось, низкого-низкого неба падали едва ощутимые игольчатые пылинки инея.

Томительно и нудно текло время.

Быканыров сидел, притаившись, на нартах, всматривался, вслушивался, выжидая возможного появления врага, и боялся кашлянуть, закурить, выдать себя неосторожным движением.

Одиночество приучило Быканырова разговаривать с самим собой, но сейчас он воздержался и от этого. Он сидел молча, тихо, точно застыл, и только непрошенные грустные мысли приходили в голову. Вспомнилась жена, умершая два десятка лет назад, вспомнился сын, погибший от рук белобандитов. И старому охотнику думалось, что очень несправедлива судьба бывает к людям: молодые уходят из жизни, а старые остаются, живут. Конечно, всем жить хочется, и старым, и молодым, но горько и обидно, что жена, которая была на десять лет моложе его, умерла раньше его. И сын тоже…

Быканыров чувствовал, как безжалостный, лютый мороз пробирается уже в спальный мешок, постепенно охватывает и холодит тело. Но он сидел по-прежнему неподвижно и невольно вздрагивал, когда похрапывали отдыхающие олени.

"Нет, сюда не вернется, однако, Белолюбский, – подумал старик. Напрасно сижу тут".

Когда наваливалась сонная одурь, Быканыров резко встряхивался и устремлял глаза на перекресток. Так случилось и сейчас. Сон начал затуманивать мозг, и старик передернул плечами. Вдруг до его чуткого уха дошел невнятный шум. Точнее, это был звук, похожий на шорох. Быканыров знал, что разные звуки могут быть в тайге, знал и то, что в таком просторе некоторые звуки умирали, едва успев возникнуть. Но схваченный его ухом звук не пропадал, а слышался все явственнее в сторожкой, выжидательной тишине.

Быканыров напряженно всмотрелся вперед, откуда доносился шорох, и увидел человека. Одинокий человек приближался к перекрестку с запада, и легкий скрип издавали лыжи, на которых он шел. Теперь уже отчетливо на фоне снега была видна его фигура. Он двигался без палок, с опаской, изредка останавливаясь и всматриваясь в дорогу.

Человек шел с той стороны, откуда его меньше всего ожидали. Вот он опять остановился, присел на корточки, опять поднялся, пошел.

Расстояние между Быканыровым и неизвестным сокращалось.

И тут Быканыров отметил, что человек припадал на одну ногу.

"Тот, тот, – подумал старый охотник. – А почему один? Где второй? Где Белолюбский? Где олени, нарты?"

Напрягая зрение, он всматривался в медленно приближающуюся фигуру. Их разделяло теперь расстояние метров сорок, не более.

У человека не было ружья, и руки его были свободны. И потому, что человек шел не так, как обычно идут честные люди, а вслушивался, всматривался, опускался на корточки, рассматривал следы, останавливался, Быканыров решил, что перед ним сообщник Белолюбского, именно тот человек, который не зашел тогда в его избу, а возможно, и "Красноголовый".