Голубой пакет - Георгий Брянцев

Затаив боль, Быканыров попытался было подняться и встать на ноги, но крепкие ноги старого партизана, неутомимого охотника, исходившие за свою долгую жизнь много километров, так ослабли, что не удержали его тело. Он упал грудью на снег и задышал часто, с присвистом. Сердце выстукивало с перебоями и все глуше и глуше.

Лежа неподвижно, он думал:

"До берез недалеко… Сколько же шагов? Шагов двадцать, двадцать пять. Ноги не идут, поползу… Зарубку надо сделать. Тогда изловит Роман Лукич и "Красноголового" и коменданта… Приедет сюда… увидит зарубку… и…"

Быканыров, собрав силы, пополз к тому месту, где долго просидел в засаде. Он не мог сразу сообразить, почему вдруг так холодно стало одной руке, а увидев, что она голая, догадался, что где-то обронил рукавицу. Тогда он, оберегая от палящего, как раскаленное железо, снега руку, начал отталкиваться локтем. Он производил судорожные движения и толкал свое тело вперед, подобно гусенице. Следом за ним, на снегу, оставалась глубокая, точно пропаханная борозда.

Быканыров полз, делая частые остановки, припадая всем телом к снегу, тыкаясь в него головой, теряя каплю за каплей источник жизни – кровь.

Изредка старый охотник жадно хватал ртом пушистый снег и глотал его. Внутри у него все горело. Стремясь унять странный огонь, пылавший внутри, он все глотал и глотал снег. Глотал и опять припадал к земле, чувствуя, что силы совсем покидают его.

И все-таки, сознавая свою вину и мучаясь, что не может поправить ее, он все полз и полз, движимый вперед не столько мышцами тела, обмякшими, потерявшими упругость и силу, отказывающимися повиноваться, сколько последним напряжением воли.

И расстояние постепенно сокращалось. Быканыров видел тальник, видел растущие кучкой березы с опущенными голыми ветвями.

Достигнув, наконец, подножия самой большой березы, он обхватил рукой ее ствол, простонал от все возрастающей боли и, уткнувшись лицом в снег, опять замер на несколько минут.

"Сделаю зарубку… Сделаю, однако… не будет ругать меня Роман Лукич…" – думал Быканыров. Обхватив холодный и скользкий ствол промерзшей березы слабыми руками, он призвал на помощь все силы, уперся дрожащими коленями в снег и начал подниматься.

В висках постукивали молоточки, перед глазами плясали разноцветные огоньки. Встав с огромным трудом на ноги, Быканыров обнял руками березу и приник щекой к ее атласной ледяной коре.

– Так… Так… Теперь надо достать нож, – приказал он самому себе. Голая правая рука уже не ощущала холода и почти не слушалась. Он долго нащупывал ею под кухлянкой закрепленный на поясе нож. А губы беззвучно шептали: – Поехали они прямо к излучине… на северо-восток… Стрелу надо вырезать вверх… не уйдут… не уйдут…"

Он медленно, почти омертвевшей рукой с несгибающимися окоченевшими пальцами вырезал на белой коре березы черную стрелу острием вверх, и силы покинули его. Рука разжалась против воли, и нож выпал.

Быканыров попытался всмотреться в снежную даль, но все сливалось в глазах, звезды плясали на небе. Он сильно вдохнул в себя всей грудью обжигающий легкие студеный воздух и крикнул:

– О-э-э-э! Умираю! – но крик его, слабый, короткий, как вздох, надломился и словно провалился в пустоту.

Ноги совсем потеряли упругость и подгибались, словно подрезанные. Быканыров, не отрываясь от ствола дерева, сполз вниз. Он с трудом повернулся, уселся под березой и оперся на нее спиной.

И в это время к нему подошел оторвавшийся от привязи олень. Он ткнулся в лицо Быканырова влажным носом и обдал его своим теплым дыханием.

Олень отошел.

"А где мое ружье?" – возник вдруг запоздалый вопрос, на который Быканыров сам же и ответил: "Красноголовый" взял… взял ружье, которое подарил Роман Лукич…"

И никогда до этого, за всю свою более чем семидесятилетнюю жизнь, Быканыров не испытывал ни более сильной обиды на самого себя, ослушавшегося опытного и дальновидного майора, ни более жгучей ненависти к "Красноголовому", который так много бед принес таежникам и так хитро обманул его, старого партизана.

Быканыров был уже равнодушен к уходящей из его тела вместе с кровью жизни. Невыносимо острая некоторое время назад боль в левом боку перешла затем в тупо колющую, потом в ноющую и наконец стихла.

Старый охотник почувствовал что-то вроде облегчения. Тело его начинало наливаться приятно-сладкой истомой. Но в глазах, глубоко запавших и окруженных чернотой, еще слабеньким огоньком светилась жизнь.

– Счастливое дерево… – подняв глаза и глядя на ветви березы, тихо проговорил Быканыров. – Ты еще долго будешь видеть звезды… небо…

О большую березу, под которой сидел Быканыров, со скрипом, колеблемая небольшим ветром, терлась маленькая береза. А старику чудилось, будто совсем-совсем близко скрипят полозья приближающихся нарт. И еще ему чудилось журчание потоков талой весенней воды, шелест трав, переливчатый звон птичьих голосов.

Печальная улыбка застывала на лице старого охотника, веки смежались, будто наваливался сон.

Быканыров не слышал уже, как где-то недалеко жалобно и тревожно проплакал заяц.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

Мороз склеивал веки и обжигал лицо, но Петренко чувствовал себя хорошо, бодро и даже тихо напевал какую-то веселую украинскую мелодию.

– Что вам так весело? – спросила сидящая сзади Эверстова.

– А я и сам не знаю, – честно ответил лейтенант. – Возможно потому, что мне кажется, будто именно мне с вами придется поймать этих бандитов.

Эверстова промолчала и подумала:

"Да, хорошо бы, конечно".

На ухабах, косогорах нарты забрасывало и метало в стороны. Нарты натыкались на невидимые, занесенные снегом пни, их подкидывало вверх, и тогда Эверстова крепче хваталась за лейтенанта.

– Держитесь хорошенько, – предупредил Петренко, прочно упираясь ногами в полозья нарт. – А то потеряю вас, тогда мне майор задаст перцу.

Петренко и Эверстова ни на минуту не забывали, что их задача состоит не только в том, чтобы сделать повторный круг или нагнать преступников, но еще и следить за тем, не выйдет ли их след из круга куда-нибудь в сторону.

Винтовку Петренко держал на предохранителе, и она висела у него на груди, чтобы каждую секунду ею можно было воспользоваться.

Лейтенант мысленно уже разработал план, как надо повести себя в случае встречи с врагами, и чувствовал уверенность в своих силах. Этот план состоял из нескольких вариантов, в зависимости от того, где и как произойдет встреча: в тайге, на чистом месте, неожиданно встретятся они с преступниками или настигнут их.