Рассвет над Майдманом - Олег Борисов

— Клянусь богами, это мне что-то напоминает! — покачал головой сутулый солдат, сжимающий древко длинного копья натруженными руками в толстых рукавицах. — Вот только в прошлый раз мы стояли у Ладарайна, а орки шли на нас приступом. А сегодня — все наоборот.

— Ты бился у Ладарайна?

— Да, меня поставили в последних рядах, я даже успел пару раз в кучу-малу копьем ткнуть. А вот другую часть дружины выстроили впереди. Так из них осталось в лучшем случае десяток.

— Ну, сегодня нам проще. Мы опять позади, а первыми начнут ребята с Запада. Потом разомнутся мальчики c Востока. Лишь затем найдется работа для нас.

— Я не в обиде. Если даже они не просто мечами помашут, а всю битву закончат. Я совсем не против. Хотя меня радует другое.

— Что?

— Посмотри направо, на желтые флаги. Там — пехотинцы Зур. Бравые рубаки. В прошлый раз они переколотили гору орков, весь левый фланг выстоял благодаря их отваге. Сегодня их с нами в несколько раз больше. Их крепкие доспехи и острые мечи меня радуют больше, чем тот кислый пунш, которым поили полчаса назад.

За спинами простужено захрипели трубы, и по шеренгам выстроившихся солдат пробежала волна возбуждения.

— Строй! Разом! Марш!

Плотно стоящие пехотинцы медленно двинулись вперед, утаптывая свежий неглубокий снег. Более сорока двух тысяч мужчин начали сокращать расстояние до хорошо различимых в утреннем свете холмов.

— Мамочка любимая, почему я тебя не послушал? За каким дьяволом потопал в тот институт из нашей тихой деревни. Жил бы сейчас рядом с выпасом, корову держал. И теленочка, обязательно — теленочка. Косил траву, бражку вечерами попивал. В жены кого-нибудь из соседней деревни взял. Хорошо бы жил, без тревог и забот. Так ведь нет, поперся в город. Формы всяческие вызубрил, балансы разные. Расход, приход, счета, тройная бухгалтерия. Может, меня из-за этой бухгалтерии и приволокли сюда, дьяволы…

Тяжелая рука легла на черные доспехи, укрывающие тело от холодного ветра и враждебной стали.

— Господин, Многоголовый приказал напомнить, что нежить следует поднимать только, когда пехота противника подойдет на пять десятков шагов. Нельзя врагу дать возможность задуматься и откатиться назад после первого ответного удара. Пусть подойдут, как можно ближе.

Глэд, не оборачиваясь, кивнул. В черной полированной личине отражалось белое широкое поле перед холмами, по которому медленно и неотвратимо приближались ряды закованных в железо людей, ощетинившихся частоколом копий.

— Люди, люди. С той стороны — люди! Обычные, наверное. Тоже — из деревень, городов. А они — на той стороне. Я — на этой. С самомнением, не марионетка, не кукла паршивая, которую за нитки дергают! Только вот почему я — тут, а не там? И почему мне на той стороне глаза выжгли, а на этой доверили умирать во славу… Во славу чего? Тьмы?

Безглазый зябко повел плечами. Один из стоящих за спиной гномов тихо буркнул себе в бороду.

— Перед битвой завсегда так. Трясет и колотит, словно мухоморной настойки перебрал. А как первая стрела в щит ударит, так сразу злость накатывает, такая веселая злость. И кричать хочется и рубить наотмашь.

— Ага, последний раз ты после мухоморки заступом штольню обвалил. Одна надежда, что сегодня топором нам дорогу прорубишь вперед, а не назад.

Гномы тихо засмеялись. Глэд хмыкнул, без напряжения вбирая в себя всю раскинувшуюся перед ним картину: играющий яркими утренними лучами кристально белый снег, приближающиеся ряды противника, трепещущие на пиках флажки отрядов, взметнувшиеся за первыми рядами острые иглы с белым оперением.

— Под щиты! — гаркнул он, опускаясь на колено и прикрываясь гнутым длинным щитом от роя подлетающих стрел, многие из которых упали с большим недолетом.

— Местные боги, чужие мне до сих пор! Не молился вам раньше, но не оставьте сегодня дурака-бухгалтера! Боюсь, потом придется разбираться, на чьей стороне правильнее воевать! А сейчас бы — выжить, хотя бы — выжить… Будь оно все проклято!!!

По широким щитам, скрывающим ряды орков и ящеров, дробно забарабанило. Продвигающиеся отряды противника сократили расстояние, и лучники поххоморанцев смогли накрыть залпом все холмы, не обращая внимания на встречный ветер.

— Стой! — ухнули трубы, и щиты вонзились в снег. Небольшая сутолока, и через минуту весь передний край замер, ощетинившись копьями, уложенными на верхний край образовавшейся стены или плечи присевших товарищей. Семь рядов поххоморанцев замерли, ожидая ответ противной стороны. Три последних ряда легко вооруженных солдат упорно опустошали колчаны, посылая стрелу за стрелой на вершины холмов и между ними. Размещенные между ними арбалетчики готовились встретить оперенной смертью контратаку. Но неподвижная тонкая линия орков не отвечала, укрывшись за надежной защитой. Завывания ветра нарушали лишь гулкие хлопки спускаемых тетив и шум трепещущих над головами редких флагов, отмечающих места построения отрядов.

— Мой Дракон! Орки не отвечают! Наши передние ряды на расстоянии маршевого удара!

— Сколько еще поххоморанцы смогут обстреливать противника?

— Пару минут, у них всего по полному колчану.

— Как закончат — строй сомкнуть, тяжелую пехоту болотников — вплотную к ним. Наши дружины и наемников — следом с малым интервалом. Наемникам — залпами накрыть передний край орков в момент, когда пехота начнет разгоняться для удара.

— Мы до сих пор не знаем, что творится перед холмами.

— Ну, завалов из деревьев там нет, это видно. А остальное — придется прикрыть телами передовых отрядов. Через полчаса готовьте разворачивать легкую конницу, направим в первый же появившийся прорыв. Тяжелую конницу попридержим для преследования в ущелье.

Тертедуэй стоял вместе с другими командирами на высоком помосте, выстроенном за спиной атакующих войск. Легкой пехоте Поххоморана приказали сковать тонкие ряды орков боем, позволяя подтянуться поближе арбалетчикам и тяжелой пехоте, способной перемолоть хорошо вооруженного врага. Тех, кого не смогут смять первые тысячи, добьют профессионалы из дружин и наемников. Хороший план, старик сам бы начал битву с подобного. Вот только почему так болит сердце за идущих первыми мальчишек, из которых к концу битвы уцелеет едва ли десятая часть… Мальчишки… Они все для старого Тертедуэя — мальчишки: и двадцатилетние, и сорокалетние…

— Чего он тянет? — с сомнением в голосе повернулся к Многоголовому один из вождей, стоящий на самой макушке высокого холма. В тридцати метрах ниже по склону, перед широченными спинами гвардии замерла в сопровождении гномов черная фигура, пускающая веселых зайчиков полированными боками доспехов.