Блог «Серп и молот» 2017–2018 - Петр Григорьевич Балаев

страшными запорами мучились. Но никто не умер. Буквально год-два и всё пришло в норму. Мать была из Пензенской области, из соседней деревни, в которой жила кулацкая семья моего деда. Дед с отцом уже в 1961 году поехали посмотреть родину предков, там, когда гостили у дальних родственников, мой отец и познакомился с матерью. Она приехала как раз из Калинина, где на стройке работала, в отпуск. Гришу Балаева там местные немного даже побили за то, что на их девку глаз положил. Но Гриша Балаев был в пиджаке с карманами и штиблетах, поэтому местные женихи рядом с ним не котировались. Да, мать старше отца на 3 года. В молодости была очень красивой и очень разборчивой. Выбирала жениха долго.

А гости из далекого Приморья в деревне старая Каштановка выглядели богачами. В ст. Каштановке еще избы соломой в то время крыли и в некоторых домах полы были земляные. Колхоз — захудалый. Причем, рядом были вполне нормальные села и люди жили нормально. Такой вот разброс был.

Семье отца было намного легче. Дед вернулся с войны живым и здоровым. Во время самой войны и та бабка хватанула лиха, конечно. Тоже с детьми одна. С четырьмя. Самому младшему, Пете, был один месяц, когда дед на фронт ушел. В память о том моем покойном дядьке меня и назвали. Умер он в 4 года. Уже под самый конец войны. Там история неприятная случилась. В селе расквартировали войсковую часть. Уже собирали войска для войны с Японией, в 1945, весной уже начали. И мою бабку с детьми председатель сельсовета выселил из дома. Дом отводился под расквартирование военных. Точнее, подселяли к другой семье. Толком из рассказов деда я даже не запомнил, в чем там была проблема, но какая-то несправедливость. А выселяли, когда бабка была на работе. Вынесли вещи и дети сидели возле них, ждали мать. Апрель месяц был, земля еще холодная, маленький ребенок, мой дядька, сидел на земле и застудил почки. К утру умер. Врач приехал из Хороля ночью, но уже ничего сделать не смог.

По селу ходили слухи, что мой дед, когда вернулся с фронта, этого председателя убил. Его нашли избитым без сознания и он, не приходя в сознание, умер. Говорили, что его дед Балаев кнутом насмерть забил. Сам дед мне об этом ничего не говорил. Но убить он кнутом человека мог. Он после войны даже волков им убивал. Тогда волков в Хорольском районе было столько, что зимой и на людей нападали. Охотникам за них хорошо платили. У деда был конь, который их не боялся. Он гонял волков на этом коне и с коня перешибал кнутом позвоночники. Дом на деньги за волков построил. Я больше нигде не встречал упоминаний именно о такой охоте. При мне только один раз дед человека кнутом изо всей силы ударил. Скотник сдавал коня после рабочего дня на конеферму и дед увидел, что у лошади грудь сбита хомутом (при запрягании не был нормально дотянут чресседельник), со злости шарахнул мужика кнутом. Того с ног сдуло.

Это я видел своими глазами. А вот про волков — рассказы. Правда или нет — утверждать не буду. Но рассказывал не только мой дед. В селе говорили, как дед Балаев заработал на дом охотой.

А так, за время войны больше и у этой бабки с детьми эксцессов не было. Дети тоже ходили в школу. 1946 год Приморского села не коснулся. В Приморье неурожая не было.

В Приморье вообще люди легче и зажиточней жили. И у нас не было многочисленных солдатских вдов в селе. Я еще раз повторюсь — жизнь села Ленинского на всю страну экстраполировать я не хочу, но что видел своими глазами — то видел. Село довольно большое — почти 2000 человек. Мы «тимурили» в школе за двумя вдовами-солдатками. Бабушка Задорожная одна жила. У нее муж и сыновья погибли. Фамилию второй бабушки не помню. У них на воротах были нарисованы красные звездочки, пионеры им приходили по хозяйству помогать. Третья вдова была — моя бабка по матери, Ксения Яковлевна Чекашова. Она потом с сыном, после замужества моей матери, перебралась из Пензенской области в Ленинское, дед ей дом купил с барского плеча. Но она не была объектом заботы тимуровцев. Она не одна жила. С семьей сына.

В середине 70-х в селе собирали деньги от народа на строительство памятника погибшим в войне односельчанам. Сдали все. И моя бабка Ксения Яковлевна. На этом памятнике есть и фамилия моего погибшего деда Чекашова. Но только он из деревни ст. Каштановка на фронт ушел, а не из Ленинского. Но бабка деньги сдала, поэтому на памятнике и его фамилия. И таких «односельчан» — там много. Фамилия деда Чекашова, наверняка, есть и на памятнике в деревне ст. Каштановка Пензенской области. Если там, конечно, такой памятник есть.

С. Ленинское, разумеется, не было под оккупацией, особенное лихолетье его не сильно коснулось. Но — что видел. У нас не было такого, чтобы женщины без мужиков куковали. потому что все мужики на фронте погибли. Я не видел дисбаланса в половом составе населения села. Одинокие бабы были. Кроме трех вдов — еще две. Две сестры вместе жили. Но они были немного странными. С задержкой умственного развития. Здоровые, как лошади и на лошадей похожи.

А так — как-то всё обычно было. Без того кинематографического надрыва, к которому мы привыкли. Но, повторюсь, может с. Ленинское — не показатель…

Оригинал здесь http://1957anti.ru/publications/item/351-a-ty-khotel-by-zhit-pri-staline-chast-ii

* * *

https://p-balaev.livejournal.com/2018/03/07/

Дальше будет всё намного жестче. В смысле, сталинистей. В детстве и в юности я уже видел, как жизнь в селе после Сталина если и не ухудшалась, в бытовом, материальном плане, то лучше и не становилась. Как будто всё замерло. Нет, мотоциклы, телевизоры и холодильники появились. В этом плане — улучшение было, разумеется. Но одновременно становилось хуже в очень значимых, даже еще в более значимых, вещах. Но по порядку…

Все старики всегда говорили, что так, как они жили перед самой войной, они уже никогда не жили. В те годы для меня