Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк

Вдруг всё это исчезло, я остался гол и беззащитен, без внутренней опоры. Я больше не был журналистом. Я был бродягой, бомжом в бегах. Зато я обнаружил в себе внутренние резервы, о которых не подозревал, и материальная сторона жизни больше не казалась мне такой уж важной. Я знал, что со временем многое из потерянного вернётся. Для выживания в Америке не так много надо.

Мэрилу продала мои вещи и сдала одежду в благотворительную организацию, и мне пришлось рыться в обносках в магазинчике поношенной одежды, принадлежавшем моей любимой конторе — католической церкви.

Ах, какая ирония!

Она снова показала нос именно тогда, когда мне было совсем худо. Я купил две спортивные куртки по 25 центов за штуку. Пару туфель за 50 центов. И за доллар чёрные шерстяные штаны, которые с иголкой и ниткой в руках сам перелицевал в машине. Я научился обращаться с иголкой в армии: то пришивал лычку, то отпарывал к чёрту. Никогда не знаешь, когда пригодится армейская выучка.

Я не стал похожим на нью-йоркца, рекламирующего дорогущий бурбон, тем не менее, выглядел достаточно прилично и был готов к собеседованиям.

Я разослал 150 резюме, но работы по-прежнему не было, и это меня беспокоило. Я просто не мог сидеть сложа руки.

Я экономил и собрал достаточно денег, чтобы снять комнату в Бисмарке на месяц. Я опять шёл в гору. Но через три дня я съехал. Снял другую комнату уже в Мандане и тоже на месяц, и опять-таки мне стало не по себе и я рассчитался через несколько дней. Мне больше нравилось жить в машине, поэтому, получив очередное пособие по безработице, я газанул и дал старт в штат Орегон. Гори всё синим пламенем!

С восьми лет я мечтал жить именно там — с того момента, как увидел фотографии залива Кус-Бэй в отцовских журналах «Нэшенал Джиогрэфик». Мне даже кажется, что я больше учился географии по его журналам, чем по школьным учебникам.

Я стучался в двери всех местных изданий — всё безрезультатно, и тогда я решил немного развеяться на пустынных берегах Брукингса и Голд-Бич. Заодно я посетил пещеры Си-Лайон к северу от Флоренса и подышал воздухом в национальном парке Сайусло: грелся на солнышке, наблюдал с бережка за плывущими на север касатками и сожалел, что сам не касатка.

В конце апреля я вернулся в Северную Дакоту, попутно в поисках работы заглянув в Айдахо и Монтану.

Там было пусто. Как всегда…

Как приятно было снова припарковать свой старый драндулет в лесу у Мандана — на Бульваре разбитых надежд, так сказать.

Через две недели я получил приглашение от «Нэшенал Тэттлер», бульварной чикагской газетки, близкой к «Нэшенал Инкуайерер».

Мной овладела эйфория!

Хотя в «Таттлере» платили больше, чем в «Ассошиейтид Пресс» и «Калгари Геральд», это был тупик. От меня требовалось отступить от принципов ответственной журналистики и превратиться в дешёвую проститутку. Всё бы ничего, но от такой работы меня мутило и я боялся слететь с катушек и запить от того, что от меня хотели. Поэтому через две недели я принял решение оставить это место и вернуться в ряды безработных.

После «Таттлера», несмотря на лекарства, я впал в глубокую депрессию. Чувствовал себя полным неудачником и считал, что жизнь кончилась.

Я снова перебрался на время в родительский дом. Спать я не мог. Всю ночь я слонялся из угла в угол, иногда пробовал ложиться в постель. Но в постели мне было неуютно. Я слишком долго жил в машине. Поэтому, когда в семь часов утра отец уходил на работу, я тихонько выбирался из дому и устраивался спать на заднем сиденьи моего ржавого «Форда». Там я чувствовал себя в большей безопасности.

В голову пришла мысли о самоубийстве и захватила меня целиком. Я наметил себе врезаться в опору моста к востоку от Баррингтона на скорости 100 миль в час.

И вот однажды вечером я написал прощальную записку. Хотя нет, не записку. Лебединую песню на 20-ти страницах. Мне, бедному, было очень худо. Лучше умереть. Я извёл себя. Извёл детей. Жену. Я полный неудачник, нить моя оборвалась, а с ней и жизнь моя. И лучше всего кончить всё дело разом. Не стоит такая жизнь выеденного яйца.

Я страстно желал смерти, ибо считал, что смерть — единственный способ обрести покой. Я устал от драки, от борьбы за выживание — простое выживание. Меня это больше не касалось. Днём и ночью я грезил о «сладкой смерти», как иной грезит о встрече с ненаглядной…

Но как только я излил свою несчастную душу на бумагу, случилось невероятное…

Мне стало лучше.

Я выплеснул то, что теснило грудь, и мне полегчало. Наверное, написав то прощальное письмо, я смирился с собой таким, каков есть.

— Сейчас я ничто, но ведь хуже уже некуда, — сказал я себе. — Отсюда я начну и сделаю из своей жизни что-то стoящее. Я смогу. Я чувствую в себе новые силы. «Завтра» наступит. Обязательно. Я снова встану на ноги и отстрою свою жизнь. Я могу, я сделаю, я должен…

Я спрятал записку в подвале, чтобы, когда дела пойдут на поправку, вернуться к ней, перечитать и посмеяться от души.

— Вот что творилось у тебя в башке летом 73-го, Брэд, — скажу я себе. — Бедняга, ты чуть было не отправился в утиль, а сейчас рад небось, что остался по эту сторону? Жизнь-то налаживается…

Я не мог убить себя.

Человечек внутри меня зудел: «Стало тяжко, придурок? Разве не можешь выдержать? Разве не можешь потерпеть ещё один день? Хочешь увильнуть? Ты что — дохляк?»

Через неделю я порвал эту бумагу, потому что депрессия вернулась. Было такое ощущение, будто я, в конце концов, сдался…

В это же время Мэрилу и детей депортировали из Канады, и они остановились у её родителей в Баррингтоне. Мэрилу пробовала оспорить распоряжение о депортации, чтобы выиграть время. Она не хотела выдёргивать Тину из школы до конца учебного года, и это ей удалось. Я просил у неё свидания с детьми, но она отказала категорически, и я отступил. Мне больше не хотелось её нервировать, я не хотел больше конфликтов и недоразумений из-за детей.

Через два месяца поисков работы меня пригласили в качестве репортёра в «Форт-Лодердейл Ньюс» во Флориде. Заняв у отца 300 долларов, я уехал, снял комнатку и весь ушёл в работу.

Осенью 73-го я начал массированную почтовую кампанию по восстановлению своего статуса постоянного жителя Канады. Я любил Канаду и чувствовал, что меня вышвырнули несправедливо.

Борьба длилась больше года. Я писал премьер-министру Трюдо, в министерство по делам иммиграции, в американское консульство в Калгари, американским сенаторам и в Государственный департамент. В общей сложности я отправил более ста писем, но не добился ничего.

Наконец я нашёл человека, готового меня выслушать.

Канадский консул в Миннеаполисе, штат Миннесота, подсказал, что если я смогу подтвердить всё, что рассказал, то можно подать новое заявление на въезд в канадское консульство в Атланте, штат Джорджия.

В дополнение к бумажкам из лютеранской больницы и фонда «Хартвью» мне пришлось собирать письменные свидетельства от консультантов, работодателей, врачей и друзей в том, что я действительно бросил пить и что мои перспективы на будущее безоблачны.

Среди тех, кто мне помог, был мой старый товарищ по работе в газете Джим Весли, который в то время был руководящим редактором в «Чикаго Дейли Геральд» (позже он стал руководящим редактором в «Детройт Ньюс», а сейчас работает ответственным редактором в «Сиэтл Таймс»).

23-го апреля 1974 года Джим написал вот такое письмо Д.Р. Тейлору, канадскому консулу в Атланте:

Сэр.

Прошу рассматривать данное письмо в качестве характеристики Брэда Брекка, профессионального журналиста, ищущего возможности вернуться в Канаду.

Я знаю Брэда уже почти шесть лет — со времени его демобилизации из армии и получения первого задания в газете. В бытность свою в «Пэддок Пабликейшенс» по некоторым направлениям он контактировал непосредственно со мной, и все четыре года своей работы здесь он оправдывал самые высокие профессиональные ожидания. «Пэддок Пабликейшенс» — это группа из девяти общеполитических изданий, выпускаемых в северо-западных пригородах Чикаго.

Как руководитель и друг, четыре года я наблюдал за профессиональным ростом Брэда: от репортёра, завотделом городских новостей, журналиста-расследователя до обозревателя и ведущего очеркиста.

Сила и ценность Брэда-журналиста заключается в его уважительном отношении к ремеслу писателя. Больше всего Брэд является писателем, человеком, имеющим особый взгляд на людей и предметы и способным перенести все нюансы на бумагу. Как обозреватель, очеркист и мастер своего дела, Брэд Брекк много сделал для процветания «Пэддок Пабликейшенс».

Много раз за свои публикации он становился обладателем национальных призов и наград штата, является высококлассным специалистом с исключительными способностями и, кроме того, считаю, что это человек, который смело борется со своими проблемами и уже оставил большинство этих проблем позади.