Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

Ну а мы?

18 февраля 1946 года вышло секретное Постановление СНК СССР № 405–165с «О благоустройстве могил воинов Красной армии, партизан, погибших в боях Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., и о надзоре за их состоянием», подписанное Сталиным. Постановлением вменялось в обязанность руководителям советов всех уровней совместно с военкоматами до 1 мая 1946 года взять на учет существующие могилы бойцов Красной армии и партизан, до 1 августа их благоустроить, а индивидуальные могилы, по возможности, перенести в братские либо на ближайшие военные или гражданские кладбища. Данное постановление косвенно признавало некачественность работ фронтовых похоронных команд.

Благоустроив захоронения в населенных пунктах и кое-как собрав останки с ближайших индивидуальных могил, советы отрапортовали о решении поставленной задачи. Символическое перезахоронение осуществлялось и в 50-е годы. В результате из 750 тысяч воинских захоронений в стране осталось менее 30 тысяч.

14 декабря 1989 года последним министром обороны СССР Дмитрием Язовым была издана директива, в которой говорилось:

«Главнокомандующим видами Вооруженных сил СССР, командующим войсками округов и флотами организовать совместно с местными советскими органами и общественными организациями тщательное обследование местностей, где велись боевые действия, и выявление на них не захороненных останков советских воинов и партизан, установление по возможности их личности и захоронение в торжественной обстановке с отданием воинских почестей. Проведение всего комплекса мероприятий по выявлению, захоронению и перезахоронению останков погибших воинов, приведению в надлежащий порядок воинских кладбищ и братских могил завершить в апреле 1990 г».

Занимающиеся уже много лет подряд без всяких директив подъемом и захоронением погибших воинов отряды поисковиков-подвижников начинают эту деятельность как раз в апреле, когда уже просохнет земля, но еще нет густой травы. Зимой и в весеннюю распутицу проводить такие работы практически невозможно. Потому явно показушная директива никем и не выполнялась.

В интервью журналу «Москва и москвичи» в 2006 году Степан Кошурко рассказал, что 26 мая 2000 года депутаты Госдумы единогласно приняли обращение к президенту, где говорилось: «Государственные органы фактически свернули работу, связанную с поиском неизвестных воинских захоронений и непогребенных воинских останков. Депутаты Государственной думы убеждены, что… государство обязано до конца исполнить свой долг перед всеми воинами, которые отдали свои жизни, защищая Отечество, и полагают необходимым внести изменения в Федеральный закон «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», возложив основную тяжесть его исполнения на правительство Российской Федерации».

Ответ последовал через 10 месяцев, но пришел он не от президента России, а от заместителя руководителя аппарата Совета безопасности РФ, координатора рабочей группы по вопросам подготовки и проведения военно-мемориальных мероприятий оргкомитета «Победа» Гладких:

«Определенные поисковые мероприятия проводятся общественными объединениями, уполномоченными на проведение поиска местными органами государственной власти и управления. Предложение же депутатов Госдумы о разработке федеральной программы поиска неизвестных захоронений и погребенных останков, установления имен погибших и пропавших без вести признаю нецелесообразным. Это приведет к нарушению существующей системы и неоправданному распылению средств».

Фамилию дала война

Во время встречи с директором школы села Большероманово Табунского района нашего края Николаем Чайкой, человеком, неоднократно работавшим в поисковых отрядах и организовавшем поездки своих учеников на Смоленщину, где погибли многие наши земляки, воины сформированной в славгородских степях зимой 1941 года 312-й стрелковой дивизии, я спросил у него:

Николай, скажи просто, без пафоса, зачем тебе это все? Другая жизнь, поколение «пепси», какая еще там Великая Отечественная? Было, как говорится, да быльем поросло.

Фамилия Чайка у меня по матери, и причина тому война, — рассказал Николай Владимирович. — У моего деда Ивана Чайки было пять дочерей, последняя родилась уже в 1942 году после его гибели на фронте. И отец мой согласился, чтобы я носил фамилию матери, чтобы не прервалась она. Сын мой Иван родился в 1990-м, в год 45-летия Победы. Бабушка Паша была еще жива, я приехал к ней и говорю: «Поздравляю вас с правнуком. Смотрите — вот он, Иван Чайка». Растрогал ее до слез, конечно.

Дед на фронт уходил дважды. Первый раз 23 июня 1941 года. Собрала бабушка ему продуктов, вещи немудреные, поставил он на патефон пластинку и под песню «Из колодца вода льется» первым из своего села Успенка пошел на войну. 16 сентября 41-го получил тяжелое ранение, был комиссован, в декабре вернулся домой и уже через несколько дней работал председателем колхоза. А в апреле 1942 года вместе с другими бойцами формировавшейся в Славгороде 312-й стрелковой дивизии вновь отбыл на войну и в сентябре погиб в бою.

Мама моя говорит: «Что ты едешь? Кого ты ищешь?» Да, я знаю, что деда своего не найду, по всей вероятности, просто пройду по той земле, где он погиб. Но мне обидно и за него, и за всех тех, кто там не захороненный лежит, не по-людски это. И я совсем не один такой. В поисковых отрядах год от года на Смоленщине и в других областях идут и идут на места боев люди. Не пацаны, сороколетние серьезные мужчины, те же предприниматели. Зачем? Мы знаем зачем, и ты знаешь, и большинство из нас.

Да, людей, знающих «зачем», среди нас, по счастью, еще хватает: уже много лет занимается поисковой работой перелопативший десятки и сотни архивных документов барнаульский журналист и краевед Евгений Платунов. Огромная переписка, общение с поисковиками в самых разных регионах нашей страны, а также далеко за ее пределами, позволили Евгению Владимировичу сообщить тысячам (!) родственников «без вести» пропавших солдат, где именно погибли и похоронены их близкие.

Работа эта абсолютно бескорыстна, как и деятельность сотрудника исторического отдела Бийского краеведческого музея Константина Ярославцева, участвовавшего в семи экспедициях, занимающихся поисками и захоронением останков погибших солдат, — в Калужской, Смоленской, Новгородской областях, Гомельской области Республики Беларусь, на Волоколамском шоссе под Москвой. Начав работу в музее, Константин обнаружил в фондах хранения папку с воспоминаниями своего двоюродного прадеда Андрея Ивановича Одегова, бойца Сибирского батальона (о нем чуть ниже. — Авт.), получившего 7 сентября 1941 года у карельского села Ругозеро тяжелое ранение.

— Я 18 лет занимаюсь историей Великой Отечественной войны, и для меня память о ней священна, — говорит Константин Ярославцев. — Много моих родственников участвовали в ее сражениях, многие сложили головы, большинство пропали без вести.

Сделав запрос в Мурманскую область на 98 погибших там и записанных в 8-м томе краевой «Книги памяти» наших земляков, я получил ответ, что ни один (!) из них в списках погибших и захороненных в Мурманской области не значится. Имен их не было и на мемориалах. После моего письма местные поисковики провели две экспедиции, и я получил бумагу, составленную лично военкомом области, где он сообщил, что имена этих бойцов и командиров внесены в мурманскую Книгу памяти и увековечены на мемориалах.

Но ведь это только крохотный объем той работы, которую еще требуется выполнить! К примеру, из указанной в 8-м томе краевой «Книги памяти» (куда входят имена погибших, призванных в армию из Бийска и нескольких ближайших к нему районов. — Авт.) тысячи имен погибших в Новгородской области значатся захороненными только 200 человек.

Работу по поиску и увековечению памяти наших погибших земляков можно было бы вести куда эффективнее, если бы, по примеру западных областей России, она у нас в крае была объединена под одним началом. Примером может служить, скажем, Калужская область. Там при губернаторе создали специальную комиссию. Ее представители есть в городах и районах, музеях, военкоматах. В Калугу стекается информация, они ее обрабатывают, систематизируют, имена павших увековечивают в «Книге памяти».

Я лично в своей работе руководствуюсь словами Александра Сергеевича Пушкина, который в свое время написал: «О подвигах своих предков не только нужно, но и должно помнить. Непроявление сего есть великое малодушие».

К разряду людей далеко не малодушных относится и жительница Барнаула Руфина Васильевна Малютина. Двадцать с лишним лет назад, в 1987 году, она участвовала в погребении своего отца, погибшего в бою 7 сентября 1941 года у карельского села Ругозеро. Имя красноармейца Василия Невежина стало одним из первых установленных имен воинов Сибирского батальона, павших в тот день в тяжелейшем бою. Еще тогда Руфина Васильевна твердо решила сделать все возможное, чтобы увековечить и имена боевых побратимов красноармейца Невежина, отыскать их родственников, дабы знали, где сложили головы отцы и деды, могли приехать поклониться их последнему пристанищу.