Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов

О том, где погиб ее дед, учитель русского языка барнаульской школы «Благодарение» Галина Зеленина узнала еще в 1995 году, когда в «Алтайской правде» была опубликована статья о том, что в районе карельского села Ругозеро на останках наших бойцов были найдены четыре смертных медальона, записки из которых удалось расшифровать. Одну из них написал дед Галины Григорьевны — красноармеец Петр Сазонов.

— Сегодня я везу домой написанную моим дедом предсмертную записку, за что огромное спасибо ребятам-поисковикам, — рассказывала уже по дороге в Барнаул Галина Зеленина. — Я до того никогда не видела его почерка, но знала, что он был довольно грамотным, бригадиром в колхозе работал. По рассказам бабушки, он многим помог в трудную минуту, как говорится, последнюю рубаху мог снять, если кому надо.

На фронт ушел в июле 1941 года, вот в Карелию попал. Родственники ничего о его судьбе не знали. Бабушка, Капитолина Васильевна, похоронку тогда не получила, а только бумажку «пропал без вести». Старшего сына, Петра Трофимовича, в конце 1942 года забрали на фронт. Он прошел от Сталинграда до Будапешта. Был много раз награжден и много раз ранен. В 40 лет умер в военном госпитале после операции. Достала война.

Я испытала сильнейшее эмоциональное потрясение, побывав на поле боя. Жутко это все, и в то же время знать, что твой дед, его товарищи не побежали перед более сильным врагом, до конца выполнили свой долг, дорогого стоит. Это очень много значит и для меня, и для всех, кто побывал с нашей делегацией в Ругозере.

В Карелии члены делегации Алтайского края побывали во многих местах Сегежского и Муезерского районов республики: на алюминиевом заводе в Новодворицах, в средней школе Ругозера, детском доме в селе Каменный Бор, а также в отдельной радиолокационной роте под командованием майора Алексея Веретина, которая несет круглосуточное боевое дежурство по охране воздушных рубежей Родины.

После ужина командир части провел небольшую экскурсию по позициям своего подразделения, в котором служат ребята действительно со всех концов России — из Вологды, Ставрополя, Санкт-Петербурга, Омска, — а в разговоре с корреспондентом «Алтайской правды» сказал:

— В подготовке к открытию памятника сибирякам-алтайцам, погибшим в сентябре 1941 года, наша рота принимала самое деятельное участие — работали на планировке площадки мемориала. Памятник этот вообще наш, в том смысле, что закреплен за воинской частью. Там мы 23 февраля и 9 мая постоянно проводим мероприятия, а перед этим соответственно приводим все в порядок. Возлагаем венки, проводим митинг — все как положено.

И если кто-то из родственников геройски погибших сибиряков-алтайцев собирается ехать в Ругозеро, пусть знают, мы окажем им всю возможную помощь с размещением, транспортом. В общем, сделаем для них все, что в наших силах. Их отцы и деды были настоящими солдатами, и нам просто грех о них забывать.

Иван вернулся домой

В истории Алтайского края было также несколько случаев, когда прах погибших на Великой Отечественной его уроженцев возвращался в родные края и был захоронен на кладбищах сел, откуда они уходили на войну. Так, 22 июня 2007 года в Калманке был похоронен найденный на боевых позициях в Тверской области и опознанный с помощью записки из смертного медальона уроженец этого села Иван Дорофеев. Он погиб в 43-м и спустя 66 лет все же вернулся на свою малую родину. Нашли его поисковики из отряда «Надежда» городка Руза Московской области.

— Отца я очень хорошо помню, мне ведь 10 лет в 41-м стукнуло, — рассказывал в день похорон солдата на сельском погосте его сын Дмитрий Дорофеев. — Ему тяжело было уходить, ведь уже пятый десяток разменял, дома жена и четверо детей. Но пошел, раз надо. Два письма только и получили от него, а потом все — «пропал без вести». Месяца через три забрали в армию и моего старшего брата Александра, он в 43-м погиб. Но о нем-то мы хоть знали, где похоронен, а вот где отец. Спасибо огромное тем людям, что его нашли, тем, что домой доставили. Спасибо…

В том же 41-м, как и многие его земляки, ушел на войну и житель деревни Александровка Солонешенского района Филарет Черепанов. Из двадцати мужчин, ушедших на фронт из Сибирячихинского сельсовета, в который входит когда-то большая Александровка, до лета 2006 года четырнадцать (!) числились пропавшими без вести. Затем их стало на одного меньше.

В августе того года в Сибирячихинский сельский совет пришла весть о том, что экспедиция «Долина» обнаружила в воронке возле деревни Новая в Новгородской области останки трех бойцов, медальон со сведениями на Филарета Черепанова и солдатскую ложку, на которой читалась фамилия Рыбальчев.

Филарет Черепанов был отцом пятерых детей, младшей дочери Гале на момент его ухода на фронт был лишь год. Вернуть прах ее отца и своего деда на родину взялись проживающий в Санкт-Петербурге его внук Сергей Падерин и дочь одного из сыновей Филарета Ефима — Ирина. Решили, что место упокоения должно быть общим. 14 октября 2006 года останки трех солдат были захоронены на кладбище таежной деревни Александровка.

Бирка на шее

Согласно легенде в середине 60-х годов 19 века, некий берлинский сапожник, сыновья которого служили в прусской армии и отправлялись на войну, изготовил для них жестяные бирки. С их помощью кто-нибудь должен был опознать сыновей в случае их гибели и оповестить отца.

Сапожник был так горд своим изобретением, что посмел обратиться в военное министерство Пруссии с предложением ввести подобные знаки по всей армии. Предложение было дельное, но вот аргументацию сапожник придумал неудачную. Он ссылался на успешный опыт применения в Пруссии специальных собачьих бирок для учета и взимания налогов с владельцев. Когда обсуждение новой идеи дошло до короля, обожавший своих солдат король Пруссии Вильгельм I был просто взбешен предложением надеть на них «собачьи бирки». Только спустя некоторое время он все же позволил убедить себя в пользе этой идеи и ради эксперимента согласился на введение личных опознавательных знаков в некоторых частях прусской армии.

Такова легенда. А на деле введение первых личных опознавательных знаков в период австро-прусской войны 1866 года встретило массовое неприятие новшества со стороны даже самых дисциплинированных прусских солдат. Выданные им «смертники» они попросту выбрасывали или «забывали» в обозе. Солдат в 19 веке был также суеверен, как и в 20, и требование командиров обязательно носить на себе «вестник смерти» вызывало страх, что как раз он-то и привлечет на них скорую гибель.

Позже только активная пропаганда офицеров вермахта среди своих солдат о необходимости иметь личный опознавательный знак как гарантию получения семьей пенсии в случае гибели его владельца убедила являющихся примерными семьянинами немцев изменить свое мнение к «вестнику смерти», и ношение таких жетонов стало нормой.

Для установления личности военнослужащих германской армии использовались личные опознавательные знаки (die Erkennungsmarke), представляющие собой алюминиевую пластину овальной формы, которая носилась на шнурке, охватывающем шею. Каждый знак состоял из двух половинок с выбитой на них одинаковой информацией: номер знака, сокращенное наименование войсковой части, выдавшей знак, а также группа крови. Обе половины личного опознавательного знака могли легко отламываться друг от друга. При захоронении погибшего одна половина знака отламывалась и отсылалась вместе с донесением о потерях. Другая половина оставалась на теле погибшего.

Надпись и номер на личном опознавательном знаке воспроизводились во всех личных документах военнослужащего. Вместе с тем в каждой войсковой части велись точные списки личных опознавательных знаков. Копии списков выданных личных опознавательных знаков посылались в берлинское Центральное бюро по учету военных потерь и военнопленных.

Готтлиб Бидерман так вспоминает о первых днях войны в России, куда он вступил со своей 132-й пехотной дивизией 22 июня 1941 года:

«Могилы немецких и русских солдат теперь оказались вблизи друг от друга: немецкие могилы, отмеченные грубыми деревянными крестами, находились справа от дороги, а русские — слева. Русские могилы остались безымянными. Их обозначали лишь винтовки и штыки, воткнутые в рыхлую землю. Немецкие могилы были увенчаны характерными стальными касками, а на некоторых крестах на льняных бечевках висели личные знаки в надежде на то, что их подберут и зарегистрируют.

8 июля, когда подошли к Бродам, на широкой, изрытой глубокими колеями дороге мы обогнали интендантские подразделения и подразделения связи 70-й дивизии 6-й армии. Связисты сообщили нам, что дивизия при взятии Лемберга (Львова. — Авт.) потеряла 600 человек убитыми и ранеными, и с уверенностью заявили, что война должна кончиться через несколько недель».