Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Нда. Задачка. Триста ульев это замечательно. Так эти люди и у меня не захотят вступать в колхоз. Что же мне делать? – стал незаметно для себя вслух размышлять.

– А вы, Пётр Миронович, предложите им жить своей артелью, а мёд и другие продукты просто сдавать частично в колхоз. Они такое предложение сделали председателю, а тот упёрся. Как посетовал Тютин: "В герои на их горбу метит". Так поможете?

– Услышал я вас, Гурген Арташесович. Завтра с утра займусь. От такого подарка только дурак откажется. Спасибо, что позвонили.

– Фу, прямо гора с плеч. Верю, у вас всё получится. Да, Пётр Миронович. Я тут успел связаться с двумя народными целителями. Пчеловоды. Обещали выделить вам немного снадобья, полученного из личинок Пчелиной Огнёвки. Я им ваш телефон и адрес продиктовал, так что ждите звонков. Ну, не буду больше мешать. До свидания.

Гудки. Вот ведь энтузиасты. Взвалил чуть ли не среди ночи очень малоподъёмную гору проблем и откланялся. Триста ульев. Это в вагон‑то влезет? Или до этого Шадринска гнать два вагона? А размешать людей где? Три дома срочно строить. Пётр набрал номер.

– Марк Янович. Завтра собирайтесь в Курганскую область. Нужно за пару дней перевезти сюда триста ульев и три семьи. Все инвалиды, ветераны войны. Подходите ко мне в кабинет к семи утра. Логистикой будем заниматься, – ну вот, даже полегчало. Пусть ночью не у него одного голова пухнет от неразрешимых задач.

Глава 47

Интермеццо 3.

Звонок застал Леонида Ильича тоже в ванной. Он почти не пил на устроенном областным руководством торжественном ужине. Зол был. На кого? Да, поди, разберись. На начальника цеха на Уралмаш заводе? Не по чину. На директора Уралмаша? Опять нет. На себя! Выходит, что неправильно страной руководит. План превыше всего. А люди? Даже не на втором месте. Оборона, космос, соревнование с Америкой. Это важно. Люди лишь позволяют не проиграть в этой гонке. Не до них.

И открыл глаза опять этот поэт. На даче зашёл разговор о театре. Суть не запомнилась. Марис тогда сказал, что "театр начинается с вешалки", Пётр продолжил мысль, а любое предприятие с туалета. Посмеялись. И вот ведут их по одному из цехов завода. Все восторгаются. Громадина! И действительно – потрясает. И тут эта фраза всплывает.

– Проводите меня в цеховой туалет.

– Леонид Ильич, на втором этаже есть столовая с туалетом, пора ведь и отобедать, – Малофеев Павел Родионович директор завода и к тому же кандидат в члены ЦК КПСС, как‑то в лице чуть переменился.

Брежнев заметил и повторил.

– Проводите меня в цеховой туалет.

Провели. Вонь. От хлорки глаза щиплет. Плитка на стенах и на полу частично отсутствует. И на полу в этих выбоинах жидкость подозрительного цвета. Всё ржавое. Всё в похабных надписях. Бачки с использованными по непрямому назначению газетами переполнены. Эти обрывки и на полу валяются.

– Уборщица второй день болеет, – проблеял кто‑то за спиной.

– Выздоровеет? – спросил, прикрыв дверь, но не обернувшись.

Молчат. Пыхтят.

– Павел Родионович, проследите, чтобы неделю в этом туалете наводил порядок лично начальник цеха. Проверю. А что сейчас пойдём водку пить? Может лучше по нужникам в соседние цеха и участки прогуляться. Запишите. Выговор директору заводу с занесением в личное дело. И проработайте вопрос на партийном собрании. У вас на заводе люди работают или свиньи?

Уехали на Уральский электромеханический завод, так и не пообедав. Это предприятие было другим. Всё же база по выпуску аппаратуры для оснащения ядерных боеприпасов. А вот туалеты не многим лучше, разве, что бумажки не валяются на полу.

– Пап! Ало! Ты меня слышишь? – надрывалась трубка в руке.

– Да, Галчонок, извини. Что‑то случилось? – тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания.

– Пап, тебе нужно обязательно приехать в Краснотурьинск.

– В чем дело? Вас плохо встретили?

– Да, наоборот. Чересчур хорошо. Так не бывает. Тебе нужно обязательно увидеть квартиру Пётра, – захлёбываясь от волнения, выпалила дочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Не могу. Завтра в Нижний Тагил, а утром в Москву. День Победы на носу. Нужно быть в Кремле. Делегации ведь со всего мира понаедут.

– Жаль. Это стоит увидеть. Словно в сказку попали.

– Галя, ты скажи ребятам из девятки, пусть сфотографируют. С мамой всё в порядке, с мальчиками?

– Сфотографировать можно. Понять нельзя. Фантастика какая‑то. Да, все здоровы. Ладно, до встречи. Целую.

Опять Пётр. Не слишком ли часто? В Москву забрать?

Глава 48

Hа ошибках мучатся.

– Пётр Миронович, беда!

Время было часа три. Брежневы отдыхали после последней примерки и сытного обеда. Потом в свою же одежду не влезут, так их за два дня раскормили.

Опять звонил из Свердловска заведующий ГорОНО Трофим Ильич Сидоркин. Пётр этого звонка ждал. Но с победными реляциями, а не с криком: "Беда".

– Что‑то случилось с детьми?

– Нет. С детьми всё в порядке, сейчас на экскурсии в зоопарке. С учителями, конечно. Они молодцы. Все первые места во всех возрастных категориях, кроме французского языка и английского. Там только вторые и третьи места. Даже математиков из спецшкол посрамили.

– Ну, не тяните! Что случилось‑то? Какая беда?

– Заведующий ОблОНО Барсуков Иван Иванович не подписал результаты областной олимпиады. Кричал на меня, что мы где‑то достали задания и прорешали их с учениками.

– А вы? – можно ведь было ожидать недоверия, но крика.

– Я предложил дать детям другие задания.

– И, чем сердце успокоилось?

Что за страна‑то такая. Чужой успех у людей не радость вызывает, а желание нагадить этому человеку. Не просто зависть, а прямо отторжение и неприятие. Стаханову тонны приписывали. Все герои соц труда поставлены в исключительные условия. Все изобретения украдены КГБэшниками у американцев и по спискам выдаются советским горе учёным. Да, даже если частичка правды и есть во всех этих потоках чёрной зависти, то почему эти люди не спросят себя, почему решили помогать не им. Значит, чем‑то отличается "счастливчик" от тебя грешного. Может, трудолюбием? Может, в детстве не в лапту гонял дни напролёт, а уроки делал, книжки читал. А если гонял в лапту, то не во дворе, а в секции под бдительным оком хорошего тренера.

– Пока ни чем. Сидят, совещаются. Меня выгнали.

– Трофим Ильич, а вы можете мне дать телефон, по которому я сейчас могу дозвониться до товарища Барсукова, – что ж, придётся использовать заработанный недосыпаниями и вечной гонкой авторитет.

– Нет. Сейчас спрошу у секретаря. Комиссия в учительской девятой школы. Ага. Записывайте.

Прежде чем попросить телефонистку соединить его с этой самой "учительской", составил план. И решил зайти с самых больших козырей. Нету времени на уговоры. Сейчас уже Брежневы проснутся, и нужно будет везти их в ателье. А потом на концерт Мариса Лиепы и народной артистки РСФСР, примы Большого театра Нины Тимофеевой. Потом быстрый перкус и поезд. Дожить бы.

– Ало, Иван Иванович.

– Слушаю, – буркнули в трубку. Отрывают товарища от важных дел.

– Тогда слушайте. Сам бы приехал и объяснил вам про "презумпцию невиновности", но вы, наверное, знаете, что сейчас у меня гостит семейство Брежневых. Не могу их бросить. Или, может, посетовать, что приходится ехать в Свердловск биться за правду, а потому покидаю их. Сами тут походите по городу, на памятники посмотрите, – и замолчал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Там тоже молчали. Долго. Взвешивали предложение? Вряд ли. Ворочали ставшими вдруг скрипучими мозгами, как выйти сухим из воды? Да, тоже сомнительно. Просто тупо паниковали. Да, нет уже Сталина с его репрессивным аппаратом. Нет холерика Хрущёва с непредсказуемыми решениями. Но человек старой закалки, даже если он трижды орденоносец и в целом за собой грехов не чувствует, власть боится и ничего хорошего от неё не ждёт.