Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Да. Удивительно, что мы живы. Точнее — что именно мы.

Что делать дальше? Может, имеет смысл отыскать Шарля, если он вернулся живым из Африки, и просто присоединиться к нему — у него наверняка есть какие-то идеи… Кстати, до чего странно думать, что Шарль — он и есть тот самый генерал де Голль, который, говорят, сейчас там в числе победителей Германии. Мне иногда интересно: а что там со мной?

Убит, наверное.

Жаль. Вот интересно: тут война, подобная нашей Второй мировой, так и не началась. А Первая, говорят, была — конечно, в уменьшено масштабе, но была.

Чёрт побери, но ведь должен быть у этого какой-то смысл?! Четыре года назад Колька, с которым мы довольно долго шли вместе, сказал, что смысла нет. просто в нас кто-то играет, как играют в шахматы на доске.

Меч Арагорна — знаменитый Андрил, "Возрождённая Молния" — лежал поперёк его широко разведённых колен. Я сел на скамью наискось от него. Над утренним лесом плавал туман. В этом видении я был в полном снаряжении — не только при оружии, но и в бригантине, в краге на левой руке.

— Ваше Величество, — я склонил голову и перекинул палаш через колено, уперев его в носок правого сапога. — Я хотел спросить. Я пришёл, чтобы спросить… Как мне быть дальше? Я запутался. Я что-то сделал не так. Временами я ощущаю себя предателем…

— Потому что ты предал, — тихо сказал Арагорн. — Своих друзей. Свою мечту. Самого себя. И сейчас пытаешься спрятаться от своего предательства на красивом острове.

— Да, — я потёр переносицу. — Кажется, это так, Ваше Величество. Странно, что мне понадобилось столько времени, чтобы это осознать… Но они…

— Вождю могут изменить его люди. А он не имеет права им изменять. Даже если не осталось надежды. Тогда нужно просто идти навстречу всему, что даёт жизнь. И принимать это со всем мужеством, которое есть в тебе.

— Здесь быстро ржавеет оружие, — я поднял глаза от сапог. — Боюсь, что заржавело и моё мужество. Я не смогу быть вождём.

— Тогда будь хорошим клинком у хорошего вождя. Это лучше, чем ржаветь вместе со своим клинком. Для созданного сражаться вечный покой может стать проклятьем.

— Значит… — я задумался, — значит, несколько лет, сражения, раны — а потом смерть?

— Тебе нравится та вечность, которую ты обрёл?

— Нет, — тихо признался я.

— Тогда о чём ты жалеешь? О десятке лет отдыха на пляж? О сотне лет поедания омаров? О тысяче лет бездумности в шалаше под пальмами? Что ты скажешь мёртвым друзьям? Они ведь придут обязательно…

— Да, — прошептал я, вставая. — Да, да, да, да…

…Я вынырнул наружу от того, что Танюшка трясла меня за плечо. В темноте шалаша я различил её испуганное лицо.

— Олег, — шепнула она, — кто-то ходит вокруг.

— Коза? — я сел, нашарил палаш.

— Нет, — она замотала головой. — Олег, это человек. Честное слово.

Я не успел ничего сказать. Циновка на входе шевельнулась, и голос Вадима негромко произнёс:

— Спите?

Вадим, конечно же, не изменился. У него только прибавился крестообразный шрам под правым глазом, от которого этот глаз казался шире. Да теперь, когда он разделся, я увидел ещё один — длинный и узкий, через всё левое бедро.

— Хорошо тут у тебя, — сказал Вадим. Море плавно набегало на наши ноги, волны фосфоресцировали и казалось, что ступни одевает бледный огонь. — Спокойно, тихо…

— Да, тихо, — подтвердил я. И кивнул на его бедро: — Ятаган?

— Ятаган, — нехотя кивнул он. — Уже давно…

— А на лице? Это же от стрелы… Неужели ниггеры начали стрелять из луков?

— Нет, — ответил Вадим и, подавшись вперёд, поднял гальку. Бросил её в воду, и там родился водоворот огня. — Это на перевале Сен-Готард, два месяца назад.

— На том самом? — удивился я. Вадим наклонил голову и добавил:

— Один швейцарец меня не понял. И наше непонимание дошло до последней ступени.

— Он никому об этом не расскажет? — усмехнулся я. Вадим вздохнул:

— Да нет, думаю, он этим хвастается. Я сразу потерял сознание… Олег — ну, Крыгин — меня вытащил.

— Он тоже?.. — начал я, но Вадим не дал мне договорить:

— Все, кто не ушёл с Саней, вместе со мной. Нет, Сергей с Ленкой своей — не знаю, где. И Андрей подался куда-то в Сибирь.

— Вот как… — я испытал некоторое разочарование. Мне хотелось бы узнать, как там Серёжка, а он, оказывается, вообще пропал… — А вы что, сами по себе?

— Нас слишком мало, — покачал головой Вадим. — Мы присоединились к одному отряду… там в основном балканские славяне, но есть и ещё кое-кто. Хорошие ребята, и сражаются хорошо…

— Никто не погиб? — спросил я. Вадим помотал головой, и мы замолчали. Надолго. Море продолжало гореть огнём, и пылающие следы рыб рассекали воду во всех направлениях. На острове было тихо, только в джунглях перекликались птицы и ночные звери.

— Я полтора месяца добирался сюда, — услышал я голос Вадима и медленно повернул голову в его сторону. — Долго, если честно.

— Долго, — согласился я.

— Я пришёл, чтобы просить тебя вернуться к нам, Олег, — сказал Вадим.

— Да, — ответил я. Наверное, он этого не ожидал, потому что недоумённо посмотрел на меня. — Да, — повторил я. — Завтра мы пойдём отсюда вместе, втроём.

— Ты согласен?! — в голове Вадима было изумление пополам с недоверием.

А я прочёл вместо ответа:

— Мы возвратимся из дальних далей —Стремя в стремя, броня с бронёй.Помнишь — как в детстве, когда игралиВ рыцарей, верных всегда одной?..

И ощутил внезапное чувство… словно встал на место вывихнутый палец, к вывиху которого ты привык и уже не надеялся вправить.

С. Боханцев

Не смей живот сажать на рожон,Прилюдной славы себе ища!И раз добыл меча из ножон,Подставь щита, да ударь ещё!Аль за спиной твоей не рать,Аль на груди не кольцо-броня?А чтоб коню рожна не принять,Подставь щита да укрой коня!Хоть конь-огонь да и первый друг,И как не жаль его, гой-еси,Когда шеломы трещать вокруг,Подставь коня, а себя спаси!Но коль товарищу смерть сулятПобоища да пожарища —Простит тебя мать-сыра-земля, —Подставь себя за товарища!

…Танюшка не спала — полулежала у пригасшего костра и, издалека услышав наши шаги, приподняла голову. Её глаза поблёскивали алыми и зелёными искрами.

— А я вещи собрала, — сказала она.

Драккар лежал на воде огромной молчаливой рыбой. На нём, конечно, все спали. Только на берегу, у небольшого костерка, сидела знакомая фигура… но я узнал мальчишку только когда он встал нам навстречу. Это был Лаури, и он улыбался.

— Девять месяцев, — сказал он. — Я собирался приплыть за тобой ещё через три, да тут Вадим…

Я пожал его руку, натёртую веслом до каменной мозоли.

— Ты был прав, — весело сказал я. — А я был дурак.

— Мы все частенько ходим в дураках, — заметил Лаури. Вадим с Танюшкой улыбались — даже скорей скалились именно что как дурачки, и я почувствовал: моя собственная физиономия тоже расплывается в глупую улыбку. — Это не так уж страшно.

— До Скалы-то довезёшь? — спросил я, сбрасывая на песок заплечник.

— Не довезу, — отрезал Лаури. — А то ещё по дороге потеряетесь месяца на три. Я вас прямо до Юлии заброшу. А там ведь близко, а, Вадим?

— Близко, — подтвердил он. — Э, постой, а ветра? Зима же…

— Выгребем, — уверенно отрезал Лаури.

И я, глядя на него, вдруг радостно понял: правда.

Выгребем.

Мария Струкова— Ты меня не предашь?— Я тебя не предам.Вам к лицу камуфляж,словно ночь — городам.Словно темная ночь,где огня не добыть.Никому не помочь,но нельзя отступить.Среди русских рабов и заморских князей слишком много врагов,слишком мало друзей.Знаю — выхода нет,но оружие есть.И к лицу вам рассвет,словно юность и месть.Кто боец, кто торгаш — не решать по судам……- Ты меня не предашь?— Я тебя не предам!

ГОВОРИТ ЛОТАР БРЮННЕР

Сегодня утром погиб Юнгвальд. Он был последним из наших баварцев, кто оставался со мной. И лучшим фехтовальщиком из всех, кого я знал.

Впрочем, мы переживём его ненадолго. Нас осталось шестеро — двое парней, четыре девчонки — и нам некуда отступать. Смешно, что мы погибаем на Олимпе — горе богов. Но, во всяком случае, чернокожим не подняться к нашей пещере, пока у нас остаются патроны, а их ещё тридцать два в "дегтяре" Сашки и пять в моём "браунинге". Потом… никакого "потом" у нас не будет.

Вечер, и я пишу эти строки при свете костра. В блокноте моём ещё довольно много чистых листов. Таня спит по другую сторону огня. Я вижу отсюда огни вражеских костров внизу на склоне.