Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танюшка молча кивнула, и мне это показалось подозрительным. Но я промолчал тоже. А Вадим вообще ответил мне совершенно хладнокровным взглядом, извлекая кистень…
…Часовых конкретно у этой кучи не было. Зато были аж четверо у соседних костров. Это даже смешно, но они какое-то время созерцали нас с ленивой скукой. Потом коротко щёлкнул кистень Вадима — и один из негров, раскинув руки, завалился спиной в костёр.
Даже как-то странно, но я не утерял ни единого навыка… Отброшенный ударом ноги, в сторону полетел ещё один, другой рухнул вбок, обезглавленный моим палашом. Последний из часовых бросился бежать… но упруго стукнула аркебуза, и негр упал куда-то в темноту. Я быстро оглянулся. Так и есть. Моя любимая стерва не то что не думала бежать со всех ног — она стояла и очень спокойно перезаряжала оружие. Заметив, что я гляжу на неё — показала язык.
Визгливые крики понеслись сразу отовсюду.
— В огонь! — крикнул я Вадиму, прыгая навстречу двум неграм со щитами, выбегающим из тьмы. В прыжке я оттолкнулся ногой от щита одного, бросил его назад, наступил на плечо второму и, рубанув его сбоку по шее, вторым прыжком сшиб первого окончательно, приколол к мёрзлой земле ударом в горло. Сбоку показались ещё двое, но в полутьме вновь обрекающее щёлкнула аркебуза, а через миг Танюшка появилась сама, её корда полоснула воздух — и негр зарылся в окровавленный снег возле костра, в который Вадим бросал уже последние зажигательные снаряды, оказавшиеся глиняными шарами с ремённой петлёй и запалом. Костёр разгорался сильнее, с треском и посвистом начинал уже плеваться огненными струйками.
— Валим! — рявкнул я. Вадим на бегу взревел, как медведь на потрахе, двое негров порскнули в стороны сами, третьему он подсёк ноги выше колен, и тот, всплеснув руками, завалился в сугроб… Я ударом кулака в краге свалил четвёртого. Мы неслись по утоптанному снегу, как тройка-птица, держа впереди Танюшку, на ходу заряжавшую аркебузу. А за нами (и по сторонам!) уже металось пламя факелов, вопли становились всё громче и агрессивнее. До меня дошло, что мы не подрасчитали — нам перекроют дорогу раньше, чем мы добежим до баррикады.
— Танька, беги быстрее! — крикнул я, прикидывая, как бы отрезать от неё преследователей…
И вдруг — ещё один огонь вспыхнул впереди, там, куда мы бежали, на баррикаде. Несколько человек размахивали факелами, а потом ломающийся мальчишеский басок прокричал:
— Держитесь, братья! Мы идём, держитесь!
Люди в пещере даже не задумались, кто там сражается с неграми. Несколько секунд — и около дюжины мальчишек с оружием в руках ударили на наших преследователей. Ребят вёл черноволосый атлет с непокрытой головой, в руках которого с бешеной скоростью вращались два топора-бартэ. Я видел, как он оттолкнул за свою спину Таньку и подал сигнал отступать к пещере.
Я прыгнул плечом к плечу с высоким парнем, мельком бросил на него взгляд, увидел шрам на щеке, удивлённую улыбку — и крикнул:
— Привет, Басс!
— Ребята! — заложило у меня ухо от отчаянного клича. — Олег вернулся! Ро-о-ось!!!
* * *— Он умирает, — тихо сказала Радица и сделала шаг в сторону, давая мне дорогу. Широко посаженные карие глаза девушки смотрели скорбно, но в то же время изучающее, почти враждебно. — Пройди, он хочет говорить с тобой…
Я вытер лицо рукавом куртки. Как во сне скользнул взглядом по знакомым и незнакомым лицам, окружившим меня в колеблющемся свете костра. Блестело оружие, слышалось сорванное дыхание, пахло мокрой кожей, потом, сталь., кровью… Я ещё ни с кем не успел обняться, никому не успел пожать руку… И не до этого стало сейчас.
— Борис, — сказала Радица за моей спиной и всё-таки заплакала, оттолкнула меня и упала на колени возле закинутого пышной грудой шкур топчана.
На нём лежал тот самый темноволосый парень. (Я, кстати, почти не удивился, узнав, что он и есть Борис, здешний князь) Его кое-как перебинтовали (я узнал руку Ингрид), но разрубленные рёбра и лёгкое так просто не починишь, и расколотый череп — тоже. Тем не менее, Борис был в сознании и даже улыбнулся, увидев меня.
— Я так и подумал, что ты Олег, — он говорил по-болгарски, но я понимал без усилий. — Ещё я думал, как мы уживёмся вместе, когда Вадим сказал, что отправляется за тобой… — он трудно сглотнул, и я вдруг отчётливо понял, что он держится на этом свете каким-то запредельным усилием, на какой-то тоненькой ниточке… — Но вот видишь, уживаться нам не пришлось… — Борис закашлялся и выплюнул кровавый сгусток. Радица, продолжая всхлипывать, бросилась к нему с платком.
— Я не стремился к этому, — искренне сказал я, — и с радостью подчинялся бы тебе.
— Не придётся… — с трудом сказал Борис. — Я хотел сказать… теперь всё на тебе… и не бросай… моих, кто ещё остался…
— Клянусь, что они будут такими же "моими", как и мои старые друзья, — я сжал холодную сухую руку Бориса.
И понял, что он мёртв.
— Умер, — я поднялся на ноги и повернулся к остальным. Радица тихо плакала, лёжа лбом на плече мёртвого. — Теперь я — ваш князь.
Ответом не было молчание. Не неприязненное, нет. печальное, и я их понимал, поэтому просто обвёл всех взглядом, с облегчением убедившись, что "мои" все целы. Чертовски приятно было вновь видеть знакомые лица, хотя не хватало Сергея, Андрея…
Я правда этого не хотел.
Обведя всех взглядом ещё раз, я вздохнул:
— Мне бы хотелось познакомиться с теми, кого… кого я ещё не знаю. Не думаю, что вам много обо мне рассказывали — я вообще-то не собирался возвращаться, удрал в большом гневе, со всеми перессорившись. Но уверяю вас, что я человек довольно мерзкий: занудный, придирчивый, самоуверенный и упёртый…
— Это всё правда, — буркнул Басс, и я, заметив, что кое-кто слабо заулыбался, мысленно поставил себе "плюс" и продолжал:
— Конечно, это будет выглядеть очень официально и немного смешно… но я попрошу всех по очереди мне представиться. Радицу я уже знаю… — я ощутил сильное неудобство от того, что веду этот деловой разговор, стоя спиной к трупу хорошего, смелого парня, погибшего, чтобы спасти меня, Танюшку и Вадима… — я снова выдержал паузу и продолжали: — Я понимаю, что… В общем, я не хотел такой чести. И я готов её уступить любому из вас. Но если желающих нет… — я ещё раз примолк и молчал довольно долго, пока тёмно-русый синеглазый мальчишка, невысокий, но широкоплечий, не сказал вдруг:
— Видов… Видов Земич, я серб…
Черноволосый стройный парнишка со свежей раной на левом виске, зашитой, но не забинтованной, обнимавший медно-рыжую большеглазую девчонку, кивнул:
— Меня зовут Ясо, а она — Клео, мы греки.
— Иван Топлодольский, — представился черноглазый, но светловолосый худенький мальчишка моих лет, — я из Болгарии.
— Раде Рачацки, я македонец, — назвался высокий голубоглазый красавец с девичьим, нежным и смуглым лицом.
— Я Мило… — начал мальчишка, стоявший у входа, а тот. Который стоял рядом с ним и был очень-очень похож, продолжил:
— …а я Боже, мы сербы и наша фамилия Бранкованы…
— Я Зорка Коржич, тоже из Сербии, — последней назвалась стройная высокая красавица.
— А где Ристо? Где Харт? — вклинился Вадим, оглядываясь, словно впервые.
— Они погибли на опушке, — сказала Ирка Сухоручкина. — Не добежали… И Саша, и Анте с Марицей, и Гинтис…
Вновь опустилась тишина. Ирка добавила:
— А Генчо убили уже здесь, во время штурма, — она кивнула в сторону, и я увидел у стены ранее незамеченное тело, закрытое шкурой.
— Вот как… — Вадим провёл рукой по глазам.
— Я не сказал ещё кое-что, — вновь вклинился я. — Я обращаюсь сейчас к своим старым друзьям. Вадим, Арнис, Игорь, Ольга, Андрей, Сергей, Джек, Лена, Наташка, Ирина, Ингрид, Вильма. Я хочу просить у вас прощенья, — обведя всех названных взглядом, я увидел, что они застыли, переглядываясь. — Я хочу просить у вас прощенья за то, что бросил вас. За то, что по моей вине ушли наши друзья. За то, что позволил сиюминутному раздражению говорить моим языком. Вот что я хотел сказать.
Тишина стала смущённой. Потом Басс сказал:
— Вообще-то, Олег… вообще-то мы тут всё время думали, что это мы виноваты…
— Но мы принимаем твои извинения, — добавила Ленка Власенкова. А Джек с усмешкой заключил:
— Если ты примешь наши.
* * *— Их ещё не меньше сотни, — Раде повёл рукой в воздухе. Я искоса посмотрел на македонца; он ответил мне невозмутимо-холодноватым взглядом.
Для себя я уже составил мысленные портреты всех "своих новеньких". Видов Земич — немногословный, предпочитает делать, а не говорить, может быть — слегка ограниченный, но скорее — просто из молчунов… Ясо Сарагис — храбрый, романтичный, вспыльчивый, очень любит Клео… Клео Бальи — преданная, верная, буквально созданная для поддержки "своего" парня девчонка… Радица Милованич — "хозяйка", чем-то похожая на Ленку Власенкову, только сейчас долго ещё будет "отходить" от смерти Бориса… Иван Топлодольский — задумчивый, мечтательный, наверняка ему труднее остальных здесь… Братья Бранкованы — храбрые, гордые, какие-то средневеково-диковато-притягательные; Мило — поумнее, Боже — попроще… Зорка Коржич — настоящая принцесса, немногословная. Сильная духом и телом, решительная и ответственная, но такие часто бывают одиноки… А вот Раде… Вадим сказал, что его отец и мать — крупные функционеры Союза Коммунистов Югославии (македонского отделения) Раде, правда, не выглядел избалованным сынком "деятелей". Но взгляд на мир у него, кажется, был циничным.