Лучинушка - Ольга Дмитриевна Конаева

– Пойдёмте в сторожку. Всем нужно немного отдохнуть. Олег, пойдёмте с нами. Оставаться одному здесь нежелательно. Где – то неподалёку может быть волчья стая.

Спрятавшаяся под елью избушка, почти незаметная для несведущего взгляда, осела и ещё сильнее уменьшилась, как уменьшаются старики, теряющие свои силы. Стеша с Олегом немного приотстали, давая Родьке возможность самому открыть дверь в своё детство. Прогнившие доски тяжело шаркнули по земле, загребая опавшие шишки и толстый слой хвои. Долгий протяжно – тоскливый дверной скрип был похож на старушечий голос, пожаловавшийся на одинокую старость.

Родька оглянулся на Катю, взял её за руку и пригласил за собой. Стеша включила фонарик и войдя вслед за ними, поставила на стол вместо лампы. Сгустившийся полумрак отступил от её голубоватого света, рассредоточился по углам и смешался с паутиной, давая возможность вошедшим ознакомиться с обстановкой. Стала видна печь с осыпавшейся штукатуркой, закопчённый чугунок, два деревянных, покрытых полуистлевшим тряпьём топчана. Родька присел и стал молча оглядывать пустой сундук с оторванной крышкой и усыпанные мышиным помётом стол и полочку, на которой когда – то стояли берёзовые туески с нехитрой снедью. Всё было так, как раньше, изменился только он сам. Но, если бы в данный момент кто – то спросил, что ему ближе и дороже – роскошный дом Адама Викентьевича или эта убогая избушка, он наверняка выбрал бы её, потому что в ней прошла почти вся его жизнь и всё здесь было родным и близким до слёз, до сжимающей боли в сердце.

– Вот здесь они и жили. – сказала Стеша, – Ангелия умерла три года назад здесь, на вот этом самом ложе. Хоронили её мы вдвоём, Родя и я.

– Мама… – прошептал Родька, – идём к маме.

– Да, – согласилась Стеша, сметая со стола пыль и мусор, – давайте оставим здесь рюкзаки и сходим на погост.

Могильные холмики почти сравнялись толстым слоем усыпавшей их хвои. Кое где уже начали подрастать маленькие сосенки. Только у троих из них были новые кресты и высокие холмики – у Аглаи и Варвары, могилы которых вскрывались для взятия проб для генетической экспертизы и сравнительно недавно похороненной Ангелии. Родя встал на колени у её могилы и, взяв Катю за руку, сказал:

– Здравствуй, мама. Я пришел. У меня всё хорошо, только сильно скучаю по тебе. А это моя Катя. Посмотри, какая она красивая, тебе же сверху всё видно.

Глава 39

После отъезда Олега прошло два дня. Стеша сидела в своей комнате и в который раз рассматривала фотографии, распечатанные и принесённые им на следующий день после их похода на болота. Как оказалось, снимая развалины, он успевал фотографировать и своих попутчиков. Вот она сама стоит у золотящейся сосны и трясёт Родькины мокрые брюки. Взлетевшие вверх штанины похожи на крылья. Особенно впечатляли фотографии Родьки и Машки. Вот он лежат на земле, а она стоит, наступив лапами ему на грудь и лижет его лицо. Несведущему человеку может показаться, что волчица собирается перегрызть ему горло. А здесь Родька стоит на одном колене, вторая нога тоже полусогнута. Смеясь, он обнимает волчицу за шею, а она опирается передними лапами на его плечи. На следующем фото они стоят рядом. На последнем снимке волчица запечатлена в эффектном полёте, прыгая обратно в окно. А вот Катюша в пол оборота к ним, с откинутой назад головой и изумлённым взглядом. Она ещё не до конца поверила в то, что её Родечка, такой чистый и ухоженный, родился и вырос здесь, среди болот и волков. Здесь они вчетвером стоят на фоне развалин, потом у огромной ели с прикорнувшей под нею сторожкой. Она и Катя с Родькой что – то говорят наперебой, размахивая руками, не подозревая, что их снимает камера, установленная на штативе.

Уезжая, он обещал звонить, но почему – то молчит. Наверное, суета городской жизни захватила его и стёрла из памяти их краткое знакомство насовсем. А она никак не может забыть те три дня, которые они провели вместе, особенно поездку в Супруновку, на могилу её родителей и бабушки. Туда они ездили вдвоём.

В тот день, закончив съёмку альбома, Олег сказал:

– Стеша, мы проделали с вами огромную работу, но не выполнили главного.

– Чего?

– Вы не показали мне могилу вашего отца. Она далеко отсюда?

– Да нет. Километрах в двадцати от города.

– А нельзя ли съездить туда сегодня? У меня больше нет времени, нужно срочно ехать домой.

– Не случилось ли чего с вашей мамой? – забеспокоилась Стеша, – она здорова?

– Нет, с мамой всё в порядке. Просто срочная работа.

– Конечно, съездить можно, – ответила Стеша, чувствуя, как сердце сжимается при мысли, что завтра она уже его не увидит, – только Роди с Катей нет. Они уехали с Игнатом к Софье Николаевне. Мы можем их подождать?

– Нет, у меня действительно очень мало времени. Вечером я должен уехать.

– Тогда едем. Я только нарежу роз для букетов.

Проезжая через впадину и глядя на ели, тёмные и угрюмые даже при солнечном свете, Стеша вновь вспомнила страшную ночь побега от самой себя и то, как едва не подверглась насилию. Чувство вины из – за того, что из – за неё погиб молодой мужчина, нахлынуло с новой остротой. Олег заметил упадок в её настроении и спросил:

– Всё в порядке?

– Да, всё хорошо. Просто воспоминания… Именно отсюда, можно сказать, и началась моя дорога в новую жизнь.

– Место довольно странное, в нём явно присутствует какая – то мистика.

– Возможно… Как раз недалеко отсюда и произошла наша встреча с Родей. Тогда он впервые привёл меня в имение и познакомил со своей матушкой, которая посвятила меня в историю семьи Тумановых.

– А как вы оказались в столь неприютном месте?

– Это уже моя личная и очень долгая история, вспоминать которую мне сейчас не хочется. Я расскажу её вам как – нибудь в другой раз. – ответила Стеша, не решаясь посвящать мало знакомого человека в подробности произошедшего той ночью, – Если, конечно, мы ещё когда – нибудь увидимся…

– Непременно увидимся.

Проезжая через безлюдную, словно вымершую деревню, она попросила остановиться около своего дома. Выйдя из машины, Стеша остановилась, взявшись руками за разрушенный частокол, похожий на беззубую старушечью челюсть, и застыла, оглядывая двор, за которым они с бабушкой когда – то ухаживали с такой любовью. Теперь его заполонили лопухи и крапива, из – за которых едва виднелся завалившийся набок сарай. Крошечные окошки в доме выглядели слепыми из –за выбитых стёкол и почерневших от пыли занавесок. Только куст сирени и яблони, посаженные вдвоём с бабушкой, немного оживляли эту печальную картину разрухи и забвения своим пышным цветом. Всё говорило о том, что Митяй