Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

— Это огонь, — сказал он, и оба капитана согласно кивнули друг другу, вспомнив похожие сцены, которые им доводилось наблюдать на кораблях. У каждого человека есть свои собственные страхи, и нередко море заставляет их выйти наружу.

— Должно быть, это было его последнее представление, — в следующей колонке Гардиан наткнулся на упоминание о Камнееде. — Теперь за этим зданием наблюдает сэр Джон, а король считает, что Кокспер-стрит неважно выглядит по сравнению с соседними улицами. Он хочет ее снести.

— Камнеед болен, — отозвался Рой. — Вот в чем все дело. Я слыхал, что он консультировался с Бульвером по поводу непроходимости кишечника.

Эбен вспомнил последний номер Камнееда, вспомнил, как в его глотку скользнул молочно-розовый камень, протянутый Ламприером в тот момент, когда люди сэра Джона боролись с приспешниками Фарины. И Ламприер обменялся странными знаками с предводителем этих смутьянов, Штильцем, Штольцем, или как там его… одним словом, с тем, кто считался правой рукой Фарины. Рой стукнул женщину по ноге, да и не раз, и весь вечер превратился в скандал. Сегодня же они собирались пойти в театр. Эбен не мог подавить в себе растущее предчувствие беды. Он снова взглянул на корабль, но ничего не изменилось. Они пойдут в оперу. Он надеялся, что капитану Рою опера понравится не меньше, чем Камнеед. Эбен внимательно разглядывал корабль, но не замечал ни малейшего признака жизни.

В то же утро, сидя рядом с герцогом Камберлендским и герцогом Куинсбери, лордом Браднеллом, леди Креймер, сэром У. У. Уинни и прочими ценителями искусства, Мармадьюк Столкарт мрачно взирал на синьоров Морелли и Мориги, обменивавшихся перед ним на сцене ариями из «LaFrascatana ».

— Добавьте канатоходца, — приказал он Болджеру. — Скажите Рихтеру, или как там его зовут.

Болджер кивнул и записал распоряжение.

— Йоо-ооо-ооо! — тянул синьор Морелли.

— Мээ-эээ-эээ! — отвечал ему синьор Мориги. Леди Креймер помахала носовым платочком мужу, который играл в оркестре первую скрипку. Заметив ее, он помахал в ответ. Музыка умолкла.

— Превосходно, Мориги, — обратился Столкарт к тенору. — Очень хорошо у вас получается.

Мориги пожал плечами и направился за кулисы.

— Можем мы на сегодняшний вечер добавить аллегро? — спросил Столкарт у Болджера. — Какое-нибудь коротенькое?

— «Seserce, sedice », — подсказала леди Креймер.

— Что-нибудь более жизнерадостное, — проворчал герцог Камберлендский.

— Слишком поздно, — ответил Болджер. Столкарт вздохнул.

— Ну что ж, тогда перерыв, всем собраться к одиннадцати!

Он хлопнул в ладоши, поднялся и взял Болджера под локоть. Они прошли вдвоем через полуосвещенный зал.

— Этот театр через месяц прогорит. Взгляните сюда, — Болджер указал на колонки цифр в своей записной книжке. Мармадьюк опустил глаза.

— У Морелли чудесный голос, вы слышали? — Свет упал на страницу блокнота, выхватив из темноты столбик цифр.

— Погасите эти лампы! — крикнул Болджер осветителям, уже поднимаясь с Мармадьюком по лестнице. — Вы что, не поняли меня, Мармадьюк? Еще один месяц, и все, — он провел пальцем поперек горла. — Занавес.

Мармадьюк поднимался по лестнице, не останавливаясь. Он уже наизусть знал все, что скажет Болджер.

— Пора остановиться, я вас уверяю. Мармадьюк спокойно слушал.

— Ваши проклятые черепахи нас угробят. Они разорят ваш театр, и пострадаете не только вы…

Вот в чем было дело. В черепахах. Конечно, Болджер был прав, но ему не хватало дальновидности. Мармадьюк давно взвалил на свои плечи обязанность открыть глаза своему слишком прозаическому партнеру. Само собой разумеется, что публика быстро потеряла интерес и к «Рабам любви», и к «Лукавой горничной», а теперь и к «LaFrascatana ». Это не вызывало сомнений. Людям хотелось чего-нибудь новенького, и Мармадьюк вставлял в программу канатоходцев, фехтовальщиков, отрывки из концертов и балеты. И все же пустые места стали появляться даже в оркестровой яме, а на галерке и вовсе не было никого. Мармадьюк не мог угнаться за растущими аппетитами публики. Иногда, наблюдая за посетителями, он замечал на их лицах жадное выражение. Даже когда они кричали и ссорились со своими соседями, при взгляде на сиену весь мир переставал для них существовать. Эти люди жаждали зрелищ, и эта жажда становилась все острее, и старый репертуар уже не утолял ее. Вот, например, в театре «Сэддлер-Уэллс» (театре?! Да это лавка бакалейщика с тремя свечами и четырьмя скамейками!) в программу вставили драку на палках. Человек, который глотал камни на Кокспер-стрит, неплохо зарабатывал до тех пор, пока три недели назад публике не понадобились канатоходцы, а после канатоходцев они захотели полюбоваться на чудеса верховой езды, и так далее, и тому подобное. Поэтому Мармадьюк и цеплялся за своих черепах, словно оплеванный пророк; до черепах было еще далеко, но ему пообещали, что их обязательно доставят, и тогда он будет торжествовать.

— Отмените этот заказ, — сказал Болджер. Нет, ни за что, ни в коем случае, даже если театр взлетит на воздух.

— Они уже частично оплачены, — ответил он, и Болджеру осталось только прикусить язык. Черепах должны были доставить от Коуда три месяца назад, но Мармадьюк все время получал новые объяснения и извинения (последним объяснением была якобы треснувшая форма).

— Все равно их никто не увидит, — сказал Болджер, зная, что разубеждать Мармадьюка в его глупостях всегда было очень тяжело.

— Ах нет, видите ли… — И Мармадьюк принялся объяснять ему, как главную черепаху установят на крышу театра на задних лапах, вручив ей боевой штандарт с изображением Минотавра, означающим секретный боевой план. А за ней выстроятся рядами остальные черепахи. Конечно, большую часть их никто не увидит. Но Мармадьюк еще не сошел с ума. Ведь именно эти невидимые черепахи и станут тем самым новшеством, которое будет привлекать публику не только в этом сезоне и в следующем, но и еще много лет подряд. Они будут тайной, в самом прекрасном и волнующем, в самом интригующем смысле этого слова.

— Что ж, оставляю вас с вашими мечтами.

Болджер поднялся и пошел искать Рихтера. Мармадьюк молча проследил за ним взглядом. Конечно, даже черепахи не смогут спасти театр за один-единственный месяц. Он не был таким дураком, чтобы на это рассчитывать. Ему нужно было чудо, потрясающий сюрприз, который собрал бы публику со всего Лондона. Одним словом, ему был нужен Марчези.

Кобб уже подписал с ним контракт, но о знаменитом теноре до сих пор не было ни слуху ни духу. Горло Марчези осаждало множество разнообразных инфекций, возникали проблемы с репетициями, со сценарием, с коллегам и певцами… Мармадьюк без труда понимал эти знакомые признаки. Марчези хотел больше денег, и он, Мармадьюк, решился заплатить их ему. К черту всех канатоходцев, всадников, танцоров, камнеедов и прочих шарлатанов! Одна только репутация Марчези уже наполнит кассу. И все же с деньгами были проблемы. Болджер об этом напоминал по два-три раза в день. Денег не было. Денег не было совсем.

Мармадьюк откинулся на спинку стула и улыбнулся. Сидя здесь и вертясь в порочном кругу своих мыслей, он услышал из коридора какие-то скребущие звуки. Мармадьюк выглянул за дверь; перед ним стоял Тим, подсобный рабочий, поставивший на пол ведро при виде хозяина. Мармадьюк опустил глаза и увидел плескавшуюся в ведре мутную серо-зеленую жидкость.

— Эти мазилы опять поработали?

Тим утвердительно кивнул и пошел дальше. Мармадьюк заметил лозунги на стенах театра два месяца назад. Сперва таинственные послания заинтриговали его, потом он решил, что все это чепуха, и послал Тима стереть их. Но теперь он уже начинал беспокоиться. Казалось, что люди Фарины избрали театр Мармадьюка для каких-то своих, особых целей, что они нарочно стараются как-нибудь испортить эту цитадель высокого искусства. Но когда Мармадьюк пожаловался сэру Джону, тот повел себя с ним резко, почти до грубости.

— Чепуха, Столкарт. Вы когда-нибудь выглядываете на улицу из своего драгоценного театра? Эти надписи повсюду…

Мармадьюк посмотрел и убедился, что сэр Джон прав. Лозунги были по всему городу. Фарина. Фарина…

Тима больше не было слышно, и Мармадьюк закрыл дверь. Через несколько минут раздался стук, возвещавший о приходе посетителей. С одним из них Столкарт был смутно знаком; он радушно приветствовал гостей.

— Мы встречались у де Виров?

Старший из двух посетителей принялся мерить шагами кабинет Столкарта, а его огромный мускулистый спутник молча стоял в дверях с таким видом, словно ожидал нападения. В своем роде это было смешно, но Мармадьюк не улыбнулся. Он внимательно выслушал предложенные условия и расценки. Он думал только о Марчези и понимал, что жирный кошелек с золотом поможет развязать его жирное золотое горлышко.