Золотой Лис - Уилбур Смит

— В одиннадцать раз токсичнее цианида, — повторил он. — Это кошмарная штуковина.

— Тогда зачем все это, па? Это так отвратительно, мерзко. Зачем?

Он пожал плечами.

— Чтобы защититься от ненависти. — Он поднял камешек, валявшийся у его ног, и запустил им в бегемота. Он не долетел футов двадцать, но самец тут же целиком ушел под воду. Шаса вновь заговорил:

— Этот газ получил кодовое название «Синдекс-25»; он обладает и другими ценными свойствами, помимо того, что несет с собой быструю и бесшумную смерть.

— Как приятно это слышать, — пробурчала Изабелла. — И что же это за свойства?

— У него нет запаха. Смерть наступает внезапно, без предупреждения. Впрочем, ему можно придать любой запах, по вашему усмотрению, — скажем, аромат спелых яблок, или жасмина, или даже «Шанель номер пять», если угодно.

— Па, это не смешно. Такие шутки не в твоем стиле. Он пропустил ее упрек мимо ушей.

— Помимо всего прочего, он крайне нестабилен. Он распадается на составляющие всего через три часа смешения. После этого он становится совершенно безвредным. Это чрезвычайно удобно. Можно ухлопать неприятельскую армию, а через три часа ввести свои войска на освобожденную территорию.

— Замечательно, — прошептала Изабелла. — Не сомневаюсь, что премьер-министр не упустил из виду и внутриполитические перспективы. Допустим, если миллион черных вдруг поднимут бунт.

Шаса вздохнул.

— Об этом не хочется и думать.

— Но ведь ты думал об этом, па, разве не так? — Он молчал, не возражая. — Ты сказал, что НАТО расторгло контракт. Теперь этот «Синдекс-25» производит только «Пинателли Кемикалз»?

— Нет. Они произвели этот газ и испытали его. Это был уже двадцать пятый вариант, отсюда и цифра в наименовании. Но когда НАТО аннулировало контракт, они прекратили производство и позволили накопленным запасам разложиться.

Изабелла искоса посмотрела на него.

— Что значит разложиться?

— Я ведь уже говорил, что он крайне нестабилен. Даже в раздельном состоянии его можно хранить всего шесть месяцев. Так что необходимо постоянно воспроизводить его запасы взамен тех, что приходят в негодность.

— Весьма доходно для «Каприкорн Кемикалз», — заметила Изабелла, но Шаса никак не среагировал.

— Сеньора Пинателли может предоставить нам проект промышленной установки; это весьма сложная технологическая процедура со многими тонкостями, не допускающая ни малейшего отклонения от заданных параметров.

— И когда вы приступаете к производству? — спросила Изабелла, но Шаса лишь иронически хмыкнул.

— Попридержи лошадей, юная леди. У нас пока нет уверенности даже в том, что нам удастся уговорить сеньору Пинателли продать чертежи и химическую формулу газа. Как раз об этом нам и предстоит сейчас с ней поболтать. — Он взглянул на часы. — Скоро ланч, а нам еще полчаса добираться до лагеря.

* * *

Шон связался с лагерем по рации на «подлетной» частоте, будучи еще в сорока минутах полета до аэродрома. Так что, когда «Бичкрафт» появился над взлетно-посадочной полосой, они уже давно поджидали его.

Заслонившись от низкого вечернего солнца, Шаса ухитрился разглядеть голову пассажирки Шона через стекло кабины; она сидела на правом переднем месте рядом с пилотом. Ему показалось что он ощущает нечто большее, чем простое любопытство. Просто удивительно, что они с Эльзой Пинателли еще ни разу не встречались, ибо они принадлежали к одному и тому же миру — миру избранных, миру богатства, престижа и привилегий, миру, не знавшему национальных границ. Их общие друзья и знакомые исчислялись многими десятками, он знал, что несколько раз за последние годы их отделяли друг от друга считанные минуты и километры. К тому же Шаса прежде был на дружеской ноге с ее мужем.

Было время, когда они вместе катались на лыжах в Клостерсе и поднимались на печально известную Ванг, ту жуткую ледяную стену, нависавшую над деревушкой. Тогда Бруно Пинателли извинился перед ним за отсутствие жены, объяснив, что она улетела в Рим на уик-энд, чтобы навестить престарелую мать. Очевидно, они с Шасой разминулись в Цюрихском аэропорту, направляясь в разные стороны.

В другой раз, когда Шаса был уже послом в Лондоне, их, каждого по отдельности, пригласили на обед в швейцарском посольстве. Впоследствии он узнал, что они должны были быть соседями по столу, но буквально за день до этого Эльзе Пинателли пришлось по семейным причинам отменить свой приезд.

С тех пор Шасе доводилось слышать имя Эльзы Пинателли на многих светских раутах и приемах; ее обсуждали во всех подробностях, зачастую язвительно и неприязненно, но столь же часто с нескрываемым восхищением и завистью. Ему попадались ее фотографии в дамских журналах мод с глянцевой обложкой, которые Сантэн и Изабелла выписывали с поистине религиозным рвением. «Кортни Индастриз» в течение двадцати лет представляла интересы Пинателли в Южной Африке, к обоюдной выгоде и взаимному удовольствию. Так что за недели, прошедшие со дня, когда была достигнута договоренность об этой встрече, Шаса досконально изучил всю информацию из ее досье, представленного Особым отделом.

Шон вырулил на площадку из утрамбованной красной глины и заглушил двигатели «Бичкрафта»; Эльза Пинателли выбралась на крыло, затем легко спрыгнула на землю. Она двигалась с непринужденной грацией молодой гимнастки, и это при том, что до того, как она вышла замуж за Бруно Пинателли, она работала манекенщицей у Ива Сен-Лорана.

Хотя Шаса вроде бы все о ней знал, его собственная реакция на ее присутствие застигла его врасплох. Электрический ток, пробежав по шее, отправился дальше путешествовать по его рукам, и, когда она обвела взглядом встречающих, все волосинки на них вдруг встали дыбом. Ее темные глаза скользнули по Гарри, Изабелле, слугам и остановились прямо на нем.

Ее волосы были чернее ночи: заходящее солнце придавало им какой-то синеватый отблеск. Они были строго зачесаны назад и собраны на затылке в аккуратный плотный пучок. Такая прическа лишь подчеркивала изящные, тонкие черты ее лица, высокий, слегка выпуклый лоб и дугообразные скулы. И при этом ее лицо было округлым и женственным. Широкий чувственный рот и мягкие сочные губы.

— Шаса Кортни, — произнесла она его имя, направляясь к нему свободной, раскованной походкой манекенщицы. Она улыбнулась, и он убедился в абсолютной безукоризненности линий ее подбородка. Ему было известно, что в наступающем году, в июле, она отметит свое сорокатрехлетие. Тем не менее ее кожа под тонким слоем неброской косметики была свежа и тщательно ухожена.

— Сеньора Пинателли. — Он пожал ей руку. Она была твердой и прохладной, с длинными узкими пальцами. Рукопожатие, быстрое и крепкое, свидетельствовало о том, что эта рука могла с одинаковым успехом сжимать рукоятку теннисной ракетки и поводья чистокровного жеребца.