Золотой Лис - Уилбур Смит

— Шаса Кортни, — произнесла она его имя, направляясь к нему свободной, раскованной походкой манекенщицы. Она улыбнулась, и он убедился в абсолютной безукоризненности линий ее подбородка. Ему было известно, что в наступающем году, в июле, она отметит свое сорокатрехлетие. Тем не менее ее кожа под тонким слоем неброской косметики была свежа и тщательно ухожена.

— Сеньора Пинателли. — Он пожал ей руку. Она была твердой и прохладной, с длинными узкими пальцами. Рукопожатие, быстрое и крепкое, свидетельствовало о том, что эта рука могла с одинаковым успехом сжимать рукоятку теннисной ракетки и поводья чистокровного жеребца.

Мимолетность их соприкосновения огорчила его, но, взглянув ей в глаза, он почувствовал себя полностью вознагражденным. Они светились мягким коричневато-золотистым светом, исходившим откуда-то из глубины зрачков. Это были живые умные глаза, с длинными черными ресницами, чуть загибающимися кверху.

— Мое сожаление, что мы не встретились раньше, — выдавил из себя Шаса на неуклюжем итальянском; она улыбнулась и ответила на безукоризненном английском с едва заметным намеком на акцент, придававшим ее речи особую интригующую прелесть.

— И все же мы уже встречались. — У нее были ослепительно белые зубы, причем один резец чуть-чуть искривлен, что служило лучшим доказательством их подлинности; ни один протезист не смог бы это воспроизвести.

— Где? — удивленно спросил Шаса.

— В Виндзорском парке. В Гвардейском клубе поло. — Его замешательство явно ее позабавило. — Вы играли вторым номером за команду гостей герцога Эдинбургского.

— Боже мой, это было десять лет назад.

— Одиннадцать, — уточнила она. — Мы никогда не были представлены, но мы встретились после того матча в буфете, и встреча длилась примерно три секунды. Вы предложили мне бутерброд с копченой лососиной.

— Ну и память у вас, — признал он свое поражение. — И что, вы взяли этот бутерброд?

— Я вижу, вы все забыли; очень негалантно с вашей стороны, — поддразнила она его и повернулась к остальным: — А вы, очевидно, Гарри Кортни?

Шаса поспешно представил ей сначала Гарри, а затем Изабеллу.

Тем временем слуги загружали багаж сеньоры Пинателли в один из грузовиков. Он состоял из большого количества тяжеленных кожаных чемоданов с обитыми медью углами. Багаж таких размеров мог позволить себе только человек, привыкший летать на собственном самолете и незнакомый с многочисленными ограничениями коммерческих авиакомпаний. Среди чемоданов были четыре длинных ружейных чехла.

— Вы поедете со мной, сеньора, — окликнул ее Шон, элегантно встряхнув волосами и забираясь на высокое водительское сиденье своего охотничьего вездехода. Она проигнорировала приглашение и непринужденно пристроилась к Шасе, направлявшемуся к другому грузовику.

Изабелла тронулась было с ними, но Гарри схватил ее за руку и потянул к тому самому сиденью в грузовичке Шона, которым Эльза только что пренебрегла.

— Пойдем, Белла. Шевели мозгами! — шепнул ей Гарри на ухо. — Третий лишний.

Изабелла вздрогнула. Ей это никогда бы не пришло в голову — подумать только, отец и эта вдовушка! Она слегка оперлась на руку Гарри.

— Я не знала, что ты, помимо всего прочего, еще и прекрасный сводник.

* * *

На закате Исаак принес Эльзе Пинателли бокал пенящегося «Дом Периньона» из только что открытой бутылки. Ей не пришлось заказывать его; Исаак прекрасно знал все причуды своих постоянных клиентов.

Затем все уселись полукругом у лагерного костра, так, чтобы не вдыхать низко стелящийся голубоватый дым, и Шон созвал двух своих следопытов на вечерний совет.

Этот ритуал предназначался главным образом для клиента, ибо все существенное между ними обговаривалось заранее, в обстановке строгой конфиденциальности. Тем не менее на обычного клиента, особенно новичка, нескончаемый поток суахили, которым обменивались Шон и его следопыты, как правило, производил впечатление. К тому же присутствие при этом ритуале давало клиенту ощущение своей причастности к предстоящей охоте; он начинал чувствовать себя главным действующим лицом, а не просто балластом.

Оба следопыта, работавшие с Шоном еще со времени его первых шагов на этом поприще в Кении, во времена восстания «May-May», были прирожденными актерами и прекрасно ему подыгрывали. Они почтительно сидели на корточках по обе стороны шезлонга Шона и обращались к нему не иначе как Бвана Мкубва, то есть Большой Вождь. Они подражали животным, о которых шла речь, чертили их следы в пыли у своих ног, закатывали глаза, трясли головами, отхаркивались и плевали в костер для вящей убедительности своих слов.

Это была странная пара. Один — высокий молчаливый самбуру с обритой головой и типичным лицом жителя долины Нила, в оттянутых мочках его ушей красовались серебряные доллары с изображением Матери Терезии. Другой — настоящий гном с плутовской физиономией и сверкающими бусинками глаз.

Матату был одним из немногих уцелевших представителей лесного племени ндоробо, знаменитого своим поистине волшебным искусством охоты; это были настоящие профессора лесных наук, к несчастью, не сумевшие противостоять натиску прогресса, который уничтожил их девственные леса и заразил их всеми болезнями и недугами цивилизации, от туберкулеза до алкоголизма и венерических заболеваний.

Шон называл его Матату, что означало «третий», потому что никак не мог выговорить его настоящее имя и потому что он был третьим следопытом из нанятых в свое время Шоном. Предыдущие двое протянули не больше недели каждый. Матату же провел с ним больше половины всей жизни Шона.

Матату произнес «Нгви», закатил глаза и изобразил на земле идеальный след леопарда. Шон задавал ему вопросы на звучном суахили, Матату отвечал своим писклявым тенорком и в довершение смачно плюнул в огонь. Шон повернулся к Эльзе Пинателли и начал переводить.

— Неделю назад я повесил пять приманок для леопарда, две у реки, остальные вдоль границы Национального парка.

Эльза кивнула; она хорошо изучила местность во время своих предыдущих визитов.

— Несколько дней назад одну из них навестили. Старая кошка, которая пришла из заповедника. Она разок перекусила и ушла; ее следы ведут обратно в парк. С тех пор у нас было тихо.

Шон вновь повернулся к Матату и задал ему еще один вопрос. Маленький ндоробо отвечал не спеша, пространно, явно наслаждаясь всеобщим вниманием.

— Сегодня, пока я летал за вами в Солсбери, Матату еще раз проверил приманки. Вам везет, сеньора. Леопард клюнул на одну из приманок у реки. По словам Матату, это крупный самец. Он сытно пообедал прошлой ночью. Импала провисела там уже с неделю, и даже при такой прохладной погоде она изрядно вздулась, как раз по его вкусу. Так что если сегодня ночью он придет опять, то завтра вечером мы устроим засаду.