«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. - Павлюченков Алексеевич

Усиление правой оппозиции летом 1928 года происходило на фоне драматических событий. Сельское хозяйство, промышленность, капитальное строительство и внешняя торговля, червонец и бюджет — все дрогнуло и заколебалось. Вся экономика, по свидетельству Рыкова, «стала дыбом». Ощетинилось крестьянство, в обеих столицах заволновались безработные, начались рабочие забастовки. В стенах Кремля замаячила тень Кронштадта.

Бухарин, как редактор «Правды», официального органа партии, пытался удержать равновесие. Его статья в номере от 30 сентября дышала официальным оптимизмом и заверяла читателя, что ее автору бывает «смешно» читать рассуждения «светил» эмигрантской и иностранной науки, которые тщатся доказать крах советского хозяйства и коммунизма. Однако безликий автор передовой, помещенной в том же номере «Правды», наоборот, следовал по стопам зарубежных «светил» и откровенно признавал, что истекший хозяйственный год — год серьезных диспропорций на рынке, затруднений в хозяйственном строительстве и бесспорного кризиса на чрезвычайно важном участке — в хлебозаготовках. Официоз хозяйственного руководства «Экономическая жизнь» шла еще дальше и признавала наличность глубоких противоречий в недрах коммунистического государства, противоречий, сводящихся к противостоянию групповых интересов и к возрождению классовой борьбы в обществе не только на хозяйственном, но и на идеологическом и политическом фронтах[891].

Несмотря на все, государственный бюджет на 1928/29 год поражал своим оптимизмом. Предположительная сумма капитальных вложений в промышленность и транспорт достигала двух миллиардов рублей. Теперь оставалось решить, где их взять. За прошедший год произошло сокращение посевных площадей на 3 % по сравнению с предыдущим. План заготовок хлеба выполнялся с огромным напряжением. Крестьянство отказывалось продавать хлеб государству, прятало или уничтожало запасы. Кроме этого, приближался срок первых платежей по германскому 300-миллионному кредиту. Шли лихорадочные поиски источников бюджета. По иронии судьбы социалистического строительства получилось так, что первая «пятилетка» была разработана Госпланом не по чугуну, цементу или какому иному глубокомысленному продукту, а в отношении выпуска алкогольной продукции, предусматривавшая увеличение душевого потребления «рыковки» на 100 %.

К осени 1928 года попытки решения вопросов ускоренной индустриализации в социально-экономических условиях нэпа привели к тому, что методов хозяйственного порядка, способных вывести страну из наступившего кризиса своими собственными средствами в рамках нэпа уже не существовало. Осенью крестьянство стало активно заниматься «самораскулачиванием» вплоть до порчи инвентаря. По материалам «Правды», в промышленности продолжалось падение производительности труда, начался заметный рост прогулов.

Имелась еще одна веская причина начинать революцию сверху — угроза утраты партийной организации. Меч Ордена ржавел в ножнах: кто спивался, кто «обрастает», а кто выступает за изменение политики. Часть партии никогда не вотировала за нэп, а просто все это время разлагалась без настоящего дела.

Описание стандартной ситуации содержит информация ЦК о состоянии ячеек РКП(б) по Уинскому району Нижегородской губернии за январь 1925 года. Секретарь райкома писал: организация состоит сплошь из служащих, как в таких случаях говорят — «непогребенный труп», пьянство, братание с кулаками. Ячейки прожили, «промотали» политический капитал, нажитый Октябрем. В годы, когда по выражению вождей, мы второй раз завоевывали массы, наши ячейки были не согласны с нэпом, хотя на деле они его проводили больше, чем следовало. Характерно, что по приблизительному подсчету из 250 членов РКП по району 80 % не согласны с нэпом и посейчас, а теперь это внутреннее несогласие пытается оформиться в политическую платформу. «Рыло» этой платформы, по выражению секретаря райкома, показалось как нельзя лучше во время перевыборов. Когда в 1918 году коммунисты помогали отбирать у кулаков и делить землю, ячейки росли не по дням, а по часам. Тогда ячейки насчитывали по 70–80 человек, а в первые годы нэпа в них осталось по 3–4 человека. Партийцы заигрывали с кулаками, характерными явлениями стали пьянство, дебоширство, моральное разложение. Они так и не приспособились к экономическим переменам. Из 250 коммунистов по району и 10 человек не восстановили свои хозяйства. «Большинство из них теперь по настоящему не согласны с нэпом»[892].

В результате обследования окружной полтавской организации в 1928 году выяснились наиболее характерные болезненные явления в рядах КП(б)У. В первую очередь — это национальное размежевание между евреями и украинцами, борьба за власть, бюрократизм, семейственность. Партийные рабочие пассивны к призывам Цека. В сельячейках очень остро стоит вопрос о разложении коммунистов: пьянство, мелкие преступления, неподчинение партдисциплине, связь с чуждыми элементами и т. п. Разложение в некоторых ячейках охватывает свыше 50 % всех коммунистов, некоторые ячейки не собирались по 6 месяцев. Руководство райкомов сводится больше к бумажным указаниям, верхушка больна бюрократизмом и самодовольством чиновничьего благополучия. Рядовые коммунисты прямо заявляют, что с решениями XV съезда они не знакомы. Решения апрельского и июльского пленумов ЦК в сельячейках не прорабатываются. «В ряде сельских организаций (Кобеляки, Диканька и др.) имелись открытые выступления членов партии против решений июльского пленума ЦК о снятии чрезвычайных мер, повышения цен на хлеб и открытия базаров». «На селе среди коммунистов явно выражены элементы с настроениями военного коммунизма с присущими ему методами командования и принуждения… и с другой стороны — элементы, потерявшие пролетарскую линию на селе, смыкающиеся с кулацкой верхушкой деревни, противодействующие проведению линии партии на селе (сокрытие хлеба, выступление против хлебозаготовок в своем селе)»[893].

Для того, чтобы можно было перейти к мобилизации партии, следовало обеспечить благоприятное мнение большинства, создать нужный общественный настрой. Этому уже косвенно поспособствовали чрезвычайные хлебозаготовки 1927/28 года, которые вызвали к жизни меры по чистке ненадежного партийно-административного аппарата. Летом 1928 года началась кампания по искоренению разложения в партийных рядах и аппарате, призванная «подтянуть» парторганизации до уровня грядущих исторических задач. На страницах «Правды» чередой пошли публикации о разоблачениях. Обнаружилось, что верхушка смоленской организации до того «разложилась», что пришлось принять самые решительные меры. В руководящем партийном аппарате смоленского уезда обнаружено систематическое пьянство, растраты, окулачивание и связь с бандитами. Руководящие органы губернии «оторвались от рабочих масс, создали зажим в организации, в результате чего указанные преступления остались не обнаруженными». В Симферополе закончился процесс шестнадцати функционеров во главе с председателем ЦИК Крымской республики, обвинявшихся в связи с кулацкими и белобандитскими элементами, убийстве и растрате казенных денег. В Плещеническом районе Минского округа также был вскрыт «гнойник», напоминающий смоленский. Там тоже группой ответработников творились безобразия, процветала бесхозяйственность, совершались растраты и наличествовала связь с антисоветскими элементами. В Манычском улусе Калмыцкой области выявлены грабеж кооперативов, издевательства над батраками, покровительство ' кулачеству. В который раз за советские годы в Сочи обнаружилось, что ответственные работники проводили время в диких разнузданных оргиях, нередко заканчивавшихся коллективным изнасилованием женщин. Руководителю местной парторганизации Зарапову «поставляли комсомолок», и он, как честный человек, обещал всем своим наложницам прием в партию.

В этот период в руководстве страны уже окончательно оформилась и открыто отстаивала свои позиции т. н. группа «Ивановичей» в составе А.И. Рыкова, Н.И. Бухарина, М.И. Томского, которым где-то за кулисами симпатизировал еще М.И.Калинин. Когда два с половиной года назад в европейскую печать впервые проникли сведения о выступлениях оппозиции внутри РКП(б), эта новость немедленно сделалась крупнейшей сенсацией. Газеты всего мира в течение ряда недель не уставали заниматься коммунистической оппозицией. Но борьбу с правой оппозицией, которая явилась преддверием величайших событий 1929 года, мировая печать встретила без особого интереса. Мир уже привык, что СССР находится в состоянии перманентного кризиса.

Древняя конфуцианская мудрость гласит: с кем можно сообща учиться, не всегда годен для того, чтобы вместе с ним идти по пути; с кем можно идти по пути, не всегда годен для того, чтобы вместе с ним на пути прочно стоять; с кем можно стоять прочно, не всегда годен для того, чтобы вместе с ним применяться к обстоятельствам. Рыков и Бухарин строили планы по образцу «ситцевой индустриализации» в пореформенной России, которая закончилась кабалой у Антанты, необходимостью лезть в петлю мировой войны за ее интересы и, в конечном счете, самоубийством царского режима. Позиция правых была определена, и нарастание кризиса не позволяло тянуть время. Сталин со своей стороны уже не мог ограничиваться оговорками и согласованием оговорок, пришло время открывать карты. Ему удалось начать сражение против правых стремительной атакой. Письмо ЦК к московской парторганизации от 18 октября осудило действия правых в организации и призвало к сплочению на основе генеральной линии партии. До этого Секретариат ЦК успел пустить в ход метод зажима на перевыборах секретарей ячеек, где доминировал вопрос о борьбе с примиренческим настроением в отношении к правой опасности и о необходимости ленинской нетерпимости к правым уклонам. По всем районам начались перевороты, «стали сбрасывать секретарей» районов и «громить» МК[894]. Московские дела развернулись с удивительной быстротой, правые не успели оглянуться, как организация была вырвана из их рук. Уже в октябре секретарь МК Угланов и некоторые районные секретари были сняты с работы на объединенном пленуме МК и ЦКК.