Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

«Но мы должны были идти дальше, — пишет в продолжение своего рассказа Кравчук. — Естественно, необходимо было сообщить Горбачеву, хотя по понятным причинам информировать президента СССР добровольно никто не вызвался. Коллегиально решили поручить этот весьма деликатный вопрос Станиславу Шушкевичу как хозяину встречи. Бориса Николаевича мы уполномочили непосредственно поговорить с Михаилом Сергеевичем в Кремле 9 декабря.

Вдруг Ельцин предложил позвонить президенту США Джорджу Бушу и сообщить ему о наших переговорах и их результатах. Мы не возражали, понимая, что Ельцин (еще не забывший август 91-го) хотел застраховаться от возможных неожиданностей. Кстати, позднее из «Вискулей» президент России сделал еще один звонок — министру обороны СССР Евгению Шапошникову и заручился его поддержкой на случай чрезвычайных обстоятельств».

Тут Кравчук, видимо, опять допускает неточность: по другим свидетельствам, Шапошникову Ельцин позвонил раньше, чем Бушу и Горбачеву. Да и по логике вещей требовалась именно такая последовательность (необходимо было в первую очередь заручиться поддержкой военных).

Кравчук:

«Любопытно, что связь с Вашингтоном установили раньше, чем с Москвой. Реакция обоих президентов известна: спокойная, уравновешенная — Буша, возмущенная, возбужденная — Горбачева. Михаил Сергеевич беседовал с Шушкевичем недолго: сразу же потребовал к телефону Ельцина и в разговоре с ним заявил, что желает видеть нас всех троих у себя завтра, 9 декабря. Российский президент сообщил, что на встречу прибудет лишь он. Это еще больше усилило раздражение Горбачева.

После крайне нервного разговора со своим постоянным оппонентом Ельцин предложил найти президента Казахстана (который в основном разделял наши взгляды), сообщить ему обо всем и предложить присоединиться к только что подписанным беловежским соглашениям. Борис Николаевич заметно нервничал, он опасался, что Горбачев сможет перетянуть Назарбаева на свою сторону, а это, по его мнению, могло поставить под угрозу весь процесс образования Содружества Независимых Государств, поскольку казахстанский лидер имел немалое влияние на некоторых своих коллег (в частности, на Акаева, Каримова и Ниязова). Вскоре выяснилось, что Назарбаев как раз летит в Москву. Я уговаривал Бориса Николаевича не волноваться, так как был уверен, что обратного хода этот процесс уже не получит. Но Ельцин все же приказал своим подчиненным разыскать президента Казахстана и уговорить его приехать в Беларусь. Представителям лидера России удалось «перехватить» Назарбаева во Внукове, но тот отказался менять свои планы».

Снова неточность: с Назарбаевым телефонные разговоры велись до разговоров с Бушем и Горбачевым. И приехать Назарбаев отказался не сразу, сначала пообещал, что приедет.

Несколько по-другому описывает то, что происходило в Вискулях, другой участник тех исторических событий — бывший министр иностранных дел Белоруссии Петр Кравченко. Начать с того, что, согласно его утверждению, все происходившее там вовсе не было какой-то импровизацией. Признаки, что именно на территории Белоруссии должно свершиться что-то важное, лично он стал замечать уже за несколько недель до того, как случились сами события. В середине ноября в Белоруссию собирался приехать только что вернувший на пост союзного министра иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. Как предположил Кравченко, — по заданию Горбачева, чтобы прозондировать обстановку в республике. Об этом своем намерении Шеварднадзе уведомил Кравченко, тот согласовал этот вопрос с белорусским премьером Вячеславом Кебичем (у премьера не было возражений). Однако через несколько дней Кебич позвонил Кравченко и неожиданно велел ему попросить Шеварднадзе, чтобы тот «повременил» с приездом в Белоруссию. «По поведению Кебича, — пишет Кравченко, — нетрудно было понять: готовится что-то серьезное, но что именно, оставалось для меня загадкой». Чуть позже аналогичная история произошла с известным американским телемагнатом, владельцем компании CNN Тедом Тёрнером, которого Кравченко, еще в октябре, пригласил поохотиться в Беловежскую пущу (рассчитывал «пристроить на CNN какой-нибудь серьезный материал о Белоруссии»). Тогда опять-таки тот же Кебич согласился предоставить Тёрнеру ту самую правительственную резиденцию «Вискули». И вот накануне приезда американца, 4 декабря, снова от Кебича — команда «отбой»: «Знаешь, Петр Кузьмич, седьмого к нам прилетают Ельцин и Кравчук. Готовится встреча руководителей трех республик…» Правда, — уверение: «О чем пойдет разговор, не знаю…»

Короче говоря, в действительности, по-видимому, и в Минске, и в Москве, и в Киеве в самом деле прекрасно знали заранее, что в Вискулях встретятся именно трое, а не двое, и что говорить они будут о вещах более серьезных, чем какие-то частные экономические проблемы.

В дальнейшем немало догадок, домыслов прозвучало насчет того, почему именно Вискули выбрали как место встречи. Так, бывший пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев, пишет: мол, выбор этот был связан с тем, что рядом белорусско-польская граница — в случае чего сели в вертолет и перемахнули через нее. Однако Кравченко приводит другую версию: Вискули были выбраны еще год назад, в декабре 1990-го, когда в Москву приезжала белорусская правительственная делегация для заключения договора с РСФСР. В делегацию входил ряд депутатов белорусского парламента, которые провели несколько неформальных встреч с людьми из окружения Ельцина. Среди прочего, говорили о необходимости создания нового постсоветского образования, причем по сценарию Ельцина, а не по плану Горбачева. Тогда-то один из белорусских депутатов и предложил для заключения нового договора собраться в Беловежской пуще. Находится она возле Бреста, а с этим городом связана одна из самых позорных страниц советской истории. Здесь в 1918 году был заключен Брестский мир, в соответствии с которым, как известно, вождь российских большевиков Ленин отдал немцам значительную часть Белоруссии и Украины. Так что, если исторический договор будет подписан здесь же, это как бы послужит символом восстановления справедливости. Это предложение было принято.

Как мы знаем, идея создания «союза четырех» как ядра будущего Союза позже звучала не раз, особенно в речах Ельцина. Правда, к Беловежью, к Вискулям она не привязывалась. Да это и не было принципиально — в конце концов подписать соглашение можно было и в другом месте.

В своем рассказе о памятных событиях Кравченко «сократил» число «беловежских зубров» с трех до двух: белорусская сторона, по его словам, не играла там какой-то сколько-нибудь важной роли. Спикеру белорусского парламента Станиславу Шушкевичу Кравченко он вообще дает довольно пренебрежительную характеристику:

«Шушкевич никогда не стремился к суверенитету и независимости Беларуси. По своей ментальности он всегда боялся политической самостоятельности, умудряясь на каждом витке своей карьеры найти для себя влиятельного патрона… Осенью 1991 года из всех руководителей союзных республик Шушкевич был самым последовательным приверженцем Союза. В сентябре он даже позволил себе сделать довольно резкое заявление с критикой российского руководства, политика которого, по его мнению, может «помешать подписанию Союзного договора». В октябре вместе с Горбачевым подписал обращение к украинскому парламенту с призывом поддержать заключение нового Союзного договора. И только в середине ноября, когда Станислав Станиславович понял, что сила не на стороне Горбачева, он, не терзаясь сомнениями, переметнулся на сторону Бориса Ельцина».

Так что, заключает Кравченко, главными игроками в Вискулях были, безусловно, Кравчук и Ельцин. Украинский лидер стремился добиться для своей страны полной независимости, российский же президент — так, по крайней мере, считает Кравченко, — надеялся сохранить «хоть какое-то подобие Союза».

При всем при том, как считает бывший белорусский министр, хотя Шушкевич и Кебич были в том раскладе второстепенными фигурами, это вовсе не означает, что они не знали, зачем они едут в Беловежскую пущу.

Еще одна деталь. В самолете по дороге к месту главных событий Кравченко от своего российского коллеги Андрея Козырева, как он говорит, впервые услышал, что в Вискулях должна состояться не простая встреча — планируется подготовить и подписать документ, «который бы определил и зафиксировал сущность происходящих на наших глазах государственных процессов». Кравченко поинтересовался, есть ли уже какие-то наработки для этого документа. Козырев ответил, что никаких наработок, никаких проектов российская сторона заранее не готовила. На предположение Кравченко, что в таком случае в Вискулях их ждет нелегкая работа никак не меньше чем на неделю, Козырев «только улыбнулся».