Гулящие люди - Алексей Чапыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За поворотом дороги узришь огонь – там твой табор, иди!
Стольник никогда не ходил босой, а теперь, избавясь от смерти, торопливо, хотя и спотыкаясь, шагал по утренней прохладе и думал: «Спаси господь, у смерти в пасти был! Ну и сторона! Дива нет, что старик Василей погиб ту!»
Дорога завернула вправо – огонь? «Огонь! Мои подводы… прикажу сниматься!»
Стольник дрожал от страха и прохлады утра, но чуть не бегом побежал к табору, на ходу согрелся… Раннее солнце начинало золотить вершины сосен…
Домка на воеводином дворе расседлала коня, завела в конюшню.
Нищие, шедшие первыми к церкви, видели Домку верхом на коне, в ее наряде, сказали:
– Знать новой-то воевода шлет же ту бабу на разбой?
– Всем деньги радошны… а ты – молчи.
Часть четвертая
На Яик-реку
Когда Кирилка, отъехав с ватагой тюремных сидельцев, топил на середине Волги мешок с воеводой Бутурлиным, Сенька, простясь с Домкой, погонял коня рысью, чтоб настичь своих. Остановиться ватаге сговорено в двадцати верстах ниже Ярославля, вблизи Волги, на опушке леса. Дать отдохнуть лошадям и людям и до-. ждаться атамана, Сенька, простясь с Домкой и разоспавшись, забыл уговор со своими; он ехал, погоняя коня, но конь его забирал к опушке, а Сенька, опустив голову, дремал и не замечал лошадиного своеволия.
Очнулся Сенька и насторожился от звонкого свиста, подумал: «Наши свистят… становище…» Он направил коня на свист в перелесок березовый, дремота с него сошла, по лицу било душистыми ветками с клейкими молодыми листьями. «Вот тут, видно, они, – на поляне…»
Когда Сенька въехал на лесную полянку, приостановился, оглядываясь, свист повторился, и вслед за свистом из густого леса стукнул выстрел: пуля, задевая ветки, прошипела над головой Сеньки, слегка тронув шапку. Сенька хлестнул коня и крикнул: – Гой да!
Конь, зажмурясь, мотал головой, он не слушал окрика, шагом пролезал, густую опушку матерого леса. Подались вперед; едучи, Сенька оглядывался и за толстыми соснами увидал двух парней без шапок, в серых рубахах. Парни пытались зарядить пищаль. Один держал дуло пищали на колене, другой продувал ствол, топыря щеки пузырем.
– Эй, вы? По мне били?
– В кого били, того не убили! – ответил один, другой, отделив от дула губы, замаранные пороховой гарью, добавил:
– Мы процелили, зато ты цел!
– А ну-ка! Мой черед – я не процелюсь. Сенька выдернул из седла пистолет.
– Не стрели, мотри! – крикнул один, снова начиная возиться с пищалью.
Сенька удивился: «Чего глядеть? В меня били – теперь я!»
– Наш ватаман Ермилко, он тя на огне испекет!
– Да где он?!
– Тут, близ!
– Эй, парни! Кличьте атамана!
– Пошто тебе?
– Я брат ему!
– Во… брат! А не брусишь? Сенька взмахнул пистолетом:
– Кличьте! Велю, да скорее!
Парни неохотно опустили в траву тяжелую пищаль. Оба присели на корточки, и, всунув пальцы в рот, каждый по три раза свистнул.
Из глубины леса отозвались длительным свистом.
Выше подымалось солнце, тысячами золотых искр рассыпаясь в лесной заросли. Радугой отливала роса на листах и хвое древесной. Курились туманы над кустами ивняка – из балок, заросших багульником и дикими цветами. Пахло сосновой корой и прошлогодними, не сгнившими до конца листьями.
Сеньку опять тянуло в дремоту, но он, тряхнув головой, слез с коня, стреножил, снял узду, положил на седло, снял кафтан и тоже закинул на седло. Конь жадно принялся есть влажную траву, а Сенька, сняв шапку и ероша кудри, думал: «Не лгут ли? Пожду…»
Вертя на колене заржавленную пищаль, один из парней спросил:
– Тебе пошто ватамана сюды?
– Говорю – я брат! А вы пошто стреляли?
– Мы на стороже и думали, ты от воеводы доглядчик…
– Пищаль запустела! Ржав ее изъел – киньте, – сказал Сенька.
– Любая орудия… нам и така в диво!
По лесу переливчато прокатился звук рожка. Парни, сунув в траву пищаль, надели кафтаны и шапки, подтянулись, взяли в руки рогатины. Рожок заиграл близко. Сенька силился и долго не мог разглядеть играющего. Меж деревьями маячила голубоватая даль, она заколебалась тонкими прутьями берез, и тогда лишь Сенька различил половинчатое лицо атамана – Ермилки Пестрого.
Фигура атамана, тихо ныряя меж стволами елей и сосен, была почти незаметна. Летом Ермилка носил кафтан голубовато-серый.
Властный голос атамана прозвучал сурово:
– Чья лошадь?!
– А, тут – во!
– Ен брат-де ватаману… Сенька шагнул к Ермилке.
– Что за притча! Семен! – обнялись крепко, атаман спросил парней:
– Окромя его, мимо вас шел хто?
– Пеших не было, ватаман!
– Берегом ватага на конях прошла!
– На конях?
– Да, ватаман!
– Чьи бы это люди… Давно?
– С получасье до стрела по ему! – указал один парень на Сеньку.
– В тебя стреляли?
– Один раз был выстрел, – сказал Сенька. – В тебя? Обех повешу! Эй, скидай кафтаны…
Парни, сбросив шапки и сдев кафтаны, стояли потупясь. Из глубины леса шли на голос атамана иные разбойники, один за другим.
Сенька положил на плечо атамана руку:
– Ведь они, Ермил, на страже?
– Два дурака гороховых, – да!
– Службу несли честно, а где им знать, кто я? Не струсили, когда за пистоль взялся… пригрозили тобой. Не тронь парней – прошу…
– Пущай их, не трону на радости. Идем к становищу!
– Нет! Нынче я своих наладил по Волге… Конную ватагу парни углядели – это мои сидельцы с тюрьмы взяты, спешу догонять.
– Ужели мы встретились – и тут росстань?
– Вот, Ермил! Мой путь – с ватагой уйти к атаману Разину на Яик[339]… Хочешь ли заодно с нами? Путь дальной, бой, статься может, с царскими заставами! Идешь – помешкаю, не идешь – тут обнимемся, – и дороги наши врозь…
– Семен! Судьба, видно, быть вместе… Ведь не впусте стоял ты два раза перед нами в лесу у смертной двери… Пищаль ржав ископал, а то бы эти гороховики…
– Убили?
– Страшно молвить!
– Добро, Ермил, ежели идешь.
– Иду! Эй, вы, Гороховы пироги, взять коня, вести к становищу!
– Чуем, ватаман!
Сенька с Ермилом-атаманом пошли в глубь леса. Солнце пуще согревало пахучие ветки деревьев. Щелкал весело дроздрябинник, опасливо и юрко перелетая. Передки сапог идущих по лесу людей покрывались мутно-желтой пылью плаун-травы, уцелевшей от прошлой осени.
– Благодать тут,, глушь лесная! – сказал Сенька.
– Кабы мирно жилось, да!… Но ежели грудь забита до горла обидой на проклятых дворян, то мой зрак пуще любит черную пыль пожарища…
– Твое и мое нелюбье, Ермил, к притеснителям сродни во всем…
– А, вот пришли! Попьем, поедим, соберу ватагу – и в поход.
– Две ватаги, Ермил, собьем в одну – мою конную и твою пешую… Людей разберем и вооружим сколь можно.
– Нынче на Кострому, Семен, в Костромские леса. В Костроме гиль идет, и та гиль пуще попов побить да кабацких голов, а мы ярыг подымем соляных, купца Шорина да кое оружье есть в остроге и зелье заберем…
– Любо, любо, Ермил, брат!…
В лесу кругом начинало припекать и преть. В землянке атамана было прохладно и мягко от сухого мху, раскиданного по полу и широким дерновым лавкам.
– Спать бы мне! – сказал Сенька, привалясь на лавке.
– Ты полежи, а я соберу народ и закусить дать велю, и харч собрать… Путь не малой, идти с пустым брюхом тяжко…
Сенька последних слов атамана не слыхал – уснул.
Против Камышенки-реки рыбак перевез через Волгу Сеньку с Кирилкой. Переезжая, приятели спорили, как лучше попадать на Яик – ошую держаться или десную?
– Ошую-знаю я… – твердил старовер. Рыбак, получив деньги за перевоз, сказал:
– Тяжко вам, молодшие, пеше попадать степью… сгинете… – А как же нам, добрый человек?
– Мое вам правильное наставление такое: идите на Астрахань… тут вам мало ошую податься – Ахтуба-речка, по ней рыбаки угребают, они вас скоренько, минуя Волгу, в Астрахань завезут. Мало дойдете.
– А там как?
– Там просто, – на торгу купите себе еды в дорогу, сыщите рыбака, кой бы вас Болдой-рекой на взморье, Кюльзюма вывез и берегом до реки Яика довез. Да знайте: не ходите левым берегом, там ломко, трава в человеческий рост, так, правые вверх по реке правым берегом, киргизской стороной… тем берегом песчано… убредете от реки в сторону – опас не велик, сыщете путь… Един опас – киргиз наскачет с арканом, так, зрю я, вы люди бывалые…
– Киргиза не страшно, страшно плутать…
– Под Яиком перевоз есть… перевезут. Степью же прямо идти – жажда убьет. Воды вам не сыскать.
Послушались рыбака, частью Ахтубой на нанятой лодке, частью пешком пришли в Астрахань. В городе, боясь много ходить, чтоб на караул не попасть, с утра вышли на базар к Кутуму-протоку. На Кутуме много сыскалось рыбачьих лодок. Купили Сенька с Кирилкой на базаре жареной рыбы, мяса, хлеба. Рыбак, который взялся везти их взморьем до Яика-реки, охотно сходил в кабак за водкой.
