Дракон (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Ревик ощущал прикосновения как кожа к коже, словно оно ласкало те его части тела, что не скрыты одеждой, окружало его свет и тело в открытом пространстве. Свет и воздух мерцали; Ревик улавливал проблески образов, словно оно презентовала разные аспекты или проекции, чтобы посмотреть, как он может отреагировать.

Пальцы, ладони, глаза, хвост обернулся вокруг его ноги… член потёрся об его задницу, заставив Ревика резко вздрогнуть и повернуться, но там никого не было.

Он рванулся вперед, глубже в комнату, не сумев сдержаться.

Ощущение прикосновения отстранилось вместе с остальным.

Ревик почувствовал, как его внутренности сжались. Он осмотрелся по сторонам, увидел больше проблесков и фигур, когда та тошнота плотно завладела его нутром.

Создание подбиралось ближе, змеясь… удушающе близко.

Оно во второй раз окружило свет Ревика. Снова притягивая его, на сей раз его свет, а не тело. Он почувствовал, как усилилась боль разделения, перед глазами замелькали образы Лили…. Элли… Мэйгара… его матери.

Элли с тем другим мужчиной… Элли открывает свой свет. Элли чувствует боль к кому-то другому, к этому мудаку, кем бы он ни был… Элли отталкивает Ревика…

Его боль разделения сделалась невыносимой, смешиваясь с той другой, более тёмной и глубокой болью.

Заброшенность. Это ощущалось ближе к смерти, к потерянности.

К потере его семьи.

К повторной потере его семьи. Его матери. Его отца.

Его сестры, в честь которой была названа Лили.

Его сердце сжалось в груди. В горле встал ком, дыхание перехватило.

Сделав ещё один заход, существо в комнате окутало его всего.

Не утруждаясь проблесками, оно полностью вторглось в его свет, поглощая почти физической волной присутствия и энергии. Это ощущение заставило Ревика застыть и задержать дыхание. Страх сделался неописуемым, он не мог думать… это было хуже клаустрофобии или травм, которые он помнил в своём свете. Волоски на руках и на шее сзади встали дыбом, реакция оказалась настолько интенсивной, что он совсем перестал дышать. Он знал, что мог бы опустошить мочевой пузырь, если бы оно не держало его тело и свет так плотно.

Он не мог пошевелиться.

А может, он просто знал, что не надо шевелиться.

Может, он знал, что если пошевелится, эта штука может переломить ему хребет, бл*дь.

Присутствие. Жизнь. Разум. Знание. Намерение.

Ни одно из этих слов не охватывало мириады смыслов, которые продолжал искать свет Ревика. Он так много ощущал от этой штуки, что не мог охватить это любой частью его разума или света.

Он улавливал лишь маленькие кадры… отпечатки.

Любопытство этой штуки, раздражение из-за того, что Ревик сделал с его питомцем-ИИ, охранявшим наружную стену. Слои эмоционального безразличия… расчетливость, оценка… возможно, презрение, а может, просто пренебрежительность теперь, когда оно увидело его по-настоящему.

Ревик чувствовал, как оно оценивает сами последствия его нахождения здесь, связь с внешними событиями, какую-то волну замысловатых нитей и последовательностей, которые он не мог увидеть.

Дело не только в Городе, Дренгах, его жене или мире.

Это простиралось наружу, охватывая столь замысловатую хронологию, что Ревик не мог осмыслить её даже самыми верхними частями своего света. Нити переплетались друг с другом, со щелчком вставая на пути. Эта штука манипулировала рычагами, нитями, узлами, частицами, двигая их совокупно или по отдельности просто для того, чтобы посмотреть на полученный эффект.

Ревик ощущал это всё как едва слышный шепоток в верхних частях его света.

Те же части его света могли видеть больше, чем любой видящий на Земле — больше, чем Балидор, Тарси или даже Вэш — больше всех, если не считать его жены.

Все те верхние уровни теперь говорили ему, что он в подмётки не годится этой штуке, чем бы она ни была.

Оно слишком иное. У него слишком много движущихся частей, слишком много структурированных сегментов, слишком много способов мышления, анализа и понимания. Ревик никак не мог получить доступ ко всему этому, что бы он ни делал своим светом. Он подозревал, что оно действовало на совершенно ином уровне по сравнению с его светом. Такое ощущение, будто он смотрел в многомерный калейдоскоп, в саму материю которого вплетался порядок, смысл, цель и разумность.

Его разум плыл сквозь эти изменяющиеся и перестраивающиеся частицы света, силясь понять, но не имея возможность даже каталогизировать большую часть увиденного.

Он не мог это осмыслить; это он чувствовал. Сколько ни смотри, это не принесёт понимания. Это всё равно что потеряться в плотном море извивающихся молний.

Его зрение помутилось, переполнившись сложными структурами, подобными дышащим математическим уравнениям…

Серебристые змеи. Холодный огонь.

Животная паника в его свете усилилась.

Он почувствовал, как существо подытоживает его мириадами способов, словно человек, препарирующий лягушку на металлическом столе. Он знал, что оно может убить его просто потому, что сочло неинтересным.

Металлические змеи извивались, решая. Решая, что с ним делать.

Решая его судьбу.

Ревик знал тот отголосок. Он его знал…

Он хрипло вздохнул.

Затем всё потемнело по-настоящему.

Глава 46. Племянник

Он открыл глаза, ахнув от шока, вызванного светом и звуком.

Он находился не там, где ожидал быть.

Его разум вился вокруг него беспомощными кругами, борясь с болью, которая хотела накатить, ощущая, как она подкрадывается к нему по мере того, как свет возвращался к телу, уже пульсирует в затылке, шее, почках.

Ревик чувствовал себя так, словно из него только что выбили всё дерьмо.

Не просто из его тела — из его света тоже.

Он не в том месте.

Эта мысль повторялась, пока он пытался прояснить зрение.

Наконец, обретя способность видеть, Ревик осознал, что стоит коленями на газоне, его руки связаны за спиной. На шее был ошейник. Он чувствовал, что тот крепится к чему-то прямому и металлическому, что держал охранник, стоявший за его спиной. Они также приковали ошейник и запястья цепями к скованным лодыжкам.

Факт наличия ошейника медленно откладывался в сознании, но как только он осознал это, удар был жёстким.

Он также понял, что с его зрением всё хорошо, но ему сложно было видеть что-то своим светом. Его свет…

Ну, он не болел. Во всяком случае, Ревик ничего не чувствовал.

Его свет просто пропал.

Ошейник не причинял боли.

Он просто убил… бл*дь, он убил всё.

Всё. Будто весь aleimi просто выдрали из его тела.

Ревик никогда прежде не ощущал такого. Как и с тем присутствием в органической комнате, его пугала сама чужеродность. Его пугал тот факт, что он вообще ничего не видел.

Он ахнул, сопротивляясь, пытаясь найти те верхние структуры в своем свете… но они тоже исчезли. Всё исчезло.

Его не просто ослепили.

Такое чувство, будто они лишили его всех чувств, отрезав его от мира. И более того… они отрезали его от большей части его самого. Страх рябью пробежал по его сознанию, когда он понял, что это может значить.

Боги.

Что это может сделать с его женой и дочерью.

— Нет… — прохрипел он. — Нет, боги… вы не можете. Снимите это с меня! Снимите это с меня! Вы убьёте их… вы убьёте их, бл*дь… пожалуйста…

Он посмотрел вверх, стараясь сфокусировать взгляд.

— Пожалуйста… — прохрипел он. — Пожалуйста. Вы должны снять это с меня… пожалуйста…

Там стоял Менлим.

Его силуэт проступил перед глазами.

Глаза цвета мочи смотрели на лицо Ревика. Поначалу неподвижные, его глаза не моргали, пока он наблюдал за Ревиком с тем же циничным бесстрастием, которое Ревик ощущал в разумной комнате. Затем Менлим нахмурился, и его глаза как будто потемнели.

— Ты правда считаешь меня дураком, — сказал он.

Мягко щёлкнув языком, он заговорил так тихо, что Ревик с трудом расслышал его.