ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА - Юрий Губин

Все это творилось в тесно спаянных популяционных формированиях и тех функциональных структурах – предшественниках, в которые феноменом «Пра Мы» было привнесено из охотничьих групп коллективное мышление, которое, в конце концов, превратилось в смысл жизни популяций, а затем и праобщин. Оно и было основополагающим. К нему хабилисы, а позднее и архантропы были генетически предрасположены со времен зарождения первых охотничьих групп. На его поле стало выкристаллизовываться новые ролевые участия подгрупп женщин, подростков и стариков, к которым примыкали больные и увечные, но только при оседлых периодах жизни и достаточности пищевых ресурсов.

Проходя через сознание пока ограниченное психическими, физиологическими и онтогенезисными возможностями данных гоминидных форм, объекты окружающего мира становились значимыми объектами и даже системами в рамках пока еще слабого, но определяемого культурного поля. В какой-то степени они были уже регулируемыми в проявлениях адаптационной деятельности(146). Теперь ее можно назвать, хотя и с некоторой натяжкой, культурной деятельностью, но в основе, которой пока лежали бессознательные комплексы и сценарии взаимодействия, зарождающиеся внутри формирующихся социумов, и проявлявшихся в контактах с окружающей действительностью. Вот внутри этих бессознательных сценариев стали конкретизироваться определенные понятийные блоки, которые в психологической антропологии стали называться культурными константами.

Через призму охотничьих сценариев сценарии жизни стали «набухать» социальной и культурной информацией по взаимодействию между протоструктурными формированиями популяций и что самое важное они стали влиять, хотя пока и слабо, на использование охотничьих сценариев в других сторонах жизни, которых пока было еще мало. Таким образом, восприятие определенной ситуации и проведение при этом определенной деятельности как ответ на нее, становятся тесно связанными на новом понятийном уровне. Это значит, что уже начались психологические процессы ни как не животного вида. На их базе хабилисы стали учиться способам восприятия окружающей действительности выходящих за рамки животных инстинктов.

В связи с этим можно предположить, что в появляющихся охотничьих сценариях уже имелась как протосоциальная, так и протокультурная информация, определенная в зачатках общественных взаимодействий. Кроме того, подсознательный контекст вероятно уже влиял на использование вариантов самих сценариев. Фактически каждый сценарий это был вариант охоты на определенный вид животных, причем в определенной ситуации и поэтому каждое событие сценария уже стало оформляться культурно и, кроме того, оно было тождественно прошедшему значимому моменту сценария и воспринималось окружающими как непосредственное событие.

Участвуя в пока еще малом количестве жизненных сценариев, обусловленных разумной деятельностью, гоминиды подсознательно связывали восприятия и деятельность через развивающуюся коммуникационную систему с двумя тесно взаимосвязанными процессами протосоциальным и протокультурным. В связи с этим хабилисы, а затем и ранние архантропы стали строить взаимоотношения внутри культурной системы, которую сами и создавали как адаптационную. То есть между протоструктурными формированиями популяций, а затем и структурными формированиями праобщин в первую очередь вырабатывались взаимосвязи и взаимодействия. Именно в данном контексте складывались жесткофиксированные установки на восприятие окружающей действительности под действием зачаточных компонентов обобщенной культуры и в рамках нарабатываемой картины мира каждой праобщины в отдельности, которые постепенно превращались в прототабу, а затем и табу. Теперь уже можно сказать, что восприятия стали культурно психологическим процессом.

Глубокое трансформирование условий являлось проверкой на эффективность действий возникающих при этом новых поведенческих инноваций, как способов адаптационной потребности к кардинально новым условиям проживания. Именно к новым, потому, что при постоянности параметров окружающей среды и неизменности ландшафтов, в которых проживали праобщины инновации не приветствовались. Какие-либо изменения предотвращались уже выработанными в процессе жизнедеятельности определенными запретами. Это было начало начал такого своеобразного мышления, окончательно сформировавшееся у архантропов, которое было насквозь пронизано компонентами запретительной системы. Многие, из них затем было восприняты первобытными племенами Homo Sapiens как древние виды запретов – прототабу, которые имели огромное значение в жизни первых людей. Эти запреты ставили в жесткие рамки биологические инстинкты, определяя для них в социальном бытие ограниченные возможности действия. Как сказал С. Рейнак: «…Табу это преграда, возведенная против разрушительных и кровавых стремлений являющихся наследством человека, полученным от животных»(147).

 Табуирование определенных действий в коллективах уже даже ранних архантропов начало происходить в тех случаях, когда ассоциативным мышлением действующем в то время, выявлялось, что какие-либо поступки группы гоминин приносили ощутимый вред данной популяции, популяционной группе или праобщине в определенных условиях и ситуациях. Отрицательной стороной табуирования действий у архантропов и его основным недостатком было то, что прототабу в процессе расширения ареалов обитания распространялось и в другие регионы, где некоторые запреты во многих моментах бытия был практически бесполезны, а порой даже и вредны. Вполне возможно такое положение в популяциях/праобщинах проживающих в северных регионах было зафиксировано генетически, и послужило одной из причин вымирания одной из двух ветвей эволюции форм архантропов – неандертальцев.

Как мы уже отмечали ранее, прототабу осуществляло жестко запретительный характер на поведенческие акты несовместимые с картиной мира в каждой отдельно взятой популяции, а так же они распространялись и на определенные стороны взаимоотношений между древними людьми внутри коллективных формирований.

Прототабу как средство нейтрализации опасностей путем пресечения действий могло возникнуть, оформиться и укорениться в структурах коллективных образований только с помощью группового отбора. Именно там формировалось и утверждалось подсознательное, понимание первых людей, что они принадлежат к определенной общности, вооруженной необходимыми знаниями для адаптации в окружающей среде в рамках картины мира. Они должны были точно понимать, что отход от ее констант и сценариев мог привести к большим неприятностям, а может даже к гибели в определенных жизненных ситуациях не только одного индивида, но и всего коллективного образования в целом. Все это пока происходило на подсознательном уровне каждого архантропа, и было четко обусловлено действием биологически активных веществ мозга, которые подтверждали / не подтверждали правильность поведенческих актов, чувством удовлетворения/не удовлетворения.

Если принять предположение, что биологически активные вещества играли большую роль в психологических процессах, то чувство неудовлетворенности как отрицательных импульс психики архантропов должен был каким-то образом гаситься. Такое было возможно только через признание своей вины. Покаяние перед своими сородичами в нарушении запрета давало возможность избежать неприятностей через перестройку своей деятельности для их исключения, а у провинившегося появлялось чувство удовлетворения, которое несло положительный заряд его психике. Это все в определенной мере служило не только безопасности членов формирующихся праобщин, но и поддержанию в них спокойного психологического климата.

Необходимо отметить что прототабу, а затем и табу интенсивно работали только внутри популяции, популяционных групп или праобщин. Каждый охотник вне своей охотничьей группы, что бывало крайне редко, фактически, действовали сообразуясь с обстановкой и под действием биологически активных веществ. Это происходило потому, что во первых запреты как психологические феномены действовали только в пределах популяций, а затем и праобщин, во вторых они не могли работать в охотничьих мероприятиях, потому, что в непредсказуемых ситуациях они были просто вредны. Там действовали такие психологические установки как прототрадиции и наработанные условно рефлекторные действия, появившиеся в процессе совместной деятельности и закрепленные в учебных программах прототанцев, которые мы разберем несколько позже.

Активное и всеобъемлющее действие прототабу во многом препятствовало анализу как акту мышления. Например «разбор полетов» - удач или неудач на охоте, не мог происходить ни в каких формах вообще, а тем более в танцевальных действах, о которых будет сказано немного позже. Да и каким образом в данных вопросах мог возникнуть анализ, если личностных отношений к событиям определяемых суждениями попросту не было. Зато существовали требования прототабу основанные на групповом мышлении и под действием определенного давления, такой уже не простой, социальной среды, а абстрагирование было направлено только на выделение деталей и признаков в прошедших событиях. Это все могло происходить только при помощи второй сигнальной системы, которая в своем качестве активно поддерживала начальные варианты развивающегося коллективного мышления. Оно, пока в своей сути, и служило-то только для того, что бы объяснять, что происходило при выполнении той или иной работы, четкое выполнение которой передавалось от поколения к поколению практически без изменений.