Там, за рекою, — Аргентина - Иржи Ганзелка

Вдалеке послышались выхлопы старого автомобиля, и через некоторое время над рекой показались две желтоватые фары тридцатилетнего «форда» на высоких жестких колесах.

— Boa noite, senhores!

— Добрый вечер! Скажите, пожалуйста, далеко ли еще до Бокейрана?

— Я езжу туда довольно часто, но, понимаете, спидометр на этой развалине не работал даже тогда, когда ее водил мой отец. До Бокейрана будет примерно километров пятнадцать…

Послышался плеск воды — приближался паром.

— Я, между прочим, тоже еду туда. Если хотите, буду вашим проводником…

За рекою — такая же разбитая дорога, как и до нее. Таинственность ночной поездки дополняется тучами пыли, полным диском восходящей луны и кваканьем лягушек. Поднимаемся со склона на склон, точно едем по скатам крыш; поворот следует за поворотом. За полчаса — 8 километров.

— Эй, далеко еще?

— Да километров пятнадцать будет.

— Выходит, мы и не трогались с места!

Еще полчаса — 7 километров. Снова прорываемся сквозь завесу пыли к ночному проводнику.

— Сеньор, сколько же остается до Бокейрана?

— Километров пятнадцать!

— Послушайте, зачем нам проводник и килограммы пыли в моторе. Едем вперед!

Гудок, газ — и стрелка спидометра перескочила цифру «30». Ночная одиссея продолжалась еще полтора часа, пока из тьмы не выплыли деревянные постройки селения Бокейрана и среди них— тускло освещенная вывеска постоялого двора.

Ровно 60 километров от перевоза.

На постоялом дворе для ночлега была приготовлена чисто выбеленная комната с пятью железными кроватями. А перед воротами, сидя на подножках грузовиков, отдыхали шоферы. В темноте приглушенно звучала гармоника. Она переходила из рук в руки, и каждый добавлял что-то свое. Аргентинское танго, бразильская самба, чамаме, байле-сито…

— A ver, muchachos! — звонко крикнул нам молодой уругваец, выжав из гармоники последнюю свою песенку. — А теперь, ребята, давайте-ка вы! Какую-нибудь вашу, чехословацкую!

В тишине бразильской ночи зазвучали мягкие мелодии чешского юга и темпераментные песенки татранских долин.

В Риу-Гранди — самом южном бразильском порту — полуденная сиеста.

Запах гнилой рыбы висит над грязными портовыми улицами, зажатыми многочисленными складами и портовыми сооружениями. На углу перед магазинчиком с облупленной вывеской «EMPRESA ATLANTICA» сидят в тени два полусонных парня.

— Подождите немножко, шеф должен быть здесь с минуты на минуту…

И вдруг сонная улица ожила. К тротуару подкатил маленький автобус на широких двойных колесах и высадил кучку взмокших пассажиров. Двое парней в сомбреро залезли на крышу автобуса и начали сгружать груду узлов и мешков, сбрасывая их прямо на руки пассажирам. Седовласый шофер в синем берете стер пот со лба и, прежде чем выключить мотор, привычно нажал два раза на акселератор.

— Сеньор Сантус!

— Си, сеньор!

Морщинки на лице этого морского волка атлантических песков собрались в приветливую улыбку.

— Нас послал к вам автоклуб в Порту-Алегри. Вы можете дать нам сведения о…

— Вы хотите проехать до Шуи, да?

— Мы хотим испытать машину на пляже.

— Стоп, это вам не асфальт! Знаете, что такое песок?

— Мы немного поездили по песку. Сахара, Ливийская пустыня, Верхний Египет, восемь дней в Нубийской пустыне по компасу…

— Гм… А на чем едете?

Показываем «татру». Старый Сантус таращит глаза от удивления.

— Caramba, qué coche! Вот это машина! Сколько же у вас груза?

— Вместе с нами почти тонна.

— А шины — нормальные, — говорит он, наклоняясь к колесам. — Не выезжайте сегодня на пляж. Пожалейте машину. Погода нынче неверная. Море неспокойное…

— Речь идет о технических испытаниях машины. Вряд ли нам еще представится такая возможность. Нет, мы непременно должны попробовать…

— Ну, как хотите, только из воды вас вытаскивать будет некому. На всем побережье ни одной живой души. От Касино до первого маяка нужно проехать сто тридцать километров, а потом еще девяносто к уругвайской границе, до Шуи. Кое-где на пляже встречаются длинные колчоны.

— Это что такое?

— Воздушные пузыри под слоем песка, такие подушки, понимаете? Смотрите в оба! С виду эти места более темные…

— Когда отлив?

— Луна всходит. Значит, вы можете отправиться в половине третьего. Минутку! Мой сын должен сегодня ехать в Шуи. Он поедет порожняком, в такую погоду я в машину пассажиров не пущу. Подождите его в Касино! Buena suerte, muchachos! — Счастливого пути, ребята!

Под колесами шуршит мокрый асфальт. Тринадцать километров серой ленты до Касино, куда по воскресеньям ездят взглянуть на волны прибоя и выпить холодного как лед пива. А за этими 13 километрами — конец света…

Песок и море. Большой Пляж.

Машина содрогается от порывов сильного юго-восточного ветра. Иногда нам кажется, что небо впереди проясняется. Но это только кажется. Просто в то время нам очень хотелось, чтобы небо было как можно чище, чтобы оно было таким ясным, как тогда, в Асуане, над раскаленными песками Нубийской пустыни.

Сады Касино скрываются за пеленой удаляющегося дождя. А над бушующим морем сквозь тучи все же пробиваются первые солнечные лучи.

Бензин, масло, беглый осмотр двигателя и тормозов.

И последний взгляд на карту. Классический образец лагуны, как на первых страницах школьного атласа. Узкая песчаная коса на берегу моря, за ней первая лагуна, Лагоа Мангейра; снова полоса наносных песков и за ними, на востоке, водный простор лагуны Мирим.

Как только дождь прекратился, нас окружила группа рыбаков.

— В такую-то погоду на прайю? Или вам надоела ваша машина?

— Мы едем с молодым Сантусом.

— Он такой же сумасброд, как и старик. Но с ним вы, возможно, проедете. Вполне возможно. Море он знает как свои пять пальцев, но ведь и на старуху бывает проруха…

Ровно в половине третьего на пляже показался пустой автобус Сантуса, и из окошка кабины выглянуло его смуглое лицо.

— Едем? Время дорого!

— Едем!

Рокот двух моторов смешался с шумом прибоя.

Первая разведка грунта. Некоторое время «татра» пробирается по мягкому сухому песку, до которого волны не докатываются. Потом ее следы совпали с двойной колеей широких шин автобуса Сантуса. Вспененные языки прибоя то и дело лижут пятнадцатиметровую полосу «дороги», с другой ее «обочины» поднимаются грозные валы мягкого песка. Песка, от которого не было спасения.

Море слева, песок справа…

«Песок плотнее всего там, где через него перекатываются волны», — звучали у нас в ушах слова Сантуса.