САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Герман Дейс

 - Да вы чё, мать перемать, совсем охренели? – орала Анка. – Всю жизнь картошку сажали на майские, а теперь только двадцать восьмое апреля!

 - Да чё ты разоралась, жопа?! – миролюбиво возражала Тамара.- Раньше посадим, раньше выроем!

 - Давайте сначала мешки на веранду снесём, - увещевала подругу с невесткой Шура.

 - Привет соседкам! – гаркнул Жорка.

 - Здорово, Жорка! Привет, Константин!– вразнобой ответили вековухи.

 - Здравствуйте! – отозвался Сакуров, ещё раз пощупал козу в том месте, где у неё ожидались обещанные Виталием Иванычем двойняшки, и вошёл следом за Жоркой в нетопленную избу.

 Семёныч, надо отдать ему должное, не пил целых две недели. И, надо отдать ему ещё больше, самостоятельно и совершенно вручную отремонтировал свою тачку. Сначала он выгрузил из «нивы» сиденья, а потом позвал на помощь Варфаламеева. Они вдвоём залезли в салон, упёрлись спинами в вогнутую крышу, поднатужились и выдавили крышу на место. Потом Семёныч нашёл где-то старую киянку, настрогал каких-то чурок и колотил по помятому кузову до тех пор, пока «нива» не приобрела доступные для поездок в цивилизованном пространстве, обозначенном назойливым присутствием в оном стражей дорожной безопасности, формы. Затем Семёныч позвонил сыну своему Вовке, и тот привёз краску, шпаклёвку, причитающиеся Миронычу доллары, запас продуктов и немного бухла. Не то три, не то четыре ящика водки.

 Семёныч, снова надо отдать ему должное, к бухлу не притронулся до тех пор, пока не покрасил тачку. А когда покрасил, пригласил всю деревню обмывать завершение восстановительных работ. Присутствовали Вовка, имевший несколько дней отгулов, Варфаламеев, Виталий Иваныч, Жорка, Сакуров и вездесущий Мироныч. Получив пятьдесят долларов, Мироныч хотел устроить бузу, но Семёныч пригрозил выгнать старого сквалыгу на хрен, и тот заткнулся. А потом принялся под сурдинку пьяной разноголосицы склонять Вовку к приобретению охотничьего билета с его, Мироныча, помощью.

 - Вова, миленький, - шептал старый мерзавец, - вы сами понимаете, какие сейчас времена, когда всякий приличный человек должен иметь хоть какое личное оружие. А так как нарезные стволы у нас запрещены, а для гладких нужен охотничий билет, то вы сами понимаете.

 Сакуров, не пивший, но закусывающий дармовыми деликатесами, сидел рядом с тёплой парочкой, всё слышал и удивлялся многофункциональности бывшего советского директора. На следующей неделе Константин Матвеевич планировал отвезти в Подмосковье первую пару свиней. Он собирался ехать строго по адресу, предоставленному Жоркой. Жорке предстояло во время поездки приятеля охранять хозяйство, поэтому сейчас Жорка от выпивки не отказывался.

 - Ну, за мастера – золотые руки! – искренне «тостировал» он и искренне обнимался с важничающим Семёнычем

 - Да, брат, такого, как я, теперь днём с огнём не сыщешь! – скромничал Семёныч. – Мне что двигатель перебрать, что электропроводку починить – всё – тьфу! А уж с жестянкой (81) разобраться – вообще ерунда…

 - Да, ружьишко в хозяйстве не помешало бы, - начинал соглашаться с увещеваниями Мироныча в это время пьяноватый Вовка. – Только вот с получением охотничьего билета, я слышал, целая морока. Нужно согласие жены, двух ближних соседей, несколько справок из разных медицинских учреждений, нужно свидетельство участкового милиционера о правильной установке оружейного сейфа, нужно… (82)

 - Вовочка, миленький, какие свидетельства! – махал ручками старый мерзавец.- У меня всё схвачено! Вы смело покупайте ружьё, а охотничий билет я вам устрою!

 - И сколько мне это будет стоить? – законно интересовался Вовка.

 - Какие между друзьями могут быть счёты? – снова махал ручками хитрый Мироныч. – Потом разберёмся!

 «Дурак Вовка будет, если свяжется с Миронычем, - думал под сурдинку договаривающихся сторон Сакуров, - ведь Мироныч потому не берёт с него денег вперёд, что собирается высморкать охотничий билет нахаляву. А потом, когда Вовке некуда будет деваться, стрясёт с него по самой полной программе. Ну, да не моё это дело…»

 Спустя два дня после обмывания восстановления тачки Семёныча Сакуров рванул в сторону столицы. Они с Жоркой встали в три ночи и принялись оперативно хлопотать. Первым делом Жорка сбегал к Миронычу и подпер обе его двери снаружи. Потом они с Сакуровым отогнали одного боровка и одну свинку от общего поголовья и в каких-то сорок минут связали живность. Потом они ещё минут тридцать поднимали их в кузов «Фольксвагена». Всё это время они слышали стук, доносящийся из избы Мироныча и вой запертого вместе с ним Дика.

 - Как бы он из окна не вылез, - кряхтел Сакуров, пихая в кузов обделывающегося на ходу пятипудового борова.

 - Не вылезет, - кряхтел Жорка, - он ещё не выставил вторые рамы…

 - Ты, это, не вздумай его на самом деле грохнуть, - попросил Жорку Сакуров.

 - Что я, дурак, сидеть за этого козла всю оставшуюся жизнь? – удивился Жорка. – Ладно, хватит трепаться: заводи телегу и – с Богом.

 - Там, куда я приеду, всё будет хоккей? – напоследок уточнил Сакуров и полез на место водителя.

 - Сто раз спрашивал! – огрызнулся Жорка. – Самое главное: больше суток не торчи в первопрестольной. Потому что…

 - Сто раз слышал, - отмахнулся Сакуров. – Потому что в первопрестольной теперь свирепствует закон о регистрации… (83)

 Константин Матвеевич обернулся ровно за сутки.

 До города Одинцова Московской области он доехал за три с четвертью часа. Ещё час с четвертью ушёл на поиски виллы какого-то бандита, заказавшего Жорке двух свиней. Минут пятнадцать Сакуров парился у ворот, запиравших въезд на территорию то ли дворца, то ли виллы Жоркиного знакомого. Этот Жоркин знакомый одновременно занимался наркоторговлей и местной депутатской деятельностью. В качестве хобби депутат городского собрания рэкетировал Одинцовских коммерсантов и сутенёров. Поэтому, наверно, он очень сильно пёкся о собственной безопасности. И его охрана парила у ворот то ли дворца, то ли виллы всякого по-всякому.

 Когда, наконец, охрана прояснила личность прибывшего, ворота открылись, и Константин Матвеевич въехал в асфальтированный двор с дырками, из которых торчали хилые деревца. В глубине двора виднелось некое сооружение, а возле него стоял всамделишный флагшток. На нём вяло трепыхалось трёхцветное полотнище государства Московского (84). Возле флагштока стоял всамделишный часовой в форме воздушного десантника. На груди десантника висел всамделишный автомат Калашникова.

 «Круто», - подумал Сакуров и посигналил часовому. На звук клаксона из дворца или виллы выскочил какой-то халдей в натуральной, как в историческом кино, лакейской ливрее, замахал руками и заорал на Сакурова: