Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий

— Кровь, — ответил мужчина и соединил замком пальцы. Витя заметил, что костяшки их покраснели от волнения.

Пузыри не кончались. Новые и новые их группы стартовали вверх, словно стремились занять место лопнувших. От стоящей на дне фигуры облаком расходилось густое, тёмно-красное пятно… как живое. Витя почувствовал боль под ложечкой, будто кто-то потехи ради воткнул туда иглу. Страх накатывал и отступал, оставляя после себя, как волна оставляет рисунок на песке, твёрдые рёбра озноба.

— Может, стоит оставить его совсем? — сказал Юра так, словно обращался не к мальчику, и в то же время не к самому себе.

В ответ Витя подёрнул верёвку, схватившись поудобнее, закусил губу и как следует потянул. Лодка качнулась и повела кормой. Это был самый странный момент в его жизни, и, глядя на себя со стороны, Витя думал, что лучше было бы ему оставить всё это, последовав совету дяди Юры, взяться за вёсла и отбыть восвояси, а потом, уткнувшись в подушку, постараться забыть сегодняшний день. Но руки продолжали делать своё дело в отрыве от головы, а этот странный взрослый, к которому в душе начало зарождаться недоверие, не торопился, как подобает взрослому, взять весь этот кошмар в свои руки и сказать: «Ты сейчас же отправляешься домой». Просто сидел и наблюдал с таким выражением на лице, будто ждал директивы, что спустится из космоса прямо на летающем блюде.

Пузырей стало больше. Радость, которая завладела мальчиком, ощущалась как что-то пластиковое и неуместное. Он вдруг почувствовал укол вины, и когда попытки привязать её к чему-то конкретному не увенчались успехом, поджал губы и зло, резко начал дёргать верёвку.

— Слишком тяжёлый, — приговаривал он. — Но я тебя вытащу! И не такие сомы нам с папаней попадались.

На очередном рывке Витя почувствовал, что что-то изменилось. Верёвка, перегибающаяся через борт, на секунду провисла, а потом натянулась вновь. «Ботинки, — подумал он, — уж конечно, я бы не поднял его вместе с ботинками. Они весят килограмм двадцать, не меньше».

— Помогите мне, — просипел Витя. — Я один не справлюсь, но вдвоём мы точно его поднимем.

Выбранную часть верёвки мальчик, изловчившись, обернул вокруг штыря. Лодка заметно просела. Краем глаза он видел, как дядя Юра поднялся на ноги, и вновь почувствовал себя не в своей тарелке.

— Обожди, малец, — сказал мужчина…, да только рот, рот дяди Юры не открывался: Витя ясно видел это, повернув голову на голос. — Твой улов не принесёт счастья никому. В особенности тебе.

Верёвка в руках мальчика стала скользкой как рыбий хвост. Он испуганно смотрел снизу вверх на учителя. Тот пожал плечами (дождевик на плечах неестественно натянулся) и сказал:

— Мы всего лишь хотим тебе помочь.

Не успел Витя попробовать хоть как-то объяснить себе это таинственное «мы», чужой голос раздался вновь. Он также исходил от дяди Юры, но принадлежал не ему. Чуть приглушённый, но очень выразительный и хорошо поставленный, словно в закрытой картонной коробке вдруг заработало радио.

— Нам нужно попасть к голубому пятну. В каком состоянии здесь мотор?

Чуть помолчав, мужчина продолжил, словно рассказывал сам себе прописные истины:

— Голубое пятно — самое глубокое место в озере. Разлом в земной коре. Глубина неизвестна, ведь так? Да! Это, должно быть, единственное решение.

Теперь они оба — учитель и тот, второй, которого Витя по-прежнему не видел и чьё присутствие почти не ощущал, ждали ответа. Заикаясь, мальчик сказал:

— Конечно, мотор работает. Мы с отцом только на прошлой неделе его смазывали, да и топливо есть…, вот только он не разрешает мне его запускать.

— И весьма разумно, — резюмировал дядя Юра. — Думаю, он простит нас, если речь будет идти о спасении его сына. Я сам, если понадобится, попробую всё объяснить.

— И это будет не лучшее решение в твоей жизни, — сказало «радио». — Пусть лучше мальчик неделю посидит под домашним арестом.

Дядя Юра подумал и дёрнул подбородком. На его лице проступила гримаса неодобрения.

— Давайте решать проблемы по мере поступления, — сказал он. — Мы подтащим этого горе-водолаза к разлому, как на буксире, и сбросим вниз.

— Нет! — запротестовал Витя. — Я…

Верёвка дёрнулась в ладонях, мальчик инстинктивно напрягся, боясь её выпустить. Ещё один рывок, будто… будто кто-то с силой дёргал с другого конца. Ладони ошпарило как огнём. Перегнувшись через борт, Витя посмотрел вниз, почувствовав, как у него заныли зубы — все разом. Голова водолаза маячила на глубине пяти метров, похожая на карликовое солнце, которое кто-то решил остудить, окунув в озеро. Сквозь иллюминаторы не было видно ровным счётом ничего. В месте, где крюк вошёл в тело, по-прежнему рождались пузырьки воздуха, и кровь никуда не делась. Витя видел, как тончайшие её ниточки вьются вокруг водолазного костюма.

Была ещё одна деталь, которая насторожила мальчишку. Правая рука мёртвого водолаза. Правой рукой тот сжимал верёвку, будто опасаясь, что крюк выскользнет и ему предстоит падение на дно. Он не видел пальцев, поскольку на руках подводника были огромные зелёные варежки, соединённые с рукавами комбинезона, и это пугало его ещё больше.

— Что-то почуял, — сказал голос из радио. В голову пришла абсурдная мысль, что дядя Юра — это не один, а два человека в одном теле, сиамские близнецы. Витя видел таких в научном журнале, который выписывала для сына мама. Сиамские близнецы были изображены прямо на обложке, голые по пояс, щуплые руки разведены в стороны. Две головы располагались на необычайно широком торсе, можно сказать на двух сросшихся торсах. Одна голова вполне обычная: голова мужчины среднего возраста, похожего на фермера из далёкой засушливой страны. Другая была практически без шеи: маленькая, лысая и сморщенная, как гриб. Она напоминала голову младенца, что задержался в своём бестолковом возрасте непозволительно долго. Лицо мужчины улыбалось (как показалось мальчику, немного растеряно), второе же, обратившись вверх, к лучам прожекторов, рыдало, и видение искривлённого рта и набрякших век ещё долго преследовало мальчика по ночам. После этого он бросил читать журналы, хотя перед этим и глянул одним глазком статью, где было написано: «Индиец Чаудхари демонстрирует всему миру причуды и невероятную фантазию матери-природы». «Не хотел бы, чтобы у меня была такая мать», — думал тогда Витя.

Не похоже, чтобы дядя Юра по утрам чистил зубы на двух головах сразу. Скорее уж за пазухой у него припрятана рация.

Учитель меж тем наклонился и разглядывал лодочный мотор.

— Все дела, которые я имел с моторами, ограничивались заменой масла, — сказал он, а потом, нажав на ручку, опустил лопасти «Ямахи» в воду. После чего поднял глаза на мальчика. — Что дальше? Давай заведём эту штуковину.

Но мальчик смотрел не на него, а чуть выше, поверх волос, в которых застряли капельки влаги. Там было ещё одно лицо, маленькое, уродливое, с выпученными глазами и россыпью алых пятен на подбородке. Цыплячий белый пушок на макушке, подозрительные складки там, где должны быть щёки. Сначала он подумал, что лицо растёт из горба на спине дяди Юры (странно, что он не заметил этот горб в их первую и вторую встречи), но потом понял, что тварь сидит в капюшоне. Это она говорила голосом как из коробки и, готовясь выдать очередную фразу, надувалась как лягушачий зоб.

Витя отступил, запутался в леске и свалился бы за борт, если бы учитель не успел схватить его за запястье.

— Кто это? — шёпотом спросил мальчик.

— Друг, — сказал дядя Юра. Потом прибавил: — Ну, я надеюсь.

Глаза его за стёклами очков не допускали возражений. Они были испуганы и очень серьёзны; Витя думать не думал, что взрослые могут бояться в том самом, исконном смысле, в котором маленькие мальчики и девочки боятся чудовищ в кладовой, а разбивший окно подросток — сурового господина полицейского.

Мальчик стряхнул с себя оцепенение. Он закрепил верёвку и бросился к мотору. Подсоединил шланг от топливного бака, удостоверился, что лопасти не заденут натянутую верёвку. Дёрнул за ручной стартер; мотор заурчал, как довольный кот. Лодка двинулась, сначала неуклюже, будто боясь повредить гладкую поверхность озера, потом всё больше набирая ход. Звук разносился далеко окрест; с дерева на западном берегу взлетела стая грачей. Верёвка затрещала.