Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) - Николай Берг

Нас еще раз предупреждают об ответственности за разглашение виденного и слышанного, и начинается аврал по прочесыванию местности на предмет поиска сбежавшего БТР. Расслабившийся, было дело, народ опять раздраженно напрягается. Внезапно у многих появляются в ручонках противотанковые средства на манер гранатометов «Муха». У танка встречаем прикативший за нами «Найденыш». Вовка крайне недоволен всем этим делом, особенно кучей «Мух» у людей вокруг. Ну да, примет какой-нибудь бдительный балбес наш агрегат за вражеский — и получим привет реактивный в бочину. Тем не менее приказ недвусмысленный и наша артель работает на самом перспективном направлении. То есть встретиться с беглецами светит именно нам. А ведь еще и наши морфы где-то тут неподалеку. По следам судя, они двинули за эвакуировавшейся бандой, но вот далеко ли ушли и все ли ушли — отследить не получилось.

Зато нам добавили отделение кронштадтских морячков, заверив, что они стрелять умеют и теперь наш бронетранспортер ощетинился стволами из каждой бойницы. Андрей с Ильясом тем не менее садятся сверху на броню, за башенкой. Майор пристроился на место башенного стрелка, а Серега вместе с лейтенантом из Некролаборатории едет впереди на маленьком джипе. Периодически он выпрыгивает, убеждается в том, что мы не потеряли след и маленькая колонна едет дальше. За нами, чуть в отдалении прет и газелька с безоткаткой и даже еще один БТР — ПВОшники из Войсковиц… Я признался, что промочил свои пульты по управлению морфами, лейтенантик скривился, но упреками не засыпал. У него есть такие же, да и агрегат, позволяющий отследить куда морфы рванули — стоит в джипе.

По дороге пара морячков начинает роптать. Им не нравится, что нас послали на убой. Один из них ропщет несколько громче, чем нужно, и туговатый на ухо майор его слышит. Слышит фразу, что на нашем горбу штабные в рай хотят ехать и мы тут будем подвиг совершать только из-за того, что всякие уроды не предусмотрели чего им положено и вот теперь нам придется чужую дурь расхлебывать. А подвиг одних — всегда преступление других!..

Не поворачиваясь, по — прежнему внимательно глядя в прицел КПВТ, майор отвечает. Достаточно громко произнося:

— А формулу "подвиг одних это преступление других" придумали дешевые гандоны. Все знают, что такое бывает, но приличным людям это произносить не к лицу. Они знают, что это гнилая отмазка труса и предателя. Вот я скажу, что нас командиры-мудаки на бессмысленную гибель посылают, и тут же эту идею подхватят все наличные шкуры и изменники, которых командиры (не-мудаки) на гибель вовсе не бессмысленную посылают. Или вообще не на гибель, а просто повоевать. И еще смутят и запутают нормальных людей, которые рядом. Поэтому данный пидорский плач для воина табу. Так понятно?

— Хлестнет очередью — и нам копец — возражает морячок, для которого наш майор никак не начальство.

— А это как ему повезет — возражает майор — Не каждая пуля в глаз, иная и в брюхо. Не мешай, а боишься — молись. Молча. Но лучше в свою бойницу гляди. Может, чего полезного увидишь. Помогает выжить получше, чем разговор с Богом.

Сидящий рядом товарищ морячка пытается съехать с темы и немного неудачно шутит старым бородатым вопросом:

— Вот почему, когда ты говоришь с Богом — это называется «молитва», а когда Бог говорит с тобой — "шизофрения"?

— Нет, не так. Когда Бог говорит с тобой — у тебя шизофрения — поясняет майор — А когда ты говоришь с ним — у него. А теперь заткнулись и смотрим. Все смотрим.

Морячок все-таки продолжает ворчать. Но куда тише.

Я его понимаю. Мы прем по ожидаемому пути. Засаду на нас устроить — раз плюнуть. И если даже у беглых нет в башне крупняка, которым наша колонна и впрямь будет расколочена в момент, то нам и пары «Мух» хватит. А таких гранатометов у людоедов было до черта, даже наши трофейными попользовались от души. Мне не совсем понятно — то меня попрекали тем, что мы с безногим изображали из себя самураев, а тут — в куда более глубокую задницу послали — и все поехали без разговоров. Тот же Енот приказ на преследование воспринял как должное. И не мы одни — несколько групп выкатило на перехват беглого БТР. Тем более не пойму — в нашей группе все же оружия серьезного достаточно и для того же беглеца и наш крупняк и ЗУшка — смерть при первых же попаданиях. А в других группах такого нет, одни "Мухи".

Вовка ведет машину как всегда виртуозно, в салоне мягко покачиваются бойцы у амбразур, езда куда комфортнее, чем на маршрутке по городу в то, добедовое время. А мне вдруг в голову лезет давным давно прочитанный рассказик Станислава Лема "Охота на Сэтавра". Я тогда как-то не задумался над тем, как это — выйти на облаву против сбрендившего горнопроходческого робота, мощного, бронированного и вооруженного фиолетовым лазером, луч которого не виден в безвоздушном пространстве над Лунной поверхностью. Лезть по приказу на рожон, заведомо зная, что этот чертов робот превосходит преследователей во всем. Лезть потому, что пилоты и курсанты космоучилища в отличие от других работников лунного городка хотя бы умеют пользоваться спешно приспособленными для боя мирными лазерами. Лезть, зная, что уже есть убитые — транспортер с людьми робот немотивированно расстрелял, что робот не повинуется командам, что он сумасшедший, если можно так назвать машину со сбоем в программном обеспечении. Смертельно опасный сумасшедший. И потому надо угрозу всему городку остановить. Как говорилось раньше — любой ценой. Просто потому, что любая цена — все равно меньше, чем гибель городка и космодрома. Со всем персоналом. А так получится при любом попадании горнопроходческого лазера повышенной мощности по не рассчитанным на такое строениям. Тогда читалось спокойно — нам растолковали, что бывают такие ситуации. Когда "любая цена" — это допустимо. Потому что иначе цена будет запредельной. Большая война, отгремевшая сравнительно недавно, давала тому массу примеров. Вроде бы дурацкие разведки боем, позволявшие вскрыть систему обороны врага и на этом резко сократить потери при их пробивании. Отвлекающие удары. Те же наглые немецкие мотоциклисты, проклятье первого года войны, вездесущие и неистребимые. Раскрывавшие наши засады и позиции для сокрушительного удара подходивших чуток позже танков и пикировщиков, находившие дырки в обороне. Правда, кончились все же эти лиходеи на мотоциклах к 43 году, что резко сказалось на боеспособности вермахта в целом. Так кончились, что ни от одного мемуара не осталось. Разведчики, парашютисты, морпехи в десантах… Боевые охранения, авангарды, подставлявшиеся под самый первый удар. И, что характерно, не только в нашей стране — у Лема отлично получилось передать всю гамму чувств человека, которому очень хочется жить, но вот беда — кроме него некому выполнить чудовищно опасную работу. Вроде и не воевал писатель, а получилось у него лихо…