Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

На Собор уже начинают сходиться; прибыли из Миязаки, на Киусиу, Ионаго, Эдзири; но это довольно рано, помещаются у своих родных и знакомых; гостиница нанята с утра понедельника, шестого числа июля; мест подряжено на 150 человек. Священники будут помещаться вместе, или около своих катихизаторов, как для наблюдения над порядком у них, так и для удобства совещаний. Пища для катихизаторов средней руки, для священников с некоторым улучшением против них.

23 июня/5 июля 1896. Воскресенье.

Что делать с этими бедными, но и плохими катихизаторами, и с их чрезвычайными, но и неизбежными расходами? У Петра Мисима жена сильно захворала, и он положил ее в госпиталь, ибо нужна была операция и 20 ен в месяц нужно за ее лечение! На такого дурного катихизатора, как Мисима (собственно еще и не катихизатора, ибо священники на прошлом Соборе не допустили его в число катихизаторов; проповедует же он частно, получая, конечно, содержание от Миссии, — иначе чем же жить?) и 8 ен жалко, а тут еще 20! Но в то же время, как и не пожалеть бедной страдающей женщины? И не пошлет ли Милосердный Господь нам на бедных и больных в пределах нашей возможности?

24 июня/6 июля 1896. Понедельник.

Был на экзамене в Женской школе: десяти–двенадцатилетние девочки превосходно отвечали по Священной истории Ветхого Завета; учительница Макрина Асакуса показала особенный дар и усердие преподавать маленьким, ибо все не по учебнику отвечали, а бойко и без запинки рассказывали — прямо видно — словами учительницы, но в то же время с полным пониманием того, о чем говорят; и это — крошки, чуть от земли видные! Нужно иметь необыкновенный дар, чтобы заставить таких и вполне понимать себя, и полюбить преподаваемый предмет, — а они щебетали с большим увлечением, так что насилу остановишь.

Александр Николаевич Шпейер из Никко пишет гневное письмо: возмущен нахальством шантажистов–адвокатов, натравливающих мать Кати (Маленды) вымогать все больше и больше денег, и в то же время гордостью Накая, находящего для себя унизительным идти в суд, чтобы вести дело против шантажа. У Накая, в самом деле, гордость изумительная, сделать шаг в суд ему дороже, чем погубить человека, ибо отдать Катю матери — все равно, что бросить ее в ад и в сей, и в будущей жизни, потому что мать не замедлит продать ее на разврат. Возмущенный Шпейер просит объявить Накаю, что он предоставляет ему поступить с удочеренной ему Катей согласно своему желанию, то есть передать ее матери. Я удержался от сообщения Накаю сего, а написал Шпейеру, прося спасти невинного полурусского ребенка от гибели. А бедная Катя сегодня утром так радостно и таким звонким голосом щебетала свой ответ по Священной истории! И не подозревает, какая грозная туча нависла над нею! Спаси ее, Господи!

25 июня/7 июля 1896. Вторник.

Однако же и не так, как писал Шпейер о Накае. Сей вчера приходил рассказать о деле, но по японской церемонности не решился прямо мне, а рассказал секретарю Нумабе — до полуночи пробеседовал с ним о сем. Оказывается, что в суд он ходил, но ничего путного из этого не вышло: судья не принял объяснения Шпейера чрез переводчика, посланного на то, что у Маленды не осталось имущества, и, видимо, принял сторону противников Накая — по недобросовестности, или по ненависти к русским, теперь столь модной, и, в свою очередь, тоже грубо, или насмешливо говорит с Накаем; о противниках его и упоминать нечего; сии, дожидаясь вместе очереди в приемной, изливают на Накая пред всеми целый ушат злословия, называя мошенником, завладевшим чужим имуществом, угрожая и кулаками (ван–рёку), если в суде не выйдет по–ихнему, обещаясь прикинуть к нему в дом больную в сифилисе мать Кати, да и сами поселиться у него на хлебах, и прочее. Накай, придя в отчаяние от всего этого, вздумал прибегнуть к помощи адвоката, но Шпейеру, как видно, его переводчик передал это желание несколько в превратном виде. Оттого Шпейер и рассердился, и Накаю, действительно, ничего не остается делать, как отказаться от Кати.

Я, выслушав Нумабе, сказал, что для Накая единственный выход — попросить Шпейера написать удостоверение, что Маленда не оставила имущества, и подать судье; если судья и это не примет, то жаловаться на то высшему суду. Для всего же этого адвокат не нужен — это и немой может сделать. Нумабе обещался передать Накаю мои слова. А я в свою очередь написал Шпейеру, как все дело было. Но не успел отослать письмо, как получил от него из Никко телеграмму: «Передаем судьбу Кати в ваши руки; через неделю получите все ее деньги — 700 ен». На это я ответил, что приму на свои заботы Катю с удовольствием, если он узаконит ее положение, то есть удочерит ее кому–либо русскому и, кроме того, переправит в Петербург, где я попрошу о. Феодора Быстрова воспитать Катю в каком–нибудь заведении и потом пристроить за доброго, хотя бы и простого человека.

Прочитал четыре письма о. Иоанна Катакура, писанные последовательно с места наводнения, куда он отправился отпеть погибших и утешить оставшихся. Все те же плачевные сцены, уже слышанные или читанные, и от которых достаточно на больном сердце. Между новыми, например, следующая сцена: спасся христианин из города Таката, бывший в то время по делам рыбного промысла на берегу и стоявший в гостинице, где вместе с ним было еще десять постояльцев: из одиннадцати всех и из семейства гостиника спасся он один, и вдруг принимает горячую благодарность одной матери за спасение ее дщери. «За что?» — спрашивает.

— Да вот ее спасли, вынесли из волны.

— Не знаю, не помню, — откровенно отвечает он. Так внезапно и так ошеломляюще было бедствие!

У Якова Урано (одного из самых первых по времени христиан, врача, недалеко от Мияко) погибла жена и дочь; спаслись с ним четверо детей; дом унесен.

В Ямада из наших христиан 57 человек потонуло, 10 ранено. Там же у плотника Симеона, работающего здесь, погибло его родных, язычников, 57 человек: 8 домов погибло, только два брата его спаслись; ныне он, вернувшись оттуда, говорил мне.

На экзамене был в Женской школе: по Закону Божию тоже отвечали превосходно.

В мужских школах сегодня закончены экзамены. Профессора составляли списки; четырех из Семинарии оказывается необходимым исключить за развратное поведение.

На Собор все более и более прибывает: выслушивание их, чтение «кейкёохёо» и писем к Собору.

26 июня/8 июля 1896. Среда.

В Женской школе был последний экзамен. Послал я пригласить на него собравшихся на Собор, но почти никто не пришел; пришедшие два–три пришли уже к концу экзамена по Закону Божию. Печалит такая безучастность!