Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Альфред Корбен кроме занимаемой должности в «Симексе» имел еще свое частное предприятие по изготовлению комбикорма для кур и гусей. Очень часто он в беседе со мной жаловался на большие трудности в работе этого предприятия.

Андре и в особенности Отто в основном действовали в качестве коммерсантов, связанных соглашениями с «Симекс».

По опыту «Симекско» для повышения авторитета «Симекс» было принято решение снять помещение для конторы на Елисейских полях в доме, где на первом этаже находился знаменитый бар-ресторан «Лидо», работающий и в ночное время. Об этом ресторане более подробно я расскажу позже.

«Симекс», ссылаясь на тесные связи своего основного предприятия «Симекско» с немецкой интендантурой и организацией ТОДТ в Брюсселе, вскоре установил тесный контакт с парижским филиалом, а вернее, с отделением организации ТОДТ (организация, занимавшаяся строительными и фортификационными работами в самой Германии и на территориях всех завоеванных ею стран; названа в честь немецкого генерала и инженера, одно время занимавшего пост министра вооружения, Фрица Тодта). Это позволило не только получить хорошие заказы, но и по опыту брюссельской организации пользоваться рядом льгот, в том числе и правом получения постоянного пропуска для беспрепятственного проезда из Франции в Бельгию. Этот пропуск был выписан на имя коммивояжера Жильбера, то есть Отто.

Наличие у Отто постоянного пропуска позволяло ему совершать довольно частые поездки из Парижа в Брюссель, так как, повторяю, продолжительное время он поддерживал связь с «Центром», а после начала Великой Отечественной войны в особенности только через имевшуюся в моем распоряжении рацию. Это обусловливало то, что он направлял свои донесения, зашифрованные мною, только из Брюсселя и получал оттуда для себя указания, расшифрованные тоже мною. Еще раз хочу подчеркнуть, что во всех случаях Отто в целях своей безопасности всегда останавливался у меня на квартире, а затем на вилле.

Я, как президент акционерного общества, развел «бурную» деятельность. В этом мне очень помогали полученные в процессе учебы в институте знания. Через де Буа и других моих «друзей», в том числе и Тевене, у меня постоянно была возможность размещать получаемые от интендантуры и фирмы Людвига Махера заказы в различных промышленных и деловых кругах Бельгии.

В моей «светской» жизни возникала еще одна сложность, о которой я частично уже упоминал. Я был одиноким, богатым, занимающим видное место в обществе молодым человеком, и мне надо было часто устраивать приемы на довольно высоком уровне. Для этого требовалась «хозяйка». Повторяю, о женитьбе или серьезной любовной связи с какой-либо женщиной, принадлежащей к хорошему обществу, не могло быть и речи. Я считал, что эта связь с моей стороны была бы предельно непорядочной. В этом отношении я нашел действительных помощниц. Блондинка еще на снимаемой ранее квартире часто выступала в качестве «хозяйки» на приемах. С переездом на виллу это положение укрепилось еще в большей мере. Второй помощницей и «хозяйкой» во многих случаях стала фрейлейн Аман.

Две «хозяйки» были необходимы, особенно во время больших приемов, где присутствовали руководящие работники немецкой интендантуры и организации ТОДТ, а также и фирмы Людвига Махера.

Конечно, все гости знали, что фрейлейн Аман, штатная сотрудница немецкой интендантуры, родственница Маргарет Барча, мне просто помогает, вернее, помогает нам с Маргарет. Что же могли думать в отношении Маргарет? Трудно, конечно, точно сказать. Многие от фрейлейн Аман знали, что она вдова недавно скончавшегося венгра господина Эрнеста Барча, что у нее есть сын. Думали ли наши гости, что она моя любовница? Могу полагать, что нет. Все видели даже на приемах, что мои отношения с Маргарет были чисто светскими. Многие знали, что я являюсь продолжателем коммерческой деятельности ее отца и покойного мужа, что по просьбе отца я опекаю ее и ее сына, что отвечало действительности. Знали, однако, что она в ряде вопросов помогает мне и в моей коммерческой деятельности. Еще раз хочу повторить, что Маргарет дей ствительно была благонравной женщиной и, видимо, память о муже исключала связи с кем-либо. Именно это меня очень устраивало!

Даже в то время, когда мы часто встречались с Блондинкой, проживая в одном доме, но в разных квартирах, а тем более, после нашего переезда на виллу, по её приглашению и по своим делам в Брюссель приезжал из Праги племянник владельца фирмы Беранек, совладелец этой фирмы Урбан. Для него я всегда бронировал номер в гостинице. У меня, а вернее, у нас он бывал часто во время своих посещений Бельгии, являясь нашим близким другом. У нас наладились и все расширялись деловые отношения. Больше того, вскоре получил даже специальное приглашение посетить их фирму в Праге. Я не мог тогда предполагать, что наступит день, когда я смогу воспользоваться этим приглашением, и оно тоже мне поможет принять меры к выполнению задания «Центра».

Как-то Урбан мне сказал, что у меня очень красивая и во всех отношениях привлекательная и симпатичная жена. Я тут же, не задумываясь, ответил: «Видите ли, мне, молодому человеку, действительно было бы очень приятно иметь такую жену. Однако вы должны понять и то, что я был в дружеских отношениях с ее покойным мужем и для меня было бы просто позором, если бы я стал одной из причин того, что молодая вдова так быстро сумела забыть недавно ушедшего из жизни хорошего мужа. Я вам уже говорил, что по просьбе родителей Маргарет, я просто забочусь об их дочери и внуке».

Я не всегда мог понять Урбана, когда он вдавался в различные детали, касающиеся любви мужей к женам, их верности, а также и любви и верности жен мужьям. Это я смог осознать значительно позже, в дни моего пребывания в 1941 году в Праге. Если событиям тех дней я еще уделю в моих воспоминаниях достаточное внимание, то сейчас мне хочется внести ясность именно в этот удививший меня вопрос.

Во время моего пребывания в протекторате, «бывшей» Чехословакии, я был приглашен в дом, в котором жил Урбан со своими родителями. Встречали меня очень дружески. Угощали разными национальными блюдами. Порой угощение вызывало у меня некоторое удивление. Видимо стремясь ответить на оказанное их сыну у нас в Брюсселе гостеприимство, родители Урбана помимо нива собственного приготовления, кстати очень вкусного, на стол поставили пару бутылок красного вина. Это сладкое вино предлагалось к селедке хорошего посола и другим острым блюдам, что в мое понятие «президента» никак не укладывался принятый ритуал. Конечно, я не показал и виду, что подобное сочетание меня поразило.

Мы сидели еще недолго за столом, буквально успели только закусить селедкой первый выпитый бокал вина, вкусить редкую в те годы копченую, тоже очень вкусную колбасу. Совершенно неожиданно я заметил, что Урбан обменялся какими-то таинственными взглядами со своими родителями. Они меня почти не знали, если не считать, видимо, того, что им рассказывал обо мне и о Маргарет их сын, и того, что они могли освоить из той непродолжительной беседы, которая состоялась у нас при нашем знакомстве, перед тем как мы сели за стол.

Переглянувшись с отцом и матерью, Урбан вдруг вышел из-за стола и удалился, ничего не сказав. Через несколько минут вернулся с очень красивой молодой женщиной, вполне опрятно одетой. Несколько минут спустя все стало ясно.

В протекторате, вернее, в Чехословакии, оккупированной в то время немцами, как и в самой Германии, широко практиковалось гонение на евреев. Жена же Урбана, оказывается, была еврейкой. Ее очень любил не только муж, но и его родители. Поэтому с большим риском для себя они прятали молодую женщину в подвале дома, где специально для нее оборудовали приемлемое убежище. Естественно, никто, даже близкие соседи и знакомые, не должен был ничего об этом знать.

Признаюсь, было очень приятно, что мне оказали такое доверие и я не только познакомился с женой Урбана, но и узнал подробности о ней, скрываемые от других.

Тогда я мог только предполагать, что это доверие было вызвано не только теплым приемом, оказанным мною Урбану в Брюсселе, но и равной выгодой для обеих сторон наших деловых отношений и уже установившихся контактов. Я не мог исключать и возможности, что проявленному доверию способствовало и то, что глава фирмы Беранек, видимо, хорошо знал отца и мать Маргарет, знал, что они евреи, вынужденные покинуть Чехословакию. Это давало ему основание предполагать, что, после того как ее родители сочли необходимым покинуть Бельгию, а затем и Европу, я помогаю их дочери и внуку уклоняться от преследования со стороны оккупантов.