Письма на воде (СИ) - Наталья Гринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не оставляй меня! – взмолился Ван Со. – Не уезжай, прошу!
Он обращался сейчас не к подданному, не к слуге государства – он просил друга, наставника, который покидал его, так и не простив.
Улыбка сошла с лица старого генерала. Он пристально посмотрел на императора, и тот увидел, как по морщинистым обветренным щекам Пак Су Кёна текут слёзы.
– Ваше Величество, – тихо и проникновенно проговорил генерал, – ради нашей страны и своего народа станьте хорошим и мудрым правителем. Вы должны им стать.
Он должен. Должен. Но сможет ли? И как, если все, кто ему дорог, кому он доверяет, отворачиваются от него?
Ван Со не пошевелился ни тогда, когда Пак Су Кён покинул тронный зал, ни тогда, когда закатное солнце расписало стены узорными тенями, ни тогда, когда служанки, боязливо поглядывая на застывшего на троне императора, зашли, чтобы зажечь светильники.
Он поднял голову, только почувствовав рядом Хэ Су и уловив тонкий запах лотоса. Она пришла. Пришла к нему после того, как он обошёлся с ней днём, повысив на неё голос и захлопнув перед ней двери.
Всё равно пришла. Простила.
Почему-то эта мысль не обрадовала, а лишь добила его.
Только сейчас Ван Со понял, насколько он измотан и опустошён.
– Пак Су Кён оставил меня, – потерянно произнёс он. – Он устал от дворца. Сейчас он боится меня.
Он посмотрел на Хэ Су и неожиданно для самого себя спросил:
– Ты хочешь узнать, чьё имя указал почивший король? Тебе интересно, украл я трон или нет?
– Я об этом не думаю, – покачала головой Хэ Су. – Мне неинтересно, чьё имя там было указано.
– Там было пусто, – Ван Со произнёс это и ощутил, как с его души свалился тяжёлый камень. Теперь Хэ Су будет знать правду. Ему казалось это очень и очень важным, особенно сейчас. – Имя написано не было. Поэтому я разорвал бумагу, зная, что путаница будет ещё больше. К этому моменту дворец уже был в моих руках.
– Вы поступили правильно.
Эти слова лебяжьим пухом коснулись его щеки, и в горле тут же засвербело.
Правильно ли? Кто может знать наверняка?
– Пак Су Кён оставил меня, – повторил Ван Со. От долгого молчания и закипавшей против воли влаги на глазах голос его сел и звучал низко и сипло. Говорить было трудно не только по этой причине, но ему нужно было это сказать, поделиться с единственной оставшейся у него родной душой. – Для Бэк А я теперь только император. Чхве Чжи Мон видит во мне убийцу старшего брата. Для Чжона я тоже всего лишь братоубийца. Даже моя собственная мать считает меня не сыном, а вором.
Горячие капли всё-таки потекли по его щекам. Сил сдерживаться не осталось.
– Ты была права. Этот трон вселяет страх и делает одиноким.
– Но я же здесь, – Хэ Су присела рядом с Ван Со, накрыла своей ладошкой его руку и заглянула ему в лицо. И свет её глаз, ласковый, исцеляющий, проник в самую его душу, осушая слёзы. – Я не оставлю вас.
Она положила голову ему на плечо и приникла, обнимая своим теплом и любовью, которая принадлежала только ему.
«Я не оставлю вас!»
Знаешь ли ты, Су, сколько раз я повторял себе эти слова, когда казалось, ещё вдох – и я не выдержу? Твой голос до сих пор звучит внутри меня, даже теперь, когда ты всё же нарушила своё обещание. Но я больше не услышу его. Больше никогда – вот что страшно…
Ты всё-таки ушла. Как же ты могла, Су, ведь ты обещала мне, и я тебе поверил, как верю до сих пор. Я верю и безумно тоскую по тебе, моя маленькая Су, по твоему голосу и твоим рукам…
Все покинули меня. Оставили на растерзание дворца. Стоило мне войти сюда – и дворец начал отбирать то немногое, что у меня было – тех немногих, кем я дорожил. А ведь генерал предупреждал меня о жертвах, но я оказался к ним совершенно не готов.
Поэтому тогда, простившись со своим другом и наставником, я чувствовал себя раздавленным и несчастным, и твоя ладонь была единственным, что ещё удерживало меня на краю бездны…
В эту ночь Ван Со не просил – он заставил Хэ Су остаться с ним, в его покоях. И любил её так жадно и неистово, что наутро ныли все мышцы. Он просто перестал себя контролировать: им овладела не только страсть, но и страх. Страх затопил его рассудок и лишил самообладания. Страх, что у него отнимут и это последнее – его человека, его женщину, его Су.
Он сжимал её в своих объятиях с отчаянием обречённого, впивался в её податливые губы, не ощущая вкуса крови, не замечая её алый бисер, а Хэ Су принимала его дикие, грубые ласки с нежной покорностью и утешала мягкостью рук и цветочными поцелуями, лишь тихонько вздрагивая и сглатывая стоны, когда он делал ей особенно больно. Она понимала его состояние и с готовностью отдавала себя, чтобы погасить его боль и успокоить его, чтобы он не мучился и знал, что она – вся его, вся целиком, до конца…
А наутро Ван Со с ужасом смотрел на ссадины и следы укусов, которые обещали расцвести багровыми маками на снежной коже, целовал слипшиеся ресницы и высохшие дорожки слёз, едва касался истерзанных губ и шептал виновато:
– Прости… Прости… Прости меня, Су.
Он просил прощения не только за эти раны, не только за то, что заставил Хэ Су вынести этой ночью, но и за то, что злился на неё вчера, что позволил себе обидеть её своей холодностью, в то время как она одна оставалась его, душой и телом.
Ван Со сгорал от стыда и чувства вины, баюкая любимую в своих руках, врачуя нежностью кровоподтёки, тускневшие под тонкой кожей, а Хэ Су улыбалась ему в ответ и повторяла:
– Всё хорошо, Ваше Величество… Всё хорошо, не волнуйтесь.
– Не надо, – вдруг замер Ван Со, подняв голову. – Не зови меня так. Когда ты… вот так… со мной, не зови.
– Не буду, – легко соглашалась она и тянулась к нему с объятиями, произнося его прежнее
