Ангелы-хранители - Дин Кунц

К пятнице, десятому декабря, Эйнштейн казался достаточно окрепшим, чтобы рискнуть выйти на короткую прогулку. Его все еще время от времени шатало, но уже не бросало из стороны в сторону на каждом шагу. В ветеринарной лечебнице ему сделали все прививки. Можно было не бояться, что, кроме чумки, с которой ретривер только что справился, он заболеет еще и бешенством.

Погода стала теплее, чем в последние недели, температура поднялась чуть выше шестидесятиградусной отметки, было безветренно. Разбросанные по небу облака были белыми, а солнце, когда не скрывалось за ними, своими живительными лучами мягко ласкало кожу.

Эйнштейн сопровождал Тревиса в его инспекционном обходе инфракрасных датчиков вокруг дома и осмотре баллонов с закисью азота в амбаре. Они шли чуть медленнее, чем когда проделывали этот путь вместе в прошлый раз, но собаке, казалось, нравилось это возвращение к старым обязанностям.

В студии Нора усердно трудилась над новой работой — портретом Эйнштейна. Он не знал, что будет изображен на ее последнем холсте. Картина должна была стать одним из его рождественских подарков, и после этого ее предполагалось повесить в гостиной над камином.

Когда они вышли из амбара во двор, Тревис спросил:

— Он приближается?

Услышав вопрос, ретривер проделал обычную процедуру, хотя с меньшим усилием, меньшим принюхиванием и менее внимательным изучением окружающего их темного леса. Вернувшись к Тревису, пес тревожно завыл.

— Он там? — произнес Тревис.

Эйнштейн не ответил, а только еще раз удивленно посмотрел на лес.

— Он еще идет? — спросил Тревис.

Пес не отреагировал.

— Он теперь ближе, чем раньше?

Собака прошлепала по кругу, понюхала землю, затем воздух, подняла вверх голову сначала в одну сторону, потом в другую. Наконец она вернулась к дому и встала у двери, глядя на Тревиса и терпеливо поджидая его.

Войдя в дом, Эйнштейн направился прямиком в кладовку.

«ЗАГЛУЯСНЫЙ».

Тревис уставился на сложенное на полу слово.

— Заглуясный?

Пес достал еще буквы и разложил их на полу.

«ЗАГЛУШЕННЫЙ, НЕЯСНЫЙ».

— Ты говоришь о своей способности чувствовать Аутсайдера?

Ретривер вильнул хвостом. Да.

— Ты его больше не чувствуешь?

Эйнштейн пролаял. Нет.

— Ты думаешь… он умер?

«НЕ ЗНАЮ».

— А может быть, это твое шестое чувство не работает во время болезни или когда ты так слаб, как сейчас?

«МОЖЕТ БЫТЬ».

Собрав и рассортировав карточки с буквами, Тревис на минутку задумался. Нехорошие мысли. Мысли, лишающие присутствия духа. У них по всей усадьбе были расставлены сигнальные устройства, это правда, но в немалой степени они рассчитывали, что Эйнштейн заранее предупредит их. Вряд ли Тревису стоило беспокоиться по поводу Аутсайдера, учитывая принятые меры предосторожности и собственные навыки, приобретенные в группе «Дельта». Но его все время преследовала одна мысль, будто он что-то упустил в системе защиты, и, случись непредвиденное, потребуются все способности Эйнштейна и его силы, чтобы помочь ему справиться с любыми неожиданностями.

— Придется тебе поправиться поскорее, — сказал Тревис, обращаясь к ретриверу. — Ты должен есть, даже когда у тебя нет аппетита. Ты должен спать как можно больше, чтобы дать своему организму восстановиться, а не стоять полночи у окна.

«КУРИНЫЙ СУП».

Рассмеявшись, Тревис сказал:

— Можем попробовать и его.

«БОЙЛЕРМЕИКЕР УБИВАЕТ МИКРОБОВ».

— Откуда ты это взял?

«КНИГА. ЧТО ТАКОЕ БОЙЛЕРМЕИКЕР?»

Тревис объяснил:

— Глоток виски, налитый в стакан пива.

Эйнштейн с минуту обдумывал это.

«УБИВАЕТ МИКРОБОВ, НО МОЖНО СТАТЬ АЛКОГОЛИКОМ».

Тревис расхохотался и взъерошил шерсть псу.

— Ты настоящий комик, мохнатая морда.

«МОЖЕТ, МНЕ СТОИТ ВЫСТУПАТЬ В ВЕГАСЕ?»

— Думаю, у тебя бы получилось.

«ЗВЕЗДА».

— Конечно, ты был бы звездой.

Он потискал ретривера, и они еще посидели в кладовке, смеясь каждый по-своему.

Несмотря на шутки, Тревис знал: Эйнштейн сильно обеспокоен потерей способности чувствовать Аутсайдера. Шутки были всего лишь защитной реакцией, способом отогнать от себя страх.

Днем, после короткой прогулки вокруг дома, Эйнштейн спал, а Нора лихорадочно работала в своей студии, Тревис сидел у окна и смотрел на лес, мысленно еще раз проверяя свою систему обороны и выискивая в ней слабое звено.

В воскресенье, двенадцатого декабря, днем их навестил Джим Кин, и они все вместе пообедали. Ветеринар осмотрел Эйнштейна и остался доволен ходом выздоровления.

— Нам кажется, дело движется медленно, — пожаловалась Нора.

— Я же предупреждал, что должно пройти немало времени.

Он внес несколько изменений в лечение собаки и оставил новые пузырьки с таблетками.

В кладовке ретривер с удовольствием продемонстрировал Кину приспособление для переворачивания страниц и устройство для выбора букв. Он снисходительно выслушал похвалы в свой адрес по поводу умения держать в зубах карандаш и с его помощью самостоятельно обращаться с телевизором и видеомагнитофоном, не прибегая к помощи Норы и Тревиса.

Сначала Нору страшно удивило, что Джим выглядит менее печальным и унылым, чем ей помнилось. Но потом она решила, что внешне он не изменился, изменилось только ее собственное восприятие. Теперь, когда Нора лучше его узнала, когда он стал их лучшим другом, она видела не только унылые черты, которыми его наградила природа, но доброту и чувство юмора, скрытые за ними.

За обедом Джим сказал:

— Я тут немного изучал татуировки, чтобы выяснить, не могу ли я свести номер в его ухе.

Эйнштейн, лежащий рядом на полу и слушавший их беседу, встал, качнулся, заспешил к кухонному столу и вспрыгнул на один из пустых стульев. Он сел очень прямо и уставился на Джима.

— Так вот, — продолжал ветеринар, опуская вилку с куском курицы, которую он наполовину донес до рта, — большинство, но не все татуировки можно свести. Если я буду знать, какая тушь была использована и каким способом она была нанесена, мне, возможно, удастся ее удалить.

— Это было бы здорово, — сказала Нора. — Тогда, даже если бы они нас нашли и попытались забрать Эйнштейна, то не смогли бы доказать, что это их собака.

— Все равно останутся следы татуировки, которые можно будет заметить при более внимательном осмотре, — заметил Тревис. — Под увеличительным стеклом.

Эйнштейн поглядел на Джима Кина, как бы говоря:

Да, что ты теперь скажешь?