Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

— Каждый имеет право на ошибку, — равнодушно бросил тот.

Пчёлкой подлетела к столу подавальщица. Выставила на стол две кружки, бокал и фужер — и упорхнула обратно, по пути похлопывая себя по ушам, точно их заложило. Таша взяла кружку с молоком в ладони, но пить не стала, Джеми и его опекун тоже не спешили; а вот Найдж одним махом осушил половину хрустального фужера, где кубики льда ворочались в белой, разящей спиртом жидкости.

— Полагаю, — подняв глаза на альва, сказала Таша, — вы ждёте от меня рассказа…

— Верно полагаешь.

— И какого именно?

— Можно начать с чудесной истории спасения твоей матери. А после не помешало бы описать события последних дней. С того момента, как ты встретила моего ученика.

— Последнее грозится выйти ещё чудеснее первого. И гораздо дольше.

Герланд чуть склонил голову набок. Потом, разомкнув пальцы, протянул ладонь через стол.

— Руку, — коротко велел он.

Таша, помедлив, подчинилась. Герланд взял её пальцы в свои, узкие, словно выточенные изо льда — и подержал. Совсем легонько, почти не сжимая.

Потом молча разжал ладонь.

— А ты ещё любопытнее, чем кажешься, — бесстрастно проговорил альв.

— О чём вы?

— Кажется, в недалёком прошлом ты имела близкое знакомство с амадэем?

Таша только кивнула.

— Он надёжно тебя защитил, надо сказать. Никто, кроме Зрящего, не может помешать альву прочесть человека через тактильный контакт.

— Прочесть… мысли?

— Мысли — для телепатов. Мы читаем гораздо больше. Мы читаем в сердцах: чувства, эмоции… воспоминания. — Герланд внимательно наблюдал за девушкой. — Зрящий одарил тебя сильной защитой. Явно заботился, чтобы никто не узнал, кто ты. Защита разрушилась не так давно, но следы остались. Твоё сознание — как в паутине.

— Не больно-то это помогло, — пробурчал Джеми, виновато повесив нос.

Алексас в его голове молчал.

— Боюсь, всё же придётся рассказывать по старинке, — заключил альв. — Прошу… Ваше Высочество.

Таша опустила голову.

Потом как-то даже презрительно дёрнула плечом.

— Хорошо. — Она сложила ладони домиком, положив подбородок на пальцы, нагретые о тёплую кружку. — В Кровеснежную ночь моя мать перекинулась в сокола и…

— И встал Ликбер, и молвил он:

«Пусть не увижу больше света,

Пусть сгину, не сдержав обета,

Что изгоню я тварей вон…»

Альв затянулся вишнёвой трубкой: небольшой, с тонкой резьбой и чуть изогнутым мундштуком, скорее даже женской. Запрокинул голову и, не размениваясь на показные колечки, выдохнул струйку дыма в потолок.

— Повествование занятное, конечно, — заметил он наконец, разбив долгое молчание. — Хоть и нерадостное.

За окнами плескалась ночная мгла. В таверне почти никого не осталось, лишь сборище мрачностей в дальнем углу да крестьянская компания, распевавшая «Балладу о Вратах Бездны». Находящиеся в изрядном подпитии мужики постоянно забывали слова, так что новый куплет неизменно заводил тоненьким голоском чей-то сынишка, юркий мальчонка лет десяти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— «И у открытого окна

Нет, нет, мой милый, я не плачу.

Свечу зажгу я на удачу

И буду ждать, не зная сна…»

Джеми покосился на альва, невозмутимо попыхивающего трубочкой. Потом на Ташу, которая спокойно ждала продолжения разговора.

Единственной персоной, пристойно реагирующей на происходящее, можно было считать Найджа. Тот сидел подозрительно тихо, не менее подозрительно опустив голову. Впрочем, выпив, колдун подчас становился даже излишне сентиментальным.

Джеми сам не мог понять, что в данной ситуации задевало его больше: реакция Герланда, за всё время рассказа не выразившего ни единой эмоции, или же сам рассказ, поведанный мерным певучим голосом бывалого менестреля. Порой Таша прерывалась, чтобы глотнуть молока, но немедля продолжала повествование. Будто книжку вслух зачитывала. Улыбалась, где надо, о самых жутких вещах говорила размеренно, чуть отстранённо. Очень спокойно.

Только вот Джеми обладал достаточной чуткостью, чтобы понять: это успокоение отличается от упокоения только формальностями в виде лишней буквы и по какому-то недоразумению бьющегося сердца. И его крайне угнетало осознание того, что Таша, по сути, уже мертва, только ещё говорит и дышит.

А ещё — улыбается.

Так, словно говорит себе «нужно улыбнуться», и кривит безжизненные губы.

— Итак, твоя сестра всё ещё у цвергов, — молвил альв.

— Да.

— И где искать Воина, ты не знаешь.

— Да.

Герланд лениво затянулся. Табак тоже был вишнёвым: некрепкий, сладкий, с пробивающимися сквозь вишню древесными и карамельными нотками.

— Мы могли бы помочь тебе его найти, — даже с трубкой в уголке рта альв безукоризненно чеканил слова. — И… обезвредить.

Джеми поёжился.

Опять эта её улыбка…

— А взамен? — спросила Таша.

Герланд усмехнулся.

— Необычная проницательность для столь юной девушки.

— В последнее время я перестала уповать на чисто человеческое участие, — мягко произнесла Таша. — Итак, что потребуется от меня?

Герланд всё-таки пустил аккуратное дымное колечко, следя, как оно тает под потолком; кое-кто из мрачностей, как подметил Джеми, тоже вскинул голову. Потом отложил трубку, сложив пальцы перед губами в жесте, напоминающем молитвенный.

Взглянул на Ташу даже пристальнее, чем раньше.

— Ты.

Она вскинула бровь:

— Мои обязанности?

— Подчиняться.

Таша хмыкнула.

— Забавное у вас понятие об обязанностях королев.

— Когда мы возведём тебя на престол, ты станешь королевой. И тогда будут подчиняться тебе. Но пока ты — ничто. — Альв не оскорблял, он просто констатировал факт. — Знаешь ли ты, как пробить себе дорогу к трону? Сможешь ли хотя бы приблизиться к нему без посторонней помощи?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это никогда не входило в мои планы на будущее.