Женщина в жизни великих и знаменитых людей - Михаил Дубинский

Сойдясь с Лавальер, Людовик как бы ожил душою. Он писал ей нежные записки и мадригалы, расточал любезности при встречах, осыпал подарками. В свою очередь и Луиза его страстно любила. Она все забыла для него. Если ей нельзя было быть с ним вместе, она утешалась тем, что рассказывала про него своей единственной подруге Монталэ, остроумной девушке, хотевшей играть большую роль в высшем обществе. Еще в Блуа она жила вместе с Луизою при дворе овдовевшей герцогини Орлеанской и тогда уже знала все ее тайны. Между прочим, ей было известно, что в Луизу влюбился один провинциальный дворянин, который и написал ей несколько любовных писем. Отношения между молодыми людьми продолжались недолго, так как мать Луизы все узнала и возвратила провинциальному воздыхателю его письма. Монталэ как-то проболталась об этой платонической связи, и ее рассказ дошел до ушей Людовика. Как вспылил король, когда узнал эту историю! Он бросился к ней. Произошла бурная беседа. Она клялась ему, что он её первая любовь, что у неё нет и не будет никаких тайн для него, а вот оказывается, что тайна есть, что она его обманула. Ни слезы, ни мольбы, ни клятвы не помогли. Людовик ушел. Лавальер ждала его до полуночи, помня клятву, которую они дали друг другу — никогда не оставлять ссоры до следующего дня. Но он не явился. Измученная, больная, с разбитым сердцем, она отправилась рано утром в монастырь Сен-Клу. Королю во время обедни сообщили о ее бегстве. В сопровождении трех лиц, закутав голову плащом, Людовик поехал в монастырь. Через час влюбленные уже вели нежную беседу. Все было забыто, и оба торжественно вернулись во дворец.

С этого момента начинается величие Лавальер. Для нее был построен Версаль, устраивались торжества и сочинялись песни. Все, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой, впрочем, ничего не нужно было, кроме королевской любви. До какой степени любил ее Людовик, видно из того, что однажды во время родов он сам поддерживал ее в критическую минуту. Среди страшных мучений Луиза бросилась ему на шею и разорвала его ворот из драгоценных английских кружев, стоивших 10.000 фунтов. Затем она упала в обморок.

— Она умерла! — воскликнула в ужасе г-жа де-Шуази, оказывавшая ей помощь.

У короля брызнули из глаз слезы.

— Возвратите ее мне и возьмите все, что у меня есть! — крикнул он.

Однако, как ни любила Лавальер короля, его отношения к ней доставляли ей истинное горе. Она тяготилась незаконностью этих отношений и всегда краснела, когда королева устремляла на нее глаза. Вечером того же дня, когда у нее родился первый ребенок, она явилась на бал в герцогине Орлеанской, в бальном платье и с цветами в волосах.

— Лучше я умру, — сказала она предупреждавшему ее врачу, — чем вызову подозрение, что я — мать.

Тогда еще жила Анна Австрийская и из боязни перед нею Людовик XIV сам скрывал, что у него родились от Лавальер двое детей. Свидетелями при крещении были какие-то мелкие, никому неизвестные люди. Один из них поставил даже рядом с именем в церковном списке слово «бедняк», как бы этим обозначая свое звание. Эти дети умерли еще в нежном возрасте. Один ребенок родился у нее мертвым, потому что мать испугалась грома. «Это поистине не доказывает, — писала по этому поводу принцесса Монпансье, — что отец был таким великим воином».

К стыду, который испытывала сама Лавальер, присоединились еще интриги. Ей завидовали. Ее хотели унизить, погубить. Поддельные письма посылались королеве, чтобы сделать положение Луизы при дворе невозможными Когда однажды Лавальер проходила мимо королевы, последняя по-испански сказала г-же Мотвиль:

— Видите эту девушку с драгоценными серьгами? Она любит короля.

Но Лавальер действительно любила. И любовь ее была тем более искренна, что она чуждалась всякой корысти. Она никогда не пользовалась своим влиянием, никогда не просила о каких-либо милостях ни для себя, ни для кого бы то ни было из родных. Если кто-нибудь ее оскорблял, она относилась к нему еще более благосклонно. Она ходатайствовала за всех, которые попадали в немилость из-за нее. А когда, в 1667 году, Людовик возвел в герцогство имения Вожурэ и два баронства в Турени и Анжу и подарил их Луизе «за ее добродетель, красоту и редкое совершенство, как знак его склонности к ней», иными словами, сделал придворную даму герцогиней, усыновив в то же время ее обоих детей (последних), графа Вермандуа и Анну Бурбонскую, Луиза Лавальер была только опечалена.

— Отныне, — воскликнула она с отчаянием, — все знают мой позор!

Но сознание того, что всем известен ее позор, только еще более подогрело ее чувство. Вскоре после возведения Лавальер в герцогское достоинство Людовик поехал к северной границе, чтобы двинуть оттуда свои войска на завоевание Фландрии и Брабанта. Это был его первый военный поход. Королева со штатом следовала за ним. Она сидела за ужином в маленьком городке Ла-Фер, когда ей сообщили, что на следующий день утром приедет герцогиня Лавальер. В одну секунду она поднялась и удалилась, вся пылая гневом; свита за нею. На следующий день рано утром герцогиня Монпаньсе, отправляясь к королеве, нашла в передней Луизу Лавальер, которая сидела на чемодане, усталая от быстрой езды. Они обменялись только несколькими словами. Королева была в волнении. Но, ответив на поклон герцогини, она села в экипаж. Ее придворные дамы только и говорили, что о бесстыдстве Лавальер. Атенаиса Монтеспан, время которой еще не наступило, воскликнула:

— Не дай мне Бог сделаться любовницею короля! Но если бы мне даже пришлось быть настолько несчастною, я никогда не забыла бы в такой степени всякий стыд, никогда бы так не навязывалась королеве!

Тем временем экипажи поднялись на холм. Внизу, в долине, расположилась лагерем армия. Королева строго приказала, чтобы никто не ехал впереди нее, так как ей хотелось первой приветствовать короля. Однако, Луиза не обратила внимания на этот приказ и, стегнув коня, бросилась вниз по скату холма. Королева вскрикнула. Окружающие едва удержали ее в экипаже.

— Остановите нахалку! — сказала она повелительным голосом.

Но никто не решался это сделать, и королева с холма могла видеть, как Людовик бросился навстречу возлюбленной, как он поздоровался с нею, поцеловал ее руки. Потом он медленно поднялся к королеве, но после приветствия не сел в ее экипаж, как она просила, сославшись на то, что он весь в пыли. Королева с трудом удержала слезы, и сердце ее сжалось, когда она увидела, что Людовик проехал рядом с ее экипажем несколько шагов, потом повернул лошадь, вежливо снял шляпу и галопом понесся к ожидавшей его Луизе.