Opus 2 - Евгения Сергеевна Сафонова

вернула её к жизни, неохотно выплюнув необходимые документы. И, конечно, её возвращение – вымокшей до нитки, почти год спустя, в той же одежде, с вещами, но без памяти обо всём, что произошло после её встречи с машиной – выглядело чертовски подозрительно. Для всех, и для родителей в первую очередь. Но врачи, к которым Еву пытались отправить, чтобы побороть амнезию и посттравматический шок, до странного легко верили её честным глазам и лаконичному «ничего не помню». Полиция отказалась искать неведомых маньяков, заявив, что девочка просто воспользовалась случаем, чтобы сбежать из дома, и хорошо, что вернулась. Мама, пару дней бушевавшая ураганом в халате, намереваясь обратиться в вышестоящие инстанции, через эту самую пару дней вдруг задумчиво заметила за ужином, что и правда: главное, что Ева вернулась. Так ли важно, откуда и почему? И надо ли тратить на поиски злодеев время и силы, которое они могут провести вместе? Раз уж она в целости, сохранности и даже без следов насилия, ну, не считая шрама на груди…

Динка и вовсе на злодеев плевала с самого начала. Просто радовалась, что может снова обнять свою дурилку и с чистой совестью отобрать у мамы сигареты. Как папа радовался, что может поить воскресшую младшенькую куриным бульоном, пока та оправляется от воспаления лёгких: прогулка под дождём, да ещё после высокогорного прощания, не прошла бесследно…

Выключив вдруг опротивевшую мелодию, споласкивая тряпку под тёплой водой, Ева всё ещё смотрела на средний ящик. Там среди открывашек, половников, рулонов фольги и прочей кухонной утвари лежало то, что едва ли можно отыскать на кухне среднестатистической российской хозяйки, даже если эта хозяйка – не-совсем-среднестатистическая студентка консы и артистка оркестра Большого Театра.

Мир затирал следы. Юлил, подтасовывал факты, подкидывал улики, стараясь залатать возникшую дыру всеми возможными способами. Как мог, восстанавливал порядок вещей, так грубо нарушенный девочкой, которая не должна была вернуться из сказки, куда её так грубо отправили.

Мир и правда хранил свои границы – и правду о том, что эти границы существуют.

Интересно, что бы Ева делала, если бы всё оказалось не так просто. Если бы окружающие решили копать до конца. Если бы её упорному «ничего не помню» не верили. Сидела бы она сейчас в палате с мягкими стенами? Или всё так же сошло бы с рук – и ей, и несуществующим похитителям? В конце концов, полиция и без всякой магии частенько не любит ловить даже существующих преступников, да и врачи врачам рознь…

Масло, взбитое с яйцами и мёдом, таяло в миске, когда Ева всё-таки открыла ящик. Вытащив пластмассовую коробку с делениями для столовых приборов, достала из-под неё голубой кристалл на кожаном шнурке.

Так себе тайник. Но она и не дневник Берндетта прячет.

…шесть лет назад, прежде чем позвонить в родительскую дверь, она сунула в горшок с искусственным цветком, украшавший подъездный подоконник, две вещи. Кристалл – и карту памяти, куда заранее сбросила с планшета и телефона всю ценную инфу, включая фото, сделанные в другом мире. Естественно, карту она вытащила задолго до того, как отдала планшет Снежке: мысль, куда пристроить гаджет, если всё выгорит, скользнула у неё ещё во время сборов к третьей попытке. В горшок та отправилась, потому что Ева знала – все её вещи будут обшарены в поисках возможных зацепок, и лучше позаботиться о том, чтобы этих зацепок не нашли.

Опасения, что за неделю, через которую она смогла вернуть свои сокровища, кому-то в кои-то веки понадобится протереть пыль с пластмассовых листьев, не оправдались.

Карта сгорела. Просто не читалась ни одним устройством, обернувшись бесполезным куском пластмассы. Кристалл, как ни странно, уцелел. Ожидать, что он рассыплется на кусочки или превратится в пыль, было бы логично, но нет. Артефакт пережил путешествие между мирами в целости и сохранности.

Телефон, заёрзав по скатерти за её спиной, замурлыкал «стёжкой малою заплутала я», пока Ева смотрела, как зачарованная подвеска качается между пальцев.

Новая работа, новый кавалер, новая жизнь…

…пожав плечами, она бросила кристалл туда, где он точно не будет искушать и мозолить глаза: в мусорку. Вернувшись к столу, взяла трубку.

– Привет, – сказала Ева. – Ты где? А, ясно… Печеньки пеку. Скоро будешь? Хорошо. Люблю тебя.

И, нажимая «отбой», чтобы вернуться к печенью, которое в эту ночь они будут делить на двоих, точно знала: она сделала правильный выбор.

Глядя, как мятный свет бликует в прохладной кварцевой глубине, Ева почти улыбалась. Лишь теперь понимая, какие чувства вкладывали в свои фирменные улыбки представители одной аристократической семьи.

Наверное, так закончить её историю было бы правильнее. Оригинальной, конечно, после Льюиса её всё равно не назовёшь, но тогда в ней по крайней мере читалась бы мораль. Девочка выросла и заземлилась. Вынесла уроки из пережитого в юности и живёт дальше – в реальном мире. Кесарю кесарево, сказкам сказочное.

К сожалению, жизнь и человеческие чувства не особо любят правила.

Грани кристалла вжимались в кожу, когда Ева подошла к столу.

Нажав боковую клавишу, вырубив звук, она смотрела на экран, пока тот не погас, оставляя укоризненное уведомление о пропущенном вызове.

Его зовут Миша. Он рыжий, кудрявый, романтичный и юморной. Хороший кулинар, хороший парень, хороший скрипач. Учится с ней на одном потоке. С прошлого года они вместе играют в квартете. Он ничем не напоминает одного венценосного сноба. Наверное, потому Ева и уступила настойчивым ухаживаниям, которыми её добивались с первого курса.

Вчера он сделал ей потрясающий подарок: обручальное кольцо. Очень быстро, но Миша и так ждал два года, прежде чем дама сердца соизволила ответить ему благосклонностью, и не хотел давать ей возможность убежать. Он сказал, что с первого взгляда понял – эта потрясающая девушка, похожая на грустного эльфа, станет его женой. Он сказал, что делает это не в праздничную ночь, чтобы в новый год они вступили уже в других отношениях.

В ответ Ева сделала ему не менее потрясающий подарок: сказала, что их отношения были ошибкой. Поняла, что не может и дальше смотреть в его влюблённые глаза, вспоминая совсем другие.

Понять бы теперь, что с этим делать. Едва ли разрыв хорошо скажется на квартете…

Сев за стол, Ева – в который раз за шесть лет – закрыла глаза, прижав ладони к губам, словно для молитвы.

Что-то общее с эльфом у неё точно было. Например, за шесть лет внешне она не повзрослела ни на йоту. Смерть и другой мир всё же оставили на ней свою печать: пока это