Великая война. 1914–1918 - Джон Киган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале лета им пришлось признаться своим союзникам, что выполнить это обещание они не смогут. 7 июня Хейг встретился с Петеном в Касселе неподалёку от Ипра и узнал, что две французские дивизии отказались идти на фронт и сменить части на передовых позициях. В действительности таких дивизий насчитывалось не меньше 50, и заверения Петена, что ситуация в их армии была серьёзной, но сейчас её можно считать удовлетворительной[581], являлись большим преувеличением. Ллойд Джордж, будучи в Париже, догадался об истинном положении дел. Он сказал Петену: «Вы не будете сражаться. По той или иной причине»[582] — и предложил опровергнуть эти слова. Петен в ответ лишь грустно улыбнулся. В июне, когда правду о бунтах во французской армии скрывать уже стало невозможно, британцы поняли, что им предстоит воевать в одиночку. Оставалось найти этому оправдание.
Хейг твёрдо верил в победу — и это лучшая из причин для сражения. Его уверенность укрепили июньские события на юге Ипрского выступа. Там 7 июня, в тот самый день, когда Петен впервые сказал о проблемах французов, 2-я армия под командованием генерала Герберта Пламера начала тщательно готовившееся наступление на хребте Месен и добилась полного успеха. Месен — продолжение фламандских холмов к востоку от Ипра — тянется на юг к долине Лиса, которая отделяет равнины Бельгии от французских, удерживался немцами после Первой битвы при Ипре в октябре 1914 года.
Понижение местности там настолько плавное, что взгляд случайного наблюдателя вообще не заметит никаких высот. Присмотревшись внимательнее, можно понять, что позиции, которые занимали немецкие войска, были выше британских вплоть до двух настоящих возвышенностей во Фландрии, гор Кеммель и Мон-де-Ка, и поэтому британцы не имели возможности наблюдать за тылами противника на участке от Ипра до Лилля. Командование британскими войсками на Ипрском выступе давно вынашивало планы захвата хребта Месен, и в 1917 году сапёрные роты прокопали 19 тоннелей, которые оканчивались камерами с взрывчаткой, всего около 500 тонн. На рассвете 7 июня всё это взорвали — отголоски грохота слышали даже в Англии, — и в атаку пошли девять дивизий, в том числе 3-я австралийская, новозеландская, а также ветераны первого дня боёв на Сомме, 16-я ирландская и 36-я ольстерская. Наступлению предшествовала почти трёхнедельная артиллерийская подготовка, во время которой выпустили 3.500.000 снарядов. Когда волны атакующих достигли вершины хребта Месен, оставшиеся в живых защитники не смогли оказать сопротивление, и британские войска почти без потерь заняли то, что осталось от немецких траншей. Этим ударом британцы отбросили врага от южной оконечности Ипрского выступа, что подкрепило желание Хейга атаковать в центре и дойти до фламандского побережья.
Препятствие для второго крупного наступления на Западном фронте после прошлогоднего сражения на Сомме оставалось прежним — колебания премьер-министра. Дэвида Ллойд Джорджа угнетали растущие потери британцев — уже 250.000 убитых при ничтожных военных успехах, за которые пришлось заплатить такую высокую цену. Он искал альтернативу в действиях в Италии против австрийцев и даже против турок на Ближнем Востоке — такая политика получила название выбивания опор из-под Германии. Эти действия не принесли желаемого результата, а просьбы Хейга дать разрешение на большое наступление во Фландрии звучали все громче. Убеждённость Хейга в успехе не разделял генерал сэр Уильям Робертсон — главный военный советник Ллойд Джорджа, бывший кавалерист, природный ум и сила характера которого привели его на высший пост в британской армии. И всё же, несмотря на сомнения, Робертсон предпочёл военную прямоту Хейга политической уклончивости премьера и, когда потребовалось встать на чью-то сторону, выбрал командующего экспедиционными силами.
В июне Ллойд Джордж сформировал ещё один внутренний комитет правительства, в дополнение к комитету по Дарданеллам и Военному совету, чтобы выработать общую стратегию войны. Комитет по военной политике, в состав которого вошли лорд Керзон, лорд Милнер и южноафриканец Смит, впервые собрался 11 июня. Самые важные его заседания состоялись 19–21 июня, когда Хейг рассказал о своих планах и попросил одобрения. Ллойд Джордж засыпал его острыми вопросами и подверг безжалостной критике. Он выразил сомнения в значимости наступления Керенского, на которое рассчитывал Хейг, указал на небольшую вероятность захвата баз подводных лодок и спросил, как можно обеспечить успех наступления, имея лишь небольшой перевес в пехоте и в лучшем случае равенство в артиллерии. Обсуждение длилось два дня. Хейг твёрдо стоял на своём. Ллойд Джорджа беспокоили потери и трудности набора пополнения, но Хейг настаивал: «Нам необходимо вступить в бой с неприятелем»[583]. Он был уверен, что первой цели — вершин хребтов Ипрского выступа — сможет достичь без большого труда.
Именно в этом и состояла суть разногласий: Хейг хотел сражаться, а Ллойд Джордж нет. У премьер-министра имелись веские причины, чтобы отказываться от наступления. Во-первых, ради небольшого клочка земли придётся пойти на огромные жертвы. Во-вторых, данная операция не переломит ход войны, хотя Хейг периодически говорил о великих достижениях этого года. В-третьих, ни французы, ни русские ничем не помогут, а американцы уже идут, и поэтому наилучшим вариантом действий будет череда небольших атак (тактика Петена), а не повторение Соммы. Ллойд Джордж ослабил свою позицию тем, что настаивал на помощи Италии, чтобы заставить Австрию выйти из войны, однако главным просчётом премьер-министра — неожиданным для человека, который с такой лёгкостью управлял своей партией и парламентом — было нежелание надавить на Хейга и ставшего его сторонником Робертсона. Ллойд Джордж чувствовал, что не вправе, будучи гражданским премьером, навязывать свои стратегические взгляды военным[584]. Словом, он согласился с их мнением.
Последствия оказались тяжёлыми. «Фламандские позиции», как называли их немцы, были одними из самых сильных на Западном фронте и в географическом, и в военном плане. С небольших возвышенностей — Пасхендале, Бродзейнде и Гелювельта (на них находилась первая линия траншей противника), открывался вид на практически плоскую равнину, на которой три года артиллерийских обстрелов уничтожили все следы растительности. Снаряды также разрушили дренажную систему на полях, создававшуюся столетиями, так что дождь, нередкий в этих местах, быстро заливал водой поле боя, превращая его в болото. К этой