Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элохим задумался: «Зачем она задает такие странные вопросы?»
– Нет, ты не думай, ответь, что придет первым в голову.
– Мог бы.
– И даже мог бы убить всех людей. И невинных младенцев. И беспомощных стариков. Всех до одного.
Элохим вновь задумался. Ничто не приходило ему в голову. Он чувствовал себя прижатым к стене. Мариам явно его испытывала.
– Мог бы, – за него ответила Мариам, – раз не говоришь «нет».
Элохим почувствовал облегчение. Но тут же Мариам сразила его наповал.
– А свою мать?
Мать Элохима давно умерла. Он ее любил безумно. В детстве не мог представить жизнь без нее. Не ответить на этот вопрос он не мог. Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Отвечу тебе как самому себе. Если бы ты повелела мне убить мать, не знаю, как поступил бы в тот момент.
Она радостно кинулась ему на шею и покрыла все его лицо поцелуями.
– Дада, если бы ты сказал: да или нет, я бы не поверила. Авраам не знал, что способен убить своего сына. До самого последнего мига терзался в сомнениях, колебался, но все-таки занес нож над Исааком и был готов пожертвовать сыном по одному слову Бога. Теперь я не сомневаюсь, что ты также ради меня пойдешь на все. Даже на кровосмешение.
– Нет, родная моя, никогда.
Но Мариам словно не услышала его возражение.
– Ой, дада, знал бы, как много зависело от твоего ответа. Я так рада. Так счастлива. Так горжусь тобою.
Мариам еще не говорила Элохиму, что Габри-Эл, сегодня дважды посетил ее во сне. Первый раз перед рассветом, когда они уснули под дубом. А потом, когда она одна спала в шатре. Сначала он ее обрадовал благой вестью, что она родит сына. Второй раз он ее сильно огорчил, предсказав ей их судьбу.
– Мариам, – сказал Габри-Эл, – у тебя родится сын. Теперь у тебя и сына возможны две участи. Одна из них – жизнь презренного мамзера. Сын вырастет и вечно будет попрекать и пилить тебя, превратит твою жизнь в сущий ад, и, в конце концов, сведет тебя преждевременно в могилу. И сам сдохнет, как собака на обочине дороги. Другая участь – это жизнь Спасителя. Его признает сам Эл Элйон как Своего Сына. Он станет Великим Царем Иудейским и Высшим Священником Эл Элйона. До последней йоты исполнится Великое Тайное Предсказание. Сын твой изменит жизнь на земле, внесет в мир Любовь. Выбор между этими судьбами теперь всецело зависит от Элохима, от силы его любви к тебе, от того насколько он оправдает смысл своего имени. Ибо Спаситель родится от величайшей любви на земле. В первом случае ты назовешь своего сына Пантерой, по имени римлянина со шрамом на лбу, ибо тот попытается изнасиловать тебя, и люди подумают, что это его сын. А во втором случае ты посвятишь сына Эл Элйону и назовешь его именем Имману-Эл.
На прощание Габри-Эл прошептал ей на ухо сокровенную Тайну Тайн Великого Тайного Предсказания Мелхиседека. И обязал Мариам открыть ее Элохиму лишь в том случае, если она не усомнится в нем.
– Дада, теперь я уверена. У меня будет сын.
Элохим смутился. Мариам вновь поставила его в неловкое положение.
– Не смущайся, дада. Надо радоваться. Ты не сделал ничего плохого.
– Адда, кровосмешение – жуткий грех.
– Жутко согрешил Адам.
– Да, я забыл, что Ева была дочерью Адама. Вот видишь, Бог не одобряет кровосмешение.
– Нет, не перед Богом он согрешил. Бог не так щепетилен, чтобы разозлиться из-за мелочей. Подумаешь, Адам всего лишь переспал с Евой! Нет, он согрешил перед жизнью, перед источником жизни, перед всеми растениями. Нельзя было ему срывать плоды с дерева познания. Знания он так и не получил, но зато уничтожил дерево познания. Оно засохло.
– Откуда знаешь? – удивился Элохим, услышав ее необычное толкование грехопадения.
– Знаю, – уверенно ответила Мариам, – единственный грех на этой земле – это грех против растений, источника жизни всех живых существ. Все остальное дозволено. Ты ведь не уничтожал и не повреждал никакого дерева. Ты дашь новую жизнь. Разве это грех, скажи?
– Жизнь мамзера? – грустно спросил Элохим как бы самого себя.
– Нет, Спасителя, – ответила Мариам.
Элохим не поверил. Неужели злая шутка повторяется?
– Адда, я чувствую себя глубоко виноватым.
– Ты ни в чем не виноват. Мы оба ни в чем не виноваты. Разве это наша вина, что мы любим только друг друга!?
– Нет, не наша.
– И ты будешь любить меня всегда?
– Да, родная!
Элохим прижал ее к себе. Она обняла его за шею.
– Лишь двоим дано знать Тайну Тайн, – прошептала Мариам. – Тебе и мне.
Элохим узнал слова, точь-в-точь произнесенные в свое время рабби Иссаххаром, и тут же побледнел. Даже в своем самом диком воображении он не мог бы допустить, что Мариам окажется той самой таинственной женщиной, о которой было сказано в Великом Тайном Предсказании Мелхиседека.
– Ее можно прошептать тебе только на ухо.
Мариам поднялась на цыпочках и дотянулась губами до его уха. Она шептала не долго, но то, что он услышал, превзошло все его ожидания. На какое-то время он лишился дара речи. Закрыв глаза, он крепко прижал ее к сердцу.
– Я наконец-то обрел Его! – промолвил Элохим.
– Да, дада. Теперь ты тоже Его знаешь. И больше не надо искать.
– Скорее бы выбраться из этой страны.
– Но еще остается убить римлянина.
– Какого римлянина? – удивился Элохим.
– У которого шрам на лбу.
109
С той минуты, когда Сарамалла сказал, что у того иудея нет жены, а есть дочь, в Пантере, словно что-то вспыхнуло. Прежде он нападал на своих жертв, не задумываясь ни о чем. У него что-то замыкалось в сознании, как только кто-то возбуждал его. Видимый мир для него сужался. Он не мог видеть ничего, кроме того, что завораживало его взор, будь это большая грудь или полные бедра. Он шел на свою жертву как на манящую цель, едва обращая внимание на то, кто это: женщина, девочка или мальчик. И никогда в его голове даже не мелькала мысль, что все эти изнасилованные им женщины, девочки и мальчики могли бы быть чьими-то женами, дочерьми и сыновьями.
– Ни разу, кхе, не е*ал ни одну дочь. А ты как? Е*ал, чью-то, кхе, дочь? – спросил он с детской любознательностью Дворцового Шута после встречи с Сарамаллой.
Дворцовый Шут тогда, еще не догадавшись о ком речь, объяснил ему, как неразумному детине:
– Видишь ли, Пантера, одно дело, когда не знаешь ничего о женщине, чья она