Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход - Филип Фармер

Через некоторое время поток туристов иссяк. Слишком многие из них попадали по пути в граалевое рабство. Разнесся слух, что путешествовать в этот сектор Реки стало опасно.

Прошло еще шесть месяцев, и запасы древесины в этом районе подошли к концу. За три — шесть недель бамбук вырастал на порядочную высоту, но, чтобы дерево достигло полной зрелости, требовалось не меньше шести месяцев. Все государства на расстоянии пятидесяти миль в обе стороны от Пароландо едва набирали древесину для своих нужд.

Торговые агенты Клеменса заключали договора со все более удаленными странами и городами. В обмен на древесину они поставляли туда железную руду и стальное оружие. На месте падения метеорита оставалось еще много крупных осколков, поэтому Сэм не тревожился о запасах металла. Однако добыча железа требовала огромных затрат труда и рабочей силы. Рудник превратил центральную часть Пароландо в бесплодную, изрытую ямами местность. И чем больше древесины ввозилось в страну, тем больше людей, материалов и машин приходилось привлекать для изготовления оружия и прочих товаров. Кроме того, требовалось строить все новые и новые грузовые корабли, на что уходила немалая часть полученной древесины. А сколько людей стали матросами и охранниками на рудовозах и грузовых баржах! Сколько кораблей пришлось фрахтовать у соседних государств, расплачиваясь все тем же оружием и железно-никелевой рудой!

Строительство шло полным ходом, и Сэм трепетал от восторга, наблюдая за рождением огромного корабля. Он с радостью оставался бы на верфи с рассвета до заката, но бывал там только по два-три часа в день. Административные обязанности поедали его время как голодные крокодилы.

Клеменс пытался переложить часть своих забот на Иоанна, но экс-монарх брался лишь за те дела, которые давали ему дополнительную власть над армией и позволяли оказывать давление на оппозицию.

Попытки уничтожения близких Сэму людей больше не повторялись. Стража по-прежнему охраняла по ночам дом Клеменса, но Иоанн выжидал. Возможно, он решил отложить свою месть до того момента, когда корабль будет построен.

Однажды Джо Миллер сказал:

— Зэм, а вдруг ты ошибзя назчет Иоанна? Возможно, он вполне доволен, что зтанет вторым на корабле?

— Разве может саблезубый тигр лишиться своих клыков?

— Не понял…

— Иоанн прогнил до ядра, — ответил Сэм. — Он родился с червоточиной в сердце. Короли старой Англии всегда считались аморальными ублюдками, и единственная разница между ними и Джеком-Потрошителем состояла в том, что они действовали с благословения церкви и государства. Но безнравственность Иоанна превзошла все пределы, и в Англии стало традицией не называть своих королей этим именем. Иоанна не могла вынести даже церковь, с ее великой терпимостью ко злу в высших инстанциях власти. Папа наложил интердикт[73] на весь народ и заставил Иоанна лизать свои башмаки, как какого-то нашкодившего щенка. Но я уверен, что, даже целуя ногу папы, Иоанн высосал немало крови из его святейшего большого пальца. Говорят, что, обняв на прощание Иоанна, папа долго потом проверял свои карманы, но так и не нашел именные часы. Я пытаюсь растолковать тебе, что этот человек не может измениться — даже при всем его желании. Он всегда останется хищником — помесью гиены и скунса.

Джо запыхтел сигарой, не уступавшей по размерам его носу.

— Мне кажетзя, ты не прав, — сказал он. — Люди могут менятьзя. Взгляни на взех этих шанзеров, на Геринга, на зебя. Ты говорил, что в твое время женщины нозили одежду, которая закрывала их тела от шеи до лодыжек, и вы возбуждализь, увидев зимпатичную ножку или бедро! А теперь ты воротишь ноз, даже когда тебе показывают голую…

— Знаю-знаю! — оборвал его Сэм. — Конечно, старые привычки и то, что психологи называют условными рефлексами, могут иногда меняться под воздействием среды. Поэтому я и утверждаю, что люди, до сих пор не избавившиеся от расовых и сексуальных предрассудков, просто не пользуются тем, что предлагает им мир Реки. Человек может меняться, хотя…

— Ага! Значит, уже может?! — взревел Джо. — Но ты взегда говорил, что жизни людей, их мызли и позтупки определены задолго до появления человечезтва на Земле. Разве не так? Ты еще говорил, что это филозофия детерминизтов. Тебе нравитзя думать, что взе фикзировано на звоих мезтах, и что люди дейзтвуют, как шезтеренки большой машины! Но тогда зкажи мне, Зэм, — как ты можешь верить, что человек меняетзя зам по зебе?

Клеменс нахмурил густые брови, и его светло-голубые глаза сверкнули над ястребиным носом.

— Ты должен понять, что наши теории тоже заранее предопределены, — сказал он медленно. — И если они противоречат друг другу, я тут совершенно ни при чем!

— Тогда зкажи мне, ради небез, какой змызл вообще говорить об этом? — воскликнул Джо, вскидывая огромные ладони. — Зачем нам зтроить пароход или делать что-то другое? Почему бы тебе не здатьзя на волю зудьбы?

— Потому что я ничего не могу изменить, — ответил Сэм. — Как только два первых атома во Вселенной врезались друг в друга, моя судьба была предопределена, включая все мысли, чувства и действия.

— Значит, ты не незешь никакой ответзтвеннозти за звои позтупки, верно?

— Да, верно, — ответил Сэм, почувствовав себя неловко.

— Тогда и Иоанн не может позтупать по-другому, — с усмешкой сказал титантроп. — Именно поэтому он убивает, лжет и ведет зебя как подлая звинья. Разве не так?

— Все правильно. И по воле предопределенной судьбы я вынужден презирать его за то, что он ведет себя таким образом.

— Мне кажетзя, что, езли бы кто-то более умный, чем я, пришел и логичезки доказал ошибки в твоих филозофских догмах, ты зказал бы ему, что по воле зудьбы не можешь зчитать зебя неправым, верно? Ты зказал бы этому человеку, что он зам ошибаетзя, так как ему, чизто механичезки, предопределено думать подобным образом.

— Я прав и, более того, уверен в своей правоте, — ответил Сэм, попыхивая сигарой. — Твой гипотетический человек не убедил бы меня ни в чем, потому что его суждения не имели бы никакого отношения к свободной воле. Знаешь, чем свободная воля похожа на тигра-вегетарианца? Их обоих не существует в природе!

— Значит, твои зобзтвенные раззуждения тоже не имеют отношения к звободной воле?

— Конечно. Мы все нанизаны на одну ось. Мы верим в то, во что нам предписано верить.

— Почему же ты змеешьзя над теми людьми, которые, по твоему мнению, наделены непобедимым невежезтвом? Ведь ты и зам наполнен им до краев.

— О Боже, спаси нас от обезьян, которые считают себя философами!