Мерзость - Дэн Симмонс

— Но тогда им придется повесить на шею электрические фонарики и включать их на сложных участках, — сказал Дикон. Голос у него был почти таким же хриплым, как у меня. — Если бы я ждал их с восемью патронами в магазине «люгера», принадлежавшего Карлу Бахнеру, это была бы плохая новость для восьмерых.

— Вы так хорошо стреляете из пистолета? — спросила Реджи. — Попадете в мерцающий на груди огонек, в темноте, на таком холоде, свесившись с края пропасти?

— Да, — ответил Дикон.

Я заметил странную улыбку, которой обменялись эти двое. Что-то между ними было сказано или признано, не предназначавшееся для меня. Я почувствовал укол ревности и тут же мысленно пнул себя в зад.

— Значит, придерживаемся плана? — спросил Же-Ка.

— Да… если никто не возражает, — сказал Дикон.

Никто не возражал.

— Рюкзаки и дополнительное снаряжение для верхних лагерей готовы, правильно?

— Правильно, — подтвердила Реджи.

— Тогда берем груз и идем в пятый лагерь, прямо сейчас.

Я поднял руку, как школьник, просящий разрешения выйти в туалет.

— Еще не стемнело. Тот немец, который снизу стрелял из твоей винтовки с оптическим прицелом, продемонстрировал завидное искусство. А он не снимет нас по одному, когда мы выйдем на снежное поле Северного гребня и нас можно будет увидеть с ледника?

Дикон посмотрел на вершину и гребни Эвереста, заслоняющие заходящее солнце: Желтый пояс и самые верхние скалы Северного гребня были ярко освещены, а остальная гора и все наше Северное седло теперь оказались в тени.

— Когда мы выйдем на заснеженные склоны Северного гребня, будет почти темно, — тихо сказал он. — Связываться не стоит. Как мы обсуждали сегодня утром, будем передвигаться хаотически — с разной скоростью — и зигзагом, пока не доберемся до перил. Свет не включаем, даже головные лампы.

— А когда доберемся до перил? — спросил я. — Тогда нам придется использовать головные лампы — станет слишком темно, и мы не сможем увидеть опоры для рук и ног. Снайпер с ледника по-прежнему может нас там достать?

— Да, но это максимальная дистанция, — ответил Дикон. — И мы не будем включать головные лампы на трудных участках, где протянуты перила, Джейк. Используем свет звезд, память тела и жумары Жан-Клода.

— Потрясающе.

— Это действительно потрясающе, mon ami, — сказал Жан-Клод. — Если не считать твоего постоянного кашля, все, похоже, нормально себя чувствуют. Мы акклиматизировались — по крайней мере, для этого этапа восхождения. А восхождение на Эверест при свете звезд станет пиком моей альпинистской карьеры.

— Если только не концом карьеры, — с трудом выговорил я между приступами кашля.

— Я дам вам еще микстуры от кашля, мистер Перри, — сказал доктор Пасанг. — Но не слишком много. Кодеин вызывает сонливость и рассеянность, а это совсем лишнее. К счастью, у меня есть таблетка, которая поможет вам бороться со сном.

— До утра нам всем могут понадобиться такие таблетки, — сказал Дикон.

— Мы собираемся пройти весь путь до пятого лагеря в темноте? — спросил я, ощущая невероятную усталость после дня непрерывного кашля вперемежку с выбросами адреналина.

— Нет, Джейк, дорогой мой. — Реджи взяла мою руку в свои. — Вы не помните? Мы остановимся в пятом лагере, чтобы выпить чаю и демонтировать большую палатку, но до рассвета мы должны добраться до шестого лагеря.

Теперь я вспомнил весь план. «Твою мать…» — подумал я. Однако в присутствии дамы, будучи выпускником Гарварда и джентльменом — но в основном потому, что шел 1925 год, — не произнес этого вслух.

Опираясь друг на друга, чтобы не упасть, и низко пригибаясь, мы побрели к четвертому лагерю, где нас ждал груз — и абсолютно немыслимое восхождение.

Глава 12

Если не считать одиночного ночного восхождения на вулкан Эребус в Антарктике несколько лет спустя, в 1930-х, я никогда не видел такой красоты и так не наслаждался восхождением, как во время того ночного перехода в мае 1925 года по Северному гребню Эвереста из четвертого лагеря на высоте 23 000 футов в наш шестой лагерь на высоте 27 000 футов. Возможно, это было идеальное сочетание телесной радости восхождения среди невероятной красоты освещенного звездами пейзажа и психологического комфорта от того, что рядом со мной друзья, которых я люблю.

Конечно, потом я задумывался, не была ли причиной превосходного настроения и радости смесь кодеина и бензедрина, которую влил в меня доктор Пасанг. Я по-прежнему сознавал, что в горле у меня словно застрял острый металлический предмет размером с ладонь, но поскольку кашель ослаб до такой степени, что я мог снова надеть кислородную маску, странное ощущение меня не очень беспокоило.

Мы шли не в связке, сначала в беспорядке рассыпавшись по снежному полю сразу за Северным седлом, а затем снова выстроились цепочкой — по-прежнему не включая фонари и лампы — и пристегивались жумарами к многочисленным перилам, которые мы установили на крутых участках и наклонных плитах.

У нас менялся не лидер, как при переходе по глубокому снегу, а замыкающий, поскольку на долю последнего выпадала нелегкая работа вытащить каждый отрезок перил из проушин в колышках, свернуть, закинуть на плечо и нести до следующей веревки, которую требуется снять.

— Ага… — сказал Жан-Клод во время одной из пауз для смены замыкающего. — Я понимаю необходимость… лишить перил бошей, которые будут нас преследовать… но разве отсутствие закрепленных веревок не затруднит спуск нам самим?

— Обсудим это во время пятиминутного перерыва в пятом лагере, прежде чем двигаться дальше, — сказал Дикон. Насколько я мог судить, он до сих пор не надевал кислородную маску и не открывал клапан. Мы несли с собой столько кислородных аппаратов, что я не понимал, зачем ему теперь экономить кислород.

Мы шли вперед. Теперь уже никто не дышал кислородом, хотя в пятом и шестом лагерях имелись дополнительные аппараты и баллоны. Как будто по молчаливому соглашению берегли его для… чего-то еще.

Дважды до нас доносилось эхо ружейного выстрела из долины далеко внизу, но оба раза я не слышал ни рикошета от скал вокруг нас, ни этого нового для меня, неприятного жужжания стальных пчел, пролетающих мимо. Даже с телескопическим прицелом, которым Дикон предусмотрительно оснастил свою винтовку, из которой по нам стреляли немцы, разглядеть темно-серые человеческие фигуры — мы снова надели поверх пуховиков Финча невзрачные анораки «Шеклтон», а поверх брюк на пуху защищавшие от ветра брезентовые чехлы — темной ночью на фоне скал и грязного снега с расстояния почти в милю было, как и предсказывал Дикон, практически невозможно. Вероятность стать жертвой прицельного огня из винтовки на такой дистанции была не больше, уверял нас Ричард, чем удар молнии, грузовик, камнепад или снежная лавина. (Но поскольку две последние угрозы были для нас реальными, я беспокоился бы немного больше, не находись под воздействием лекарств в состоянии, близком к эйфории.)

В пятом лагере нас ждал обещанный пятиминутный отдых с кислородом на максимальной подаче, а потом мы потратили около пятнадцати минут на разборку «большой палатки Реджи» и распределение опор, брезента, москитной сетки и пола по рюкзакам. Здесь было больше кислородных аппаратов, чем мы могли унести, и поэтому пришлось потратить еще время на то, чтобы перетащить их на усыпанную валунами и щебнем Северную стену, где мы спрятали их за большим камнем треугольной формы. Необычная форма камня будет единственным ориентиром, если при спуске нам понадобится «английский воздух» — при условии, что кто-то из нас спустится оттуда живым. Мы не могли отметить его вешками или флажками, поскольку в этом случае его обнаружат и используют немцы.

Вместе с кислородными аппаратами мы оставили здесь большую часть тяжелых бухт веревки, которую собирали по пути. Каждый из нас тащил на плече или в рюкзаке 150 футов свернутой «волшебной веревки» — даже несмотря на то, что на этом этапе восхождения мы не собирались идти в связке, — и оставалось надеяться, что их хватит для преодоления особенно сложных участков.

Упаковав детали «большой палатки Реджи», заменив баллоны в рюкзаках на новые, спрятав дополнительные и наполовину пустые баллоны на Северной стене и вернувшись на гребень, мы все тяжело дышали, хватая ртом воздух. Тогда я наконец задал мучивший меня вопрос.

— А как насчет отсутствия перил при спуске? — обратился я к Дикону. — Мы собираемся соорудить их из веревок, которые ставили здесь за пирамидальным камнем, и тех, которые спрячем наверху и заберем при спуске? Боюсь, к тому времени мы очень устанем.

— Это вариант, — сказал Дикон между глотками кислорода из баллона. Наконец он воспользовался «английским воздухом», как и все остальные, за исключением Пасанга. — Если немцы отступят — или мы каким-то образом сможем их убить — и если мы будем спускаться тем же путем.