Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ишь, балует, словно ребеночек воет, – сказала русая красавица.
Я бросился к двери, через которую нас сюда впустили, отбросил щеколду и закричал:
– Старик, я тут!
Плач прервался, и я услышал страшный, совсем незнакомый мне, но такой родной отцовский голос:
– Пустите, не затыкайте рот! Сын пришел! Пустите же!
– Папа!
Отец глухо завыл.
Я бросился в тюремный двор.
– Назад! – крикнул с вышки охранник.
Я почувствовал, как кто-то мягко схватил меня сзади за шею и больно, тисками, за ноги. Я вырывался и орал что-то, а отец выл в камере.
– Да что ты?! Да погоди! – слышал я снизу сопение Швеца, который держал меня за ноги.
– Миленький, миленький, успокойся, – шептала русая красавица, повиснув у меня на шее. – Ну золотенький мой, ну маленький, успокойся, – твердила она и вся вздрагивала, словно от ударов.
– Папа! – кричал я что было сил, потому что меня уже почти затащили в камеру Швец, женщина и две старухи с сильными и длинными руками. И в это время тюрьма загрохотала, завопила, заулюлюкала. Слышно было, как в камерах стучали чем-то деревянным по стенам, топали ногами и вопили визгливыми, длинными голосами:
– Дайте свиданку! Дайте им свиданку, псы! Старика пустите, пустите его, свиданку дайте!
Я увидел, как на сторожевую вышку выскочили еще три охранника, щелкнули затворы автоматов, услышал быстрые команды, на Волге начали басить баржи, заглушавшие вопль тюрьмы, – и меня затолкнули в камеру.
Швец упал возле двери, тяжело дыша; в легких у него тонко свистело, и видно было, как возле кадыка пульсировала артерия.
– Там и мой кричал, – шепнул он. – Константин. Я его голос узнал.
Прибежал младший лейтенант, распахнул свое оконце и крикнул мне:
– Ну?! Вот твоя записочка! Он сознание потерял, а мне отвечай?! Все вы только об себе думаете, совести в вас ни на грош!
– Это он прав, – тихо согласился полковник Швец. – Совести в нас ни на грош. Скоты и есть скоты, только тешимся.
– Разговорчики! Кто получил справку – очистить помещение! – приказал младший лейтенант.
В комнату к нему кто-то зашел, потому что младший лейтенант вскочил со своего места и вытянулся.
В оконце показалась седая голова капитана со шрамом через весь лоб.
– Поди сюда, – сказал он мне. Я подошел.
– Иди завтра к подполковнику Малову в областное управление. Я ничем помочь не могу, у твоего батьки запрещение на свиданку.
– Как он сейчас?
– А ты что, не слыхал? – вздохнул седой капитан.
– Швец Константин, тридцать третьего года рождения, осужден Особым совещанием, – начал выкрикивать с пола безногий полковник.
– Знаю, знаю вашего Константина, – ответил капитан, – он в карцере за нарушение режима.
– Что он сделал? – спросил Швец.
– Да так, – ответил капитан и посмотрел в глаза Швецу, – ничего особенного, только строптив, не сломался б…
Швец просиял лицом и полез за сигаретами в нагрудный карман.
– Ничего, – сказал он, – не сломается.
И как-то странно подмигнул капитану, а тот так же странно ответил ему: ничего в его лице не дрогнуло, а все равно ответил, и не просто так, а по-человечески, с болью.
– Продолжайте работу, товарищ Сургучев, – сказал капитан младшему лейтенанту и вышел.
Старуха с лепешками, мать троих Сургучевых, услышав фамилию младшего лейтенанта, стала медленно приближаться к окну. Она утерла ладонью слезы с коричневых, морщинистых щек и спросила:
– А ты не Гришки ли сын, Сургучев? Ты не Гришки ли сын, а? С Колодиш?
Младший лейтенант внимательно и с ужасом посмотрел на старуху.
– Кто следующий, граждане? – сказал он скороговоркой. – Вопросы прошу задавать по существу.
– Гришкин, – уверенно сказала бабка. – И нос, как его, – с горбой, и чуб с крутью, Господи, Господи, брат на брата и отец на сына, толь небо пока не раскололось, когда ж? Когда, Господи?!
И словно слепая, бабка пошла из камеры вон. Следом за ней поехал на жужжалках Швец, а за ним я. В тюрьме было тихо, потому что разносили ужин.
Та ночь в Ярославле
После того как в тюрьме нам со Швецом отказали в свидании с родными и посоветовали пойти к подполковнику Малову в областное управление, мы отправились в гостиницу.
Швец поджужжал на своей платформочке к окошку администратора и постучал по нему деревянным утюжком, которым отталкивался от земли, чтобы быстрее катиться.
Администраторша оказалась пожилой женщиной с маленькой головой на большом теле, но на ее крошечной головке как-то странно умещалось огромное количество крохотных бело-коричневых куделек, что делало ее похожей на барашка.
– Заполняйте бланк, – сказала она Швецу. – Мест у нас нет, но уж вас-то я устрою – как орденоносца и инвалида.
– Мы вдвоем, – сказал Швец, кивнув на меня.
Женщина ответила:
– Я дам номер люкс из исполкомовской брони.
Швец вернулся к столу, и мы начали заполнять длинные бланки анкет, которые выдают администраторы гостиниц перед тем, как вручить гостю ключ от номера.
Напротив графы «С какой целью приехал, куда, к кому, кем выписана командировка и на какой срок?» я написал: «Прибыл как член-соревнователь Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, для обмена опытом лекционной работы». Меня действительно приняли в общество «Знание», когда отец был еще дома. Тогда я учился на втором курсе и довольно бойко излагал разные истории про те муки, которые испытывает национальная буржуазия в странах Среднего Востока, и как она постепенно уничтожается буржуазией компрадорской.
И сюда, в Ярославль, я, понятно, приехал с красной книжечкой общества, которая так успокоительно действовала на гостиничных администраторов и вокзальных дежурных.
Взяв мою анкету с красной книжечкой, Швец покатил к администратору. Сунув в окошко наши документы, он закурил и, оглядевшись по сторонам, задержался глазами на картине «Утро в сосновом лесу», вздохнувши, как-то изумленно заметил:
– Кругом одни медведи – куда ни глянь…
Администраторша, не отрывая глаз от наших анкет, спросила:
– Молодой человек, а вы, собственно, с кем едете обмениваться опытом?
Разыскивая отца, я проехал уже восемь городов, в которых были пересыльные тюрьмы, и всюду устраивался ночевать под маркой обмена «лекторским опытом»; ответил поэтому фразой, которая действовала безотказно:
– С группой начинающих товарищей…
– А командировочка где?
– Идет по фельдъегерской связи, – ответил я туманно.
– Ах, так, – понятливо кивнула администраторша, – что ж, хорошо…
И – отложила мои документы в сторону. Взяв анкету Швеца, она бегло просмотрела ее и – скорее для проформы – поинтересовалась:
– Что же вы не указали причины приезда, товарищ полковник?
– Прибыл в ваш замечательный город, – начал рапортовать Швец, – надеясь получить свидание с сыном, находящимся в пересыльной тюрьме…
– Где-где?!
– В пересыльной
