Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник) - Абрахам Меррит

Но это не рентгеновское излучение: вокруг костей нет того туманного ореола, который бывает при рентгене: его лучи не могут сделать полностью невидимой плоть, окружающую кости. А тут скелеты видны совершенно четко, и ни следа плоти.

Я наклонился, заговорил со своими спутниками.

– Не открывайте пока глаза, – сказал я. – Мы проходим через странное излучение. У него свойства рентгеновских лучей. Меня вы увидите скелетом…

– Что? – закричал Дрейк. Не прислушавшись к моему предупреждению, он распрямился, посмотрел на меня. Даже понимая причину, я не мог сдержать дрожи, когда его череп придвинулся ко мне.

Скелет Вентнора тоже повернулся ко мне; и тут же его внимание привлекло зрелище впереди. Я увидел, как отвисла нижняя челюсть, лишенная плоти; потом шевельнулась: он собрался заговорить.

Внезапно скелеты перед нами снова оделись плотью. Впереди прекрасная женщина и девушка.

Этот переход от сверхъестественно нереального к норме произошел так быстро, что даже в моем лишенном суеверий сознании появилась мысль о колдовстве. В следующее мгновение мы трое стояли, глядя друг на друга, снова облеченные в плоть, и пони больше не казался конем смерти, это снова был наш мохнатый терпеливый маленький спутник.

Освещение изменилось, ультрафиолетовые лучи исчезли, пространство вокруг пронизывали желтоватые отблески, похожие на лучи скрытого солнца. Мы проходили широким, казавшимся бесконечным коридором. Желтый свет становился интенсивней.

– Эти лучи не совсем рентгеновские, – прервал мои мысли Дрейк. – Надеюсь, они во всех отношениях от них отличаются. Иначе у нас могут быть неприятности.

– Еще неприятности? – слегка саркастически спросил я.

– Рентгеновские лучи обжигают, – пояснил он, – а здесь нет возможностей для лечения – если доживем до него, – мрачно закончил он.

– Мне кажется, мы недолго подвергались их действию… – начал я и замолчал.

Без всякого предупреждения коридор перешел в обширное пространство, яркость которого я не могу описать. Помещение больше десяти главных залов Карнака; обширнее знаменитого зала в ужасном Аменти, где на троне между Искателем Сердец и Пожирателем Душ сидит Осирис и судит души только что умерших.

Это храм в своей грандиозности, но человек никогда не создавал подобный храм. Ни в каких сохранившихся от молодости земли развалинах не ощущал я так ясно чуждости и необычности этого места. Ни в руинах храмов, некогда бывших жилищем богов Древнего Египта, ни в колоннадах святилищ Древней Греции и императорского Рима, ни в какой мечети, соборе, церкви.

Все они были посвящены богам: этих богов создал сам человек, как утверждает науки, или эти боги создали человека, как считают верующие; и во всех них чувствовалось присутствие человека.

Дух, сила, заполнявшая это обширное пространство, не имела никакого отношения к человеку.

Ни одно место? Нет, одно вспомнилось – Стоунхендж. В этом круге монолитов я испытал нечто подобное, нечеловеческое; мрачный неуступчивый чуждый дух, будто не люди, а каменные исполины воздвигли эти большие менгиры.

Мы находились в святилище, сооруженном металлическим племенем.

Все оно было заполнено мягким желтым освещением, напоминающим рассеянный солнечный свет. Снизу поднимались сотни гигантских прямоугольных столбов, с полированной поверхности которых, казалось, струится шафрановый свет.

Колонны уходили вдаль, насколько хватал глаз, они стояли угнетающе правильно, подавляюще математически. От их массивности исходило ощущение силы, загадочной, механической, но живой; что–то священническое, жреческое; они напоминали храмовую стражу.

Я увидел, откуда исходит свет, пронизывающий все это пространство. Высоко над столбами плыли десятки шаров, похожих на бледные замороженные солнца. Большие и маленькие, по всему верху горели эти странные светильники, неподвижные, висящие без всякой опоры. С их сферических поверхностей и исходило светло–золотое освещение, застывшее, неподвижное, какое–то замороженное.

– Похожи на звезды на большой рождественской елке, – прошептал Дрейк.

– Это свет, – ответил я. – Конечно. Не материя, не металл, хочу я сказать…

– В них что–то от огней святого Эльма… конденсатов атмосферного электричества. – Голос Вентнора звучал спокойно. Теперь, когда мы явно приближались к сердцу загадки, он овладел собой, снова стал спокойным хладнокровным наблюдателем–ученым.

Мы продолжали молча смотреть; вообще мы почти не разговаривали с начала этой странной поездки, которая, по–видимому, подходила к концу. Перед все новыми и новыми загадками мозг отказывался от речи, он апатично передоверил зрению и слуху сбор сведений, поиски причин, чего–то такого, что способствовало бы пониманию.

Теперь мы медленно скользили через лес колонн; полет проходил так ровно, без всяких усилий, что мы, казалось, стоим неподвижно, а огромные колонны скользят мимо нас. Голова у меня закружилась от этого призрачного движения. Я закрыл глаза.

– Смотрите! – Дрейк тряс меня. – Смотрите! Что вы об этом скажете?

В полумиле перед нами столбы заканчивались у обширного дрожащего зеленоватого сияния – занавеса. Высоко, выше бледно–золотистых солнц, поднимались его складки.

В его мерцании чувствовались лучи зари, он как будто был сплетен из этих лучей. А вокруг плясали прозрачные тени, образовавшиеся от смешения золотого света шаров с зеленоватым сиянием занавеса.

Куб, несущий Руфь и Норалу, подплыл к основанию занавеса и остановился. Норала спрыгнула с него, помогла спуститься Руфи, потом повернулась и махнула нам рукой.

Платформа под нами дрогнула. Я почувствовал, как удерживающая меня магнитная сила слабеет, уходит. Встал с колен и увидел, как спрыгнул Вентнор и с ружьем в руке подбежал к сестре.

Дрейк наклонился за своим ружьем. Я неуверенно двинулся к краю слившихся кубов. Меня что–то осторожно подталкивало. Рядом со мной стоял Дрейк, держа за повод пони.

Куб наклонился, мягко, игриво, и с легким толчком мы все трое оказались на поверхности; мы с Дрейком в изумлении, а маленькое животное тут же принялось разминать ноги и облегченно ржать.

И тут неожиданно четыре блока, образовавшие нашу платформу, разъединились; к ним подплыл куб, на котором ехали женщины.

Четыре пристроились за ним и все вместе исчезли.

– Руфь! – В голосе Вентнора звучал страх. – Руфь! Что с тобой? Что она с тобой сделала?

Мы подбежали к нему. Он стоял, сжимая ее руки, глядя на сестру. У нее были широко раскрытые мечтательные невидящие глаза. Лицо спокойное и неподвижное – зеркальное отражение неземного спокойствия Норалы.