Голубой горизонт - Уилбур Смит

Кадем думал о том, что сказал ему Котс. Он всячески поворачивал его слова в уме, как ювелир поворачивает драгоценный камень в поисках изъяна. И не мог услышать ни одной фальшивой ноты в том, как Котс излагал события.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он наконец.

– У нас общая цель, – ответил Котс. – Я предлагаю договор, союз. Дадим перед лицом Бога и его пророка клятву. Посвятим себя уничтожению наших общих врагов.

– Согласен, – ответил Кадем, и в его взгляд вернулся безумный блеск, который он подавлял. Котсу это показалось более тревожным и угрожающим, чем сабля и кинжал в руках араба, когда они сражались сегодня утром.

Под широкими ветвями дерева верблюжьей колючки, на которых уже появилась свежая листва взамен сожранной саранчой, они дали клятву. Клялись на кинжале Кадема из дамасской стали. Каждый положил другому на язык щепотку крупной соли. Они разделили кусок мяса, каждый проглотил свою часть. Острым как бритва лезвием кинжала они вскрыли вены друг у друга на правом запястье и массировали руку, пока яркая кровь не полилась в их сведенные ладони. Тогда они сжали ладони, так что их кровь смешалась, и держали руки друг друга, пока Кадем произносил чудотворные имена Бога. И наконец обнялись.

– Ты мой брат по крови, – сказал Кадем, и голос его дрожал от могучей связующей силы этой клятвы.

– Ты мой брат по крови, – повторил Котс. Хотя голос его звучал твердо и решительно и он уверенно смотрел в глаза Кадема, клятва его не связывала. Котс не признавал никакого Бога, особенно чуждого Бога этой темнокожей низшей расы. Его интересовала только выгода, и он легко мог нарушить клятву и даже убить своего нового кровного брата без всяких угрызений совести, если сочтет необходимым. Но он знал, что Кадема связывает надежда на спасение и страх перед Божьим гневом.

Кадем в глубине души тоже понимал ненадежность их связи. Этим же вечером, когда они сидели у одного костра и вместе ели, он показал, насколько он проницателен. И предложил Котсу побудительный повод, куда более привлекательный, чем религиозная клятва.

– Я тебе говорил, что я любимец моего дяди калифа. Ты также знаешь силу и богатства Оманской империи. Это царство выходит на Великий океан и на Красное и Персидское моря. Дядя обещал щедро вознаградить меня, если я успешно доведу фатву до завершения. Мы с тобой стали братьями по крови и обещали посвятить себя одному делу. Когда это будет сделано, мы вернемся во дворец калифа на острове Ламу и испытаем его благодарность. Ты примешь ислам. Я попрошу дядю поставить тебя во главе всех армий на африканском побережье. Попрошу сделать тебя губернатором провинции Монаматапа, земли, из которой приходят золото и рабы Опета. Ты станешь большим и неисчислимо богатым человеком.

Словно бы течение подхватило Котса и быстро понесло.

Теперь они двигались по следам фургонов с удвоенной одержимостью. Даже Ксиа заразился этим стремлением к цели. Дважды пересекали они следы стада слонов, шедшего с севера. Возможно, каким-то чудесным образом слоны тоже знали об изобилии, которое принес этой земле дождь. Котс издалека в подзорную трубу наблюдал за стадами серых гигантов, но проявил к ним лишь беглый интерес. Он не позволит, чтобы добыча слоновой кости отвлекла его от главного поиска.

Он приказал Ксиа обойти стада, и они продолжали двигаться дальше, оставив слонов в покое. Котс и Кадем негодовали из-за каждого часа задержки и безжалостно подгоняли людей и лошадей.

Они пересекли широкую проплешину, оставленную саранчой, и миновали обширные равнины. И оказались в стране широких рек и густых лесов, где воздух был насыщен ароматом диких цветов.

Их окружала прекрасная, величественная природа, и обещание еще более богатых земель вело их вперед.

– Мы уже недалеко от фургонов, – сулил Ксиа, – и с каждым днем приближаемся.

Потом они подошли к слиянию двух рек: широкого глубокого потока и меньшего притока. Ксиа удивился увиденному. Он провел Котса и Кадема через поле гниющих, обожженных солнцем человеческих останков, изгрызенных и разбросанных гиенами и другими падальщиками. Ему не было необходимости показывать брошенные копья, ассегаи и щиты, обтянутые сыромятной кожей, многие – пробитые мушкетными пулями.

– Здесь была большая битва, – сказал Ксиа. – Эти щиты и ассегаи принадлежат воинам свирепого племени нгуни.

Котс кивнул. Нет человека, который бы жил и путешествовал по Африке и не слышал легенды о воинственном племени нгуни.

– Хорошо! – сказал он. – Расскажи, что еще ты здесь видишь.

– Нгуни напали на фургоны Сомойи, которые стояли здесь, на перешейке между двумя реками. Он хорошо выбрал место: его спина и бока защищены водой. Нгуни напали на него спереди. Он перебил их как цыплят.

Ксиа рассмеялся и восхищенно покачал головой.

Котс подошел к кратеру посреди опустошенного пространства, перед которым стояли фургоны.

– А это что? – спросил он. – Что произошло здесь?

Ксиа поднял с земли кусочек обожженного запального шнура и помахал им. Хотя он раньше видел и такой шнур, и взрывы, ему не хватало слов, чтобы описать это. Он изобразил поджигание шнура и с шипением пробежал дорогой, по которой распространялось пламя. Добежав до кратера, он закричал: «Ба-бууф!» и высоко подпрыгнул, чтобы изобразить взрыв. Потом упал на спину и забил ногами, трясясь от смеха. Это было так выразительно, что даже Котс засмеялся.

– Клянусь сифилитической дырой шлюхи, – хохотал он, – этот щенок Кортни заложил мину под воинов, когда те штурмовали фургоны. Нам придется поостеречься, когда нагоним его. Он вырос таким же хитрым, как его отец.

Ксиа потребовался весь остаток дня, чтобы до конца разгадать тайны поля битвы, занимавшего обширный участок вельда. Он показал, куда бежали воины и как Джим Кортни и его люди верхом преследовали их и стреляли в убегающих.

Наконец они подошли к заброшенному лагерю нгуни, и Ксиа едва не потерял дар речи, когда понял, сколько скота захватил Джим.

– Как трава! Как саранча! – пищал он, показывая на следы стад, которых гнали на восток.

– Тысяча голов? – гадал Котс. – Пять тысяч? Может, больше?

И попытался оценить примерную стоимость этого скота, если бы удалось довести его до Доброй Надежды.

«В банке Батавии не хватит гульденов, – решил он наконец. – Одно несомненно. Когда я его захвачу, Удеман и эти вонючие готтентоты не увидят ни сантима. Я скорее убью их, чем отдам хотя бы гульден. Когда я здесь закончу, губернатор ван де Виттен по сравнению со мной будет нищим».

Но это было еще не все. Когда вошли в лагерь, Ксиа провел их на дальний край, где стояло ограждение, сделанное из прочных древесных стволов, перевязанных веревками из коры.