Оборотный город - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упыри навострили оттопыренные уши, и мне пришлось быстренько, без особых прикрас и лишних диалогов, описать вчерашнее происшествие с сегодняшними последствиями. И про пса этого серого, и про странные синяки с зелёным отливом, и про нашего полкового лекаря, и про Катины обещания выяснить, нарыть, помочь и про…
Я остановился, когда понял, что разговариваю сам с собой, У Мони и Шлёмы были абсолютно индифферентные лица, и смотрели они подозрительно пустыми глазами не на меня, а на что-то за моей спиной. Как же оно меня достало, это вечное повторение пиковых ситуаций, кто бы знал?! Я молча выхватил пистолет и выстрелил из-под левой руки ещё до того, как обернулся. Серое облако, стоявшее посреди двора, вздыбило колючую шерсть, оскалило клыки и с хриплым воем исчезло в подзаборной щели…
— Значит, серебра боится, — с трудом унимая усиленное сердцебиение, предположил я.
Упыри дружно кивнули. Пару минут мы все трое молчали, каждый думая о своём. Но на это раз недолго, лично я быстро сообразил, что к чему, почём и почему. То есть по какой такой причине двое кровопийц с ближайшего кладбища припёрлись в православное село Калач на Дону прямо посреди бела дня…
— Вы ведь знали о нём? Потому и прибежали на нашу конюшню в пустое стойло прятаться, что сами боитесь этого привидения? И сюда сейчас оно не Прохора добивать пришло, а за вами увязалось. Так за каким хреном горбатым вы нам этого пса снова сюда притащили, а?!
— Слышь, хорунжий, ты тока не руби, не стреляй, не дерись, не матерись, и мы сами на себя полное признание подпишем, — сразу сдался Моня.
Шлёма, может, и рад был бы чуток построить из себя невинно обиженного, но в воздухе ещё витал запах пороха после моего пистолетного выстрела, и он махнул рукой:
— А-а, чего уж зазря выёживаться, всё как на духу поведаем, правду-матку порежем, ничего не утаим! Нам, мужикам, чё друг от друга скрывать, мы ж, поди, не бабы, у нас всё на виду, пропадай моя телега! Теперь-то уж, коли так, и мы не станем, поскольку и сами… по ноздри… в этом самом! А я тебе, Иловайский, напрямую так и скажу…
Я молча подкинул разряженный пистолет в руке, подумал и сунул воронёным стволом Шлёме меж зубов. Он механически захлопнул пасть.
— Вот и помолчи, — поддержал меня Моня, устало вздохнул, виновато поковырялся в носу, вытер коготь со всем наковыренным о рубаху друга и доступно пояснил: — Вчерась пополудни многие того зверя видели. По всем параметрам вроде как привидение серое. По улицам бегало, в тени держалось, кого испугало, кому зубы показывало, но в целом пристойно всё, без жертв. А на нас вдруг напало! Мы с напарничком у Вдовца сидели, на одну рюмочку разлакомились, да и ему нормальное общение тоже необходимо, всё ж один как сыч, тока пьяную речь и слышит… Выходим тихо-мирно, в лавочку к Павлуше направляемся, и вдруг оно из подворотни как сиганёт! Мы — в стороны! Оно между нами да лбом в стену кирпичную и… так и ушло…
— И чего страшного, привидения не кусаются вроде?
— Они и на своих не бросаются, — печально покачал головой упырь, опять сунул было коготь в нос, но, перехватив мой взгляд, тактично передумал. — Мы-то со Шлёмкой и не испугались поначалу. Но при лавке Павлушиной опять эта тварь ровно из-под земли выросла да как зарычит, как кинется! Мы, шустрые, и на сей раз увернуться сумели, а вот мяснику нашему здорово досталось. Вроде только вскользь энтот зверь его колену и задел, а распухла нога в считаные минуточки…
Я кивнул, снял папаху, повесил её на торчащую из Шлёминых зубов рукоять пистолета и крепко призадумался. Упыри, по чести говоря, ребята не робкого десятка: и на меня не раз в атаку лезли, и против Хозяйки голос подавали, и со скелетами французскими рубились отважно, то есть труса по любому поводу не празднуют! А если вспомню, как они с чумчарами беззаконными резались, так и тем более ясно: неспроста они от какого-то хвоста собачьего прячутся, у казаков защиты ищут, не всё там единоцветно мазано.
Получается, спасай плохих и считай это хорошим делом? Как говорит тот же Прохор: «Ежели голым задом в малиновое варенье сесть, так вроде оно вареньем и останется, да тока кто его с тебя ложкой есть захочет?» Вот именно, дураков и извращенцев мало, а нечисть от беззакония спасать только нам и остаётся…
— Потому мы к тебе и рванули, — продолжил Моня, видимо, мои мысли были слишком явно написаны у меня на лбу. — Думали, ты ж характерник, наипервейший на весь Дон!
— Не подлизывайся.
— Все так про тебя говорят! Нам-то чего… Мы с пониманием, что тебе за нас заступиться ни верой, ни службой, ни чисто по человеческим соображениям не положено. На то не в обиде. Вот тока… ежели он неспроста на нас напал? Да и Прохора твоего не случайно зацепило? Что, коли науськали эту зверюгу бесплотную по наши да ваши души…
— Откуда у вас душа-то, нехристи?! — в сердцах сплюнул я, раздражённый единственно Мониной несомненной правотой. А потом мне в голову стукнулась ещё одна нехорошая мысль, но самое паршивое, что упырь опять озвучил её первым.
— А если он после нас да тебя ещё и за Хозяйку возьмётся? От привидения, поди, замками да заборами не убережёшься…
Я скрипнул зубами и резко встал. Моня прав, от привидения вообще ничем не убережёшься, вон серебро сквозь него прошло и лишь отпугнуло. А напади эта погань ночью да исподтишка? Эдак и пистолетов с собой не натаскаешься, и серебра не напасёшься.
Катерина права, надо посоветоваться по этому вопросу с калачинским батюшкой. У священников самый большой опыт в борьбе с ирреальным, если уж даже он ничего не подскажет, тогда… Вот тогда и будем отчаиваться, а пока рано, Бог не выдаст, свинья не съест. Хотя насчёт свиньи не уверен, слыхал всякое…
— Я в церковь.
— А мы? — обречённо уточнил Моня.
— А вы тут сидите. Присмотрите за Прохором, он уснул вроде. Лошадей почистите. Поить, кормить не надо, сытые покуда. Если без меня Фёдор Наумыч зайдёт, это лекарь наш, высокий такой, на кочергу в пенсне похожий, то…
— Прятаться, что ль? — рискнул подать голос намолчавшийся Шлёма, честно возвращая мне обслюнявленный пистолет. — Дак можем и не успеть, коли без стука заявится.
— Ну… тогда… — Я
